в своем бараке на тряпки порвали. Не было бы тогда всех этих последующих воровских лет. Тех, что на постоянном оскале, терках блатных да косых взглядах за плечо — не пристроился ли кто? Ну да что уж теперь… А за Битюга мне накинули срок и перевели
из Усть-Цильмы аж на Колыму. А там в ту пору собрались такие "сливки общества", что дальше ехать некуда. Чтобы постоять за себя, пришлось снова показывать зубы. Я, Клаша, принципиальный противник убийств, но — врать не буду — порой защищаться приходилось насмерть. Но сам никогда никого не унижал. В нашей стране и так унижены все, поэтому унижать людей еще и в лагерной обстановке — это надо просто зверем быть.
— Господи, как же все это ужасно! Наверное, только у нас в стране и могло случиться такое — война между преступниками по идеологическим мотивам. Звучит как чистейший бред.
— Согласен. Тем не менее за этот "бред" суки и воры резали друг друга беспощадно и яростно, на полное уничтожение. Честно говоря, очень сомневаюсь, что в этой бесконечной и безжалостной кровавой круговерти я дотянул бы до конца срока. Но потом, как ты знаешь, случилась бериевская амнистия. И в феврале 1954-го, со справкой об освобождении на кармане, я впервые очутился в Москве. Да только берега к тому времени потерял окончательно.
— А почему в Москве? А не дома, в Ленинграде?
— Как-нибудь потом, после расскажу.
— Почему не сейчас?
— Потому что до обхода осталось полчаса, и я хочу потратить эти драгоценные минуты на более интересное занятие, нежели ковыряние в собственном незавидном прошлом…
С этими словами Барон обнял ее самым непринужденным образом, как обнимаются давно привыкшие друг к другу муж и жена. А, собственно, разве не ими эти двое и были?..
И вот кем, вот какой распоследней тварью надо быть, чтобы после всего этого не пожалеть человека? Да хрен-то с ними, со всеми! С законами, устоями, уставами! Ведь с большой буквы Правда все равно была на стороне Юры. На стороне очень хорошего человека, с которым так несправедливо, так страшно обходилась жизнь — раз, другой, третий… А он, невзирая на это, все равно пытался оставаться человеком.
Слепив Барону фальшивый диагноз, Клавдия была глубоко убеждена в том, что делает правое дело. Не любовнику помогает — вершит справедливость. Есть такое расхожее выражение — "Бог управит". Это так. Но в данном конкретном случае Бог предоставил ей, майору медицинской службы Анисимовой, редчайший шанс "управить" ее же руками. И разве можно было им не воспользоваться? Отвернуться, пройти мимо? Теоретически — можно. Но тогда, по сути, это означало отречься от мужа и отца ее ребенка. Но как после этого она смогла бы смотреть в глаза своему сыну? Их общему сыну? О котором Анисимова так и не рассказала Барону. Теперь-то уж оно было совсем ни к чему. К сожалению. А может, к счастью…
СВОДКА СКРЫТОГО НАБЛЮДЕНИЯ № 3/147-62
За объектом Хрящ по заданию № 0423
Наблюдение велось с 16:00 22.07.62
до 24:00 22.07.62
В 16:45 объект Хрящ был принят выходящим из адреса проживания по Загородному пр., 16 бис-33.
В 16:54 в сквере на Пионерской площади объект встретился с неизвестным гражданином, кличка которому дана Пингвин. Оба проследовали в шашлычную на улице Дзержинского, где заказали бутылку вина и две порции шашлыка.
В 18:10 Хрящ и Пингвин покинули шашлычную и расстались. Дальнейшее наблюдение за объектом Пингвин не велось, по причине несхожести его примет с приметами разыскиваемого. Объект Хрящ прошел на остановку общественного транспорта, откуда троллейбусом проследовал до конечной остановки "Балтийский вокзал" и далее, пешком, выдвинулся в направлении улицы Шкапина.
В 18:50 Хрящ зашел в известный заказчику адрес объекта по кличке Царевна, где пробыл около десяти минут.
В 19:00 объект Хрящ покинул адрес и прошел в гастроном на площади Балтийского вокзала, где приобрел две бутылки портвейна, два плавленых сырка, полкило колбасы "Любительская" и 300 г конфет "Подушечки". После чего в 19:35 возвратился в адрес объекта Царевна.
Вплоть до 24:00 объект адреса не покидал.
В 24:00 наблюдение за объектом временно прекращено до 06:00 23.07.
Приметы Пингвина: ср. роста, плотного т/с, на вид 35–37 лет, волосы черные с проседью, с левой стороны лица возле уха ожог. Одет: серый джемпер с белыми полосами на воротнике, т/синие брюки, черные туфли.
Начальник Управления,
полковник милиции В. Я. Гвоздев
С входной дверью коммуналки пришлось немного повозиться, но с дверью, ведущей в комнату Любы, проблем не было. Барон всего лишь просунул лезвие ножа в щель между дверью и косяком и тихонечко отжал "собачку" замка. Всех делов-то.
Неслышно ступая, на ощупь, он вошел в комнату и сразу понял, что его здесь сегодня не ждали. Из темноты, со стороны кровати, раздавались характерные звуки любовных игрищ, с тяжелым дыханием, ритмичными ударами и поскрипыванием.
Барон поставил чемоданчик, нашарил табурет, уселся, закинул ногу на ногу и, выждав небольшую паузу, ухнул с усмешечкой:
— Бог в помощь!
Люба испуганно взвизгнула, а Хрящ от неожиданности громко пустил ветры.
Не сразу нашарив кнопку, Люба зажгла свет в торшере.
— Ф-фу, дурак, напугал! Чуть не родила со страху!
— Так уж сразу и родила? Я гляжу, вы еще толком и зачать-то не успели.
— Тьфу! Типун тебе на язык. Откуда ты вообще взялся? Через форточку залетел, что ли?
— А тебе не все равно? Важен результат.
— Если б было все равно, все бы лазали в окно. Так нет, зачем-то дверь прорубают, — сердито огрызнулась Люба. Ей было неприятно осознавать, что Барон застал на ней именно Хряща. Потому как то был клиент, после которого, что называется, ниже падать некуда.
Сам же Хрящ, напротив, пришел в себя и расплылся в довольной радостной улыбке:
— Ну ты дал, Барон! А главное, даже я ничегошеньки не учуял. — Он нашарил под одеялом трусы, натянул и слез с кровати. — А ведь я тебя по всему городу разыскиваю. Ты даже не представляешь, наскока кстати объявился.
— В части "кстати" вопрос спорный. Ладно. — Барон подхватил со стола бутылку недопитого портвейна. — Я на кухню, а ты заканчивай тут и тоже подваливай. Побазарить в самом деле нужно.
— О дает, а?! Талант! — восхитился Хрящ. — Ну чего, Любк, давай, по-быстрому?
— Да пошел ты! На кухню! И вообще — валите-ка вы оба отсюда! Я спать хочу!
Люба демонстративно отвернулась, уткнулась лицом в подушку и с головой накрылась одеялом. Хрящ в ответ лишь пожал плечами, надел штаны, подобрал с пола остальные свои шмотки и вышел следом за Бароном.
— …В общем, хреновая выдалась неделя. А тут еще и Зойку Графиню повязали.
— На Зойку вашу мне начхать с высокой колокольни. Но вот что касается Бельдюги…
— Да ты не ссы! Кто-кто, а Бельдюга не вломит.
— Знаю. Вот только товар с Грибоедова, получается, йок? Ручкой сделал?
— С товаром — да, худо. Когда Бельдюгу взяли, кодла евонная на другой день кто куда рассыпалась. Лови их теперь по всему Союзу майками.
Барон и Хрящ сидели в огромной коммунальной кухне за чьим-то "индивидуальным" столиком (у Любы своего здесь не имелось, не заслужила). Свет не зажигали — для задушевного, вполголоса, разговора им было вполне достаточно освещения от уличного фонаря за окном.
— Ч-черт! А ведь всего и делов было — грамотно товар распихать. Что за народ нынче пошел: ни украсть, ни посторожить… Так ты меня по всему городу искал, чтобы поведать душераздирающее известие за выловленную Бельдюгу?
— И за него, и не только. Классная тема надыбалась, без особых напрягов сделать можно. Только есть нюанс: если делать, то не позднее послезавтра.
— Ты же знаешь, я не люблю импровизаций с чистого листа. Есть такой средневековый принцип, он же тезис: "Барон всегда идет на войну, зная, что он ее выиграет. Иначе лучше совсем не ходить".
— Да при чем тут война? Я ж говорю, там нюанс имеется…
— Тебе что, на аменины словарь иностранных слов подарили? Что ты заладил "нюанс, нюанс"?
— Во дает! Почти угадал. У меня на Загородном, в общем сортире, именно такая подтиралка лежит. Полезная вещь, вроде как гадишь и как бе просвещаешься.
— Ключевое — "как бе". Переведи на человеческий: что там у тебя за нюа… Тьфу, блин, прицепилось!
После того как Хрящ вкратце пересказал историю хаты на Марата, в стенах которой размещался персональный "эрмитаж" заведующего оптовой базой сантехники и фаянсовых изделий, Барон надолго задумался. А потом вынес свой вердикт:
— Нет. Не глянется мне эта тема.
— Да ты чего?! Квартира двадцать три часа в сутки пустая стоит. И замки дверные — барахло. Верняк!
— Во-во. С чего бы это вдруг барахляные замки, да на двери, за которой, как ты говоришь, малый Эрмитаж?
— Да потому, что заведующий этот — сквалыга редкостная. Такие, знаешь, шампанское пьют, а на спичках экономят.
— А за психологический портрет хозяина в газете прочел?
— Почему в газете? Тоже Вавила рассказал.
— Вот и еще одна причина, по которой не шибко хочется пристёгиваться в эту упряжь. Мутный он, твой Вавила. Мальчик с глазами предателя.
— Слухай, Барон, нам с ним все равно детей не крестить. Отмаксаем ему крошек с пирога да и разбежимся… Ну, так чего? Может, все-таки поставим хату? Завтра прокатимся, посмотрим, что к чему. А послезавтра…
— Подумать надо.
— Думой камня не своротишь, — сварливо проворчал Хрящ.
Тем не менее Барон снова задумался. И на сей раз думка его затянулась на две подряд выкуренные папиросы.
— Э-эх, кабы мне деньги до зарезу не были нужны, хрен бы я в эту делюгу вписался. Но, учитывая, что на кармане меньше сотки осталось…
— Вот-вот! У меня такая же фигня!
— Шут с тобой. Давай попробуем. Адрес, где Вавила дохнет, знаешь?
— Знаю. Он в Свечном переулке обретается.
— Тогда собирайся, пойдем.
— Прямо щас, что ли?