— Не надо. Эту допьешь, и — хватит пока…
В служебном кабинете инспекторов уголовного розыска Анденко и Захарова голосил-надрывался телефон. Но поскольку обитатели кабинета в настоящий момент продолжали отбывать срок в актовом зале, снять трубку и принять исключительно важную информацию было решительно некому…
…Стоящий в таксофонной будке Вавила вслушивался в длинные гудки, на чем свет стоит костерил про себя "начальника" и обильно потел.
— Ну как, получил от зазнобы увольнительную?
Вавила вздрогнул, испуганно обернулся и уткнулся в Барона.
— А-а-а-а-а… Э-э… Нет… Ее того… дома нет. Не подходит…
Барон молча перехватил у него телефонную трубку, прижал к уху.
— Приходите в гости к нам, когда нас дома нет… А на нет — и суда нет. — С этими словами он повесил трубку, забрал двушку и сунул себе в карман. — Пошли. Нет у нас времени на бабьи капризы…
Час спустя самые разные события внутри и вокруг квартиры с нехорошим номером "13" завертелись столь непредсказуемо и стремительно, что для удобства их изложения далее приходится запускать хронометраж. Не протокола, а пущей объективности ради.
16:21 мск
трамвай девятого маршрута
— Вот на фига загодя премся?! Только лишний раз харями светить. Хоть бы сумерек дождались.
— Не бурчи. Посидим пару часиков во дворе, а там Ершов с Ладугиным подтянутся, сменят. А мы к бабе Гале поднимемся и уже там, с парнями, окончательно дожидаться станем.
Совещание закончилось без четверти четыре. И пары минут не прошло, как Анденко с Захаровым выскочили из отдела и припустили к трамвайной остановке. Нужного ждали долго. Вплоть до того, что Григорий уже подумывал пожертвовать заначкой и потратиться на такси. Но тут наконец пригромыхала "девятка", и приятели втиснулись в переполненный вагон. Учитывая, что у Захарова под мышкой была зажата давешняя шахматная доска, злобного ворчанья и откровенной брани в его адрес было отпущено с горочкой.
— Кстати, Мыкола, ты оружие получил?
— Не-а, не дали в дежурке.
— Твою ж… А мне почему сразу не сказал?
— А чтобы тогда изменилось? Сегодня дядя Миша на раздаче.
— Красный нетопырь?
— Он самый. Сказал, утром Геращенков ствол уже получил, и, дескать, хватит с нас. Для одной операции.
— Вот скотина! Ладно, будем надеяться, что не понадобится. Уж вшестером-то как-нибудь да одолеем.
— Ежели чего — вот этой самой шахматной доской да по сусалам Барону, по сусалам, — пошутил Захаров.
Григория шутка не повеселила.
— Сплюнь, — на полном серьезе посоветовал он приятелю. — И вообще… Не грози на грязи — сперва вывези… О, следующая наша! Давай, пробирайся на выход…
16:28 мск
квартира бабы Гали, кухня
В качестве закрытого поста наблюдения квартира соседки бабы Гали подходила идеально. Во-первых, во входную дверь была ввинчена заморская диковина — глазок, позволяющая без проблем следить за лестничной площадкой в целом и за дверью квартиры № 13 в частности. Во-вторых, из окна кухни прекрасно просматривался двор, причем в сектор обзора неминуемо попадал каждый человек, направляющийся к подъезду. Именно у этого окна, за кухонным столиком сидючи, с самого утра и несли службу оперативные сотрудники в штатском — Виктор Волчанский и Алексей Геращенков. Занавеска на окне была плотно задернута, только нижний уголок как бы случайно задрался. Сей нехитрый прием позволял одному из сотрудников обозревать двор, но при этом оставаться со двора незамеченным.
В данный момент на месте смотрящего обустроился Геращенков. Сидящий напротив него Волчанский тасовал колоду карт — оперативники коротали время, играя в "очко". Играли не просто так — на интерес, на папиросы поштучно.
— Да хорош уже ее мусолить, сдавай!.. Еще… Еще одну… Хм… Себе… Вскрываемся!
— Девятнадцать!
— А, ч-черт! Восемнадцать.
— Миль пардон! Па-а-апрашу!
Геращенков вытянул папиросу из своей пачки, переадресовал напарнику и снова контрольно глянул в окно — чисто.
— Та-ак! Опять лодыря гоняете? — проскрипело за спинами сварливое.
— Так ведь солдат сидит — служба идет, — лениво отдежурился на скрип Геращенков.
А вот Волчанский возмутился:
— Чья бы корова мычала, но, извиняюсь, ваша, Галина Маркеловна… Лодыря! Да я за эти полдня, вашими заботами, так наломался, словно бы вагон угля разгрузил.
— Ох уж и наломался? Подумаешь — шкаф передвинули, корыто повесили и выключатель починили. Всех делов-то!
— А полочку?!!
— Вот Гришка вечером заявится, я ему все расскажу, — контратаковала баба Галя. — Про то, как вы, вместо того чтобы за двором приглядывать, в карты резались.
— А вот сие, Галина Маркеловна, есть форменное стукачество, — заключил Геращенков.
— Вот-вот. Вставай, Лёшка. Пошли со мной.
— Куда опять?
— В спальню.
— Вы, Галина Маркеловна, женщина, безусловно, привлекательная, но не до такой же степени? И вообще, я человек семейный.
— Тьфу, паскудник! Да чтоб у тебя язык отсох, такие гадости произносить! Карниз там… подстучишь. А то на соплях держится — вот-вот отвалится.
— Не, теперь Витькина очередь тимуровскую пилотку надевать.
— У Витьки твоего руки из задницы растут.
— Па-азвольте?! — оскорбился Волчанский.
— Пошли-пошли, Лёшка, не кобенься. А то ужином вас кормить не стану.
— На смену стукачеству явился грубый шантаж. Ох, и штучка вы, Галина Маркеловна. Надо будет вас в картотеку подучетного элемента занести.
Геращенков встал из-за стола, кивнул напарнику, дескать, давай, пересаживайся, все равно старуха не отстанет.
— Хоть бы рассказали, кого вы там всё высматриваете? А то я Гришку и этого вашего, как его… Захарова… давеча пытала — молчат как партизаны.
— Мы с Виктором, разумеется, можем посвятить вас в сию государственную тайну. Но тогда вы сделаетесь носителем секретной информации, и по окончании операции придется вас, извините, ликвидировать.
— Тьфу на тебя еще раз! Балаболка!
Старый да малый направились в спальню, а Волчанский продолжил наблюдение…
16:33 мск
ул. Марата, гастроном
А вот Барон на такси не поскупился, и в половине пятого машина выгрузила троицу налетчиков возле гастронома, за полквартала от дома "фаянсового директора". И сейчас сия несвятая троица представляла собой зрелище презабавное. Нет, Барон-то как раз удачно подобрал себе типаж командировочного госслужащего, при котором его вечный спутник — небольшой фанерный чемоданчик — смотрелся вполне органично. Но вот Хрящ и Вавила — у одного накладная староверческая борода, у второго, напротив, клинышком, а-ля Троцкий, — выглядели скорее комично. Ну да и не на групповую карточку приехали сниматься.
— …Хрящ, прогуляйся до квартиры, понюхай там вокруг и притуши соседскую "зыркалку". Если чисто, подымайся этажом выше, мы ровно через пятнадцать минут выдвинемся следом. Учуешь чего — не дергаясь, спокойно, уходишь и двигаешь в гастроном. А мы тебя на предмет хвоста поизучаем. Вопросы?
— У матросов нет вопросов, но ответов — до фига! — отрапортовал Хрящ, продолжая катать за щекой кусочек жеваной смолы.
— Надеюсь, ты уважил мою просьбу?
— Какую?
— Вытащить шпалер из ридикюля и оставить его дома, на рояле?
— Бли-ин! Совсем из башки вылетело.
— А у тебя вообще что-нибудь когда-нибудь туда влетало?! — рассвирепел Барон. — Всё, последний раз с тобой на дело иду!
— Барон! Ну прости дурака? Матерью клянусь — запамятовал!.. Ну что мне его теперь — в эти кусты выкидывать, что ли?
— Не скули! Если у тебя память девичья и мозгов с гулькину дурилку, это еще не означает, что за ради этого мы, вон с ним, готовы в разбойную статью вмазываться, — услышав прилагательное "разбойный", и без того мандражирующий Вавила окончательно сбледнул лицом. — Всё, ступай! Глаза б мои тебя…
Вжав голову в плечи, пристыженный Хрящ перешел улицу и направился в разведку.
— Пьяница проспится, дурак — никогда! — ругнулся Барон, закуривая.
В этот момент его охватила непонятной природы тревожность. Как сказал бы Чибис — "чуйка забеспокоила". Когда вчера, после визита на улицу Марата, он вынес Хрящу необратимое "ДЕЛАЕМ", Барон не знал, что
через пару часов получит на руки 250 шальных рублей, а к ним, до кучи, пышущую оптимизмом телеграмму из Москвы. С этого момента его персональные финансовые проблемы разом потеряли былую остроту, и необходимость в незамедлительном подломе первой подвернувшейся под руку квартиры, как ни крути, отпала.
Опять же — тема была сырая, не проработанная. А подельники — друг друга краше. Один, придурок, приперся на дело со стволом на кармане. Второй — просто мутный, вечно глазенки отводит: не то очко играет, не то прячет чего за душой. В общем, дико расхотелось Барону в этот адрес заходить. Но и отказаться — как? Сослаться на ту самую профессиональную чуйку? Кто другой, тот же Шаланда, его бы понял правильно, лишних вопросов задавать не стал. Но эти два клоуна…
16:38 мск
квартира бабы Гали, спальня
Карниз в спальне и в самом деле держался "на честном слове и на одном крыле". А потолки в комнате, между прочим, трехметровые. А стремянки нет.
Так что пришлось Геращенкову сооружать пирамиду из подручных средств: придвинув к окну стол, водрузить на него табурет, а сверху — маленькую скамеечку. Совершив осторожное восхождение на вершину, инспектор осмотрел место крепежа, достал из кармана молоток и принялся загонять опасно покосившийся крюк обратно, в несущую стену. Но крюк ни в какую не поддавался.
— Умели, собаки, при царском режиме кирпичи обжигать! — брюзжал с верхотуры Геращенков. — Это тебе не наши, на дерьме замешанные.
Он в очередной раз со всей дури шарахнул молотком по крюку, и… карниз сорвался. Вот только не в месте нанесенного удара, а в противоположном. Стремительно описав маятниковую дугу, карниз безжалостно смахнул со стола не только возведенную Геращенковым конструкцию, но и самого инспектора. Падение, оно же фиаско, оказалось стремительным. Вслед за грохотом, зафиксировавшим приземление на паркет, тишину квартиры разорвали семиэтажный мат инспектора и истошные взвизги бабы Гали. И когда эта какофония звуков донеслась до кухни, Волчанский преступно оставил наблюдательный пост, кинувшись в спальню.