Зачем я так подробно рассказываю и о школе и о колхозном садике?
«Что это дает мне? — спросит иной читатель. — Один детский комбинат плох, другой хорош. В одной школе балетный класс, в другой не хватает швейных машинок для уроков труда. Много ли от меня, обычного родителя, зависит?»
Для того и пишу, чтобы показать, что многое, очень многое зависит от каждого!
Все явственнее в результате перемен в экономике и социальной сфере становится связь каждого из тружеников со всем коллективом. От результатов усилий всех и каждого сегодня на предприятии, в колхозе зависят общественные фонды — те самые, которые прямо определяют качество ведомственных детских учреждений. И совхозный садик, и колхозный, и заводской может быть лучше или хуже, в зависимости от того, как работают папы и мамы.
Все больше утверждалась я, размышляя, в этой мысли: сегодня отлично трудиться на своем рабочем месте — долг и гражданский, и родительский. В колхозе имени Фрунзе это было всегда и наглядно связано: труд взрослых и условия жизни детей. Коллектив сам здесь решает, как ему развиваться дальше: обновлять ли, скажем, технику или строить пионерлагерь.
Так что получалось: все справедливо. Вполне соответствует принципу нашей жизни — получай заработанное сполна. Здесь самоотверженно, творчески, инициативно трудятся. Значит, имеют полное право жить богаче соседей. И для детей своих создавать лучшие условия, строить для них много, красиво, с размахом.
Чем дальше я отходила от непосредственных впечатлений, которыми одарила меня Бессоновка, тем больше я думала вот о чем.
Материальная сторона дела здесь важна не только сама по себе. Она служит доброму делу создания иных коллективных ценностей — тех, на которых воспитывается молодежь.
Первая из этих ценностей — гордость за родной колхоз, родное село.
Въезжающих на центральную усадьбу колхоза встречает большой плакат: «Бессоновцы! Любите родное село! Умножайте своим трудом его славу!» Зная, что здесь ничего не делают зря, что не любят здесь пустых лозунгов, уверена, что здесь отражена реальная программа руководства хозяйства и общественных организаций. И программа, выверенная точно.
Сегодня нельзя не замечать этого явления: в нравственной, жизненной и профессиональной ориентации молодого человека все большую роль играет престиж родительского трудового коллектива, ближайшей социальной ячейки общества.
Разумеется, это в меньшей мере касается столицы и больших городов, где жизнь динамичнее, влияние разнообразнее. Но в маленьком городке очень часто основное предприятие диктует законы бытия. А в селе и вовсе зависимость прямая: чем выше производственные успехи коллектива, чем громче его слава, тем сильнее притягательная сила, воздействие на каждого ученика и выпускника местной школы.
Мне приходилось видеть коллективы, попасть в которые все мечтают с малых лет. Причем в известной и общепринятой «пирамиде престижей» родительские профессии занимают не самые высокие места. Так, скажем, швейное дело — не самое завидное в нашем обществе, а раскройный цех — не космодром и не вычислительный центр. Но дети работающих на Тираспольском швейном объединении имени 40-летия ВЛКСМ, как правило, идут в его цеха. Даже сыновья становятся механиками, слесарями, ремонтниками, техниками, инженерами здесь, на «женском» предприятии (причем сыновья главных специалистов и руководителей тоже). Таков авторитет объединения, что каждому в маленьком молдавском городке ясно: именно в его цехах человеку лучше работается, чем в другом месте, а коллектив позаботится и о быте, и о досуге каждого труженика.
Те же процессы я наблюдала в колхозе имени Кирова Эстонской ССР. Хозяйство, словно магнит, тянет к себе молодежь не только из сел, но и из городов республики, из Таллина. Все знают, что больница здесь лучше, чем в столице, врачи первоклассные, столовая даст фору ресторану, магазины полны дефицитных товаров, заработная плата очень высокая. А еще прекрасный Дворец культуры, детский сад, Дом ветеранов, библиотека, музей. Кому же не хочется трудиться именно там, где все — от мелочей до главного — «по высшему уровню»?
Думается, вот-вот наступит время, когда не надо будет решать проблему, как закрепить выпускников школы и в колхозе имени Фрунзе. Работать здесь будет так же почетно, как на Тираспольском объединении. И далеко не каждый сможет стать членом колхоза, придется выдерживать конкурс, как в колхозе имени Кирова. Однако для этого нужны время и наработанный авторитет. И тираспольчане и колхозники из Эстонии, о которых шла речь выше, начали свой путь раньше. Фрунзенцы сделали свой рывок в последнее десятилетие.
Среднее работающее поколение еще помнит другие времена — трудные, тяжелые и, главное, не отмеченные вниманием к сельскому труженику. Деды и бабушки, отцы и матери взрослых детей, вступающих в жизнь, еще не всегда и осознают перемены. Инерция сознания такова: село — это хуже, чем город. А чем? Почему? Об этом они не задумываются; действуют стереотипы, складывавшиеся десятилетиями.
Честно говоря, мне не довелось встретить родителей, которые бы без всяких колебаний сказали: хочу, чтобы дети остались работать в селе. Среди молодых тружеников, вчерашних выпускников, немало отвечали на мои вопросы: решение принято правильно, жизнью в колхозе довольны. Но этот факт отражения в родительском сознании пока не нашел.
Родители, с которыми мне приходилось беседовать о судьбе подросших детей, разошлись во мнениях не очень резко. Местные, у которых здесь жили еще деды и прадеды, склонялись скорее в пользу колхоза, однако не слишком горячо. Да, здесь корни. Да, хорошо, чтобы дети продолжили их дело, приняли заботу о доме (неважно, что дом подчас новый, недавно приобретенный — в этом случае понятие дома расширяется, становится внутренним, «корневым»). Иногда говорили мне так: «Не надо бы от родительских могил». Или: «Куда из этих мест? Здесь все родственники, все друзья наши». Но интонации несли следы некоторой принужденности. И на прямой вопрос: «А если дети захотят в город?» следовало: «Пусть попробуют».
Те же мамы и папы, что еще не вросли в здешнюю почву, не обросли родственными связями, и вовсе не против того, чтобы младшие попытали счастья на стороне. Нет, не потому, что здесь плохо, ну а вдруг где-то лучше. «Все тянутся в город, пусть и наши туда же» — примерно таков немудреный и немудрый ход рассуждений.
Жизнь, конечно, берет свое. И старшеклассники подчас лучше чувствуют токи времени, чем их семейные наставники. Они много ездят, много видят, сравнивают, убеждаются, что Бессоновка кое в чем обогнала и областной центр. Кроме того, и вчерашние выпускники, осевшие в колхозе, — «за село». К этой бы агитации да здравый голос старшего — отца, матери... Но...
Вот только один откровенный разговор на эту тему. Собеседнице около сорока. Переехала в Бессоновку несколько лет назад, до этого жила на Украине. Семье на новом месте понравилось. Прижились, уезжать никуда не собираются ни она, ни муж. Рассказывает, как отправляла старшую дочь учиться в областной центр.
— Волновалась: сдаст — не сдаст экзамены? Председатель узнал, удивился: зачем рисковала? То ли поступит, то ли не наберет баллов. Мы бы, говорит, целевым назначением от колхоза направили. И стипендию свою платили бы. Учителя нам нужны.
— А впрямь, почему не обратились в правление? — спросила я.
Женщина на секунду сбивается, а после смущенно объясняет:
— Ну, чтобы не брать обязательств. Ведь тогда в колхоз вернуться надо.
— А это... плохо?
— Нет. Но вдруг замуж, или куда в город направят. Поступила моя на общих основаниях.
Поступить — поступила. Но, судя по всему, материнские мечтания не воплотятся в жизнь.
— Вернется, наверное. На практику сюда попросилась, все праздники она здесь. Кто поймет? Может, личное что ее сюда тянет, не пойму.
Все мы знаем: давление родительского авторитета оказывается довольно сильным в пору жизненно важного выбора, самоопределения, особенно в тех случаях, когда юноша или девушка не знают, какое им принять решение. А расхождение между влиянием школы, колхоза, общественных организаций и скрытым, почти «тайным» воздействием семьи порождает довольно тяжелые психологические ситуации и жизненные коллизии и сильно осложняет жизнь молодых людей (об этом еще пойдет речь). Причем колебания, естественно, охватывают не только тех ребят, в чьих семьях не одобряется решение остаться в селе, но и их приятелей, друзей. Сталкиваются два противоположных воздействия, а поле «битвы» — душа неокрепшая, незрелая.
В этом конфликте не много логики, еще меньше — пользы. Опять же досадное несовпадение: одни и те же папы и мамы на деле работают на престиж колхозных профессий, а на словах — «против». Не на трибуне «против», а дома, в узком семейном кругу...
Как хочется председателю, чтобы взрослые наконец однажды взглянули вокруг непредвзятым взглядом! «Что мне с ними делать, с этими «мудреными» родителями? Может, экскурсию для них организовать на предприятия Белгорода и Харькова? Пусть сравнят. На химкомбинат. Или к конвейеру их подвести, а? Пусть задумаются наконец, чем там лучше-то их детям будет?!»
Бессоновские педагоги работают «по линии профориентации» в основном с самими ребятами. Может, выбрать путь не такой прямой и помочь папам и мамам пересмотреть устоявшиеся взгляды? Может, так снять внутренние противоречия? Ведь если каждый в трудовом коллективе будет пропагандистом общих устремлений и в собственном доме, наедине с близкими, это придаст коллективным ценностям подлинную силу и убедительность.
Урок как урок
На уроке труда второклассники в ярких косынках, сатиновых беретах и нарукавниках готовили поздравления ко дню Советской Армии братьям, папам, дедушкам, знакомым. Они делали это очень старательно. Целью урока было — научить ребят пользоваться клеем и ножницами, сделать их руки более ловкими, развитыми. А для каждого из малышей обернулось добрым порывом порадовать близкого человека. Прежде чем приняться за красочный коллаж, всем классом повторили правила рабочего человека, написанные педагогом на доске. «Каждый работает на своем рабочем месте», «Работай дружно», «Кончил работу, убери свое место быстро и аккуратно». Что ж, такие истины годны в любой, и более серьезной, ситуации.