«Важнее дела нет». Гапоненко взялся вести кружок не без дальнего прицела. В колхозных мастерских существует «проблема станочников», кадров не хватает.
Кадровая проблема — одна из очень острых. Не случайно о ней говорил Горин на съезде. Да и в каждой беседе со мной не уставал повторять: все будет путем, все наладится, когда сложатся прочные местные кадры — с корнями, с традициями, привязанные к этому краю.
— Нынче кадры вам хорошие на тарелочке не поднесут. Нужны иногда годы, чтобы их подготовить. Идите в школу. Присматривайтесь. Убеждайте, что лучше вашего труда нет. Приучайте. Приводите на рабочее место — требую от специалистов. Они же — родители. Те самые, что будут печалиться, если опустеет сельский дом и замаячит перед ними одинокая старость. Помогайте друг другу. Ты убеди его Маню, он — твоего Ваню не спешить, присмотреться, попробовать сельский труд. Вдруг понравится?
Этим и занимается, по сути, Геннадий Иванович, приходя каждую среду сюда.
Помимо всей четко отработанной системы, помимо всех ступеней профориентации, нужно и это: непосредственный импульс от старшего к младшему, личное воздействие нынешнего колхозного труженика на тех, кто придет в хозяйство через год и через несколько лет.
Гапоненко работает не с выпускниками, не с девятиклассниками даже. Он вербует смену с детских лет.
Вот стоят они, мальчишки в двенадцать-тринадцать-четырнадцать лет у станков в защитных очках, в рабочей спецовке, напряженно вглядываясь в деталь. Приносят своему учителю горячую втулку, вместе что-то измеряют, вместе обсуждают чертежи, и видно, что ничего на свете в этот миг нет для них интереснее.
— Геннадий Иванович, — спрашиваю я, — а что они делают? Чем вы сумели их так «зацепить»? Кружок ведь дело добровольное. Могли бы на улице бегать.
— Что вы! Их и после двух часов с трудом отсюда выпроваживаю. Ну, сначала я посмотрел, что мои младшие друзья могут, на что способны. Что можно сделать на этих школьных токарных станках. Работали по хоздоговору — болты и шайбы. Обрели точность — предложил им сделать... мини-трактор. На основе мотоцикла, мотор от него. Здесь такой трактор очень пригодится. Очень удобно обрабатывать пришкольный участок, расчищать близлежащую территорию.
Как загорелись мальчишки! Создать конструкцию не так и трудно, хотя пришлось головы поломать. Посидели, подумали, как и из чего делать. Но самое сложное: подогнать друг к другу узлы от разных механизмов. Здесь-то и нужно токарное мастерство. Вот и стали учиться. Шли от простого к сложному. Мальчишек подгоняло стремление создать что-то реальное, то, что можно увидеть и показать. Нужную вещь.
— Я прихожу в школу раз в неделю, — продолжает Гапоненко. — А в остальное время, бывает, ребята сами прибегают ко мне в мастерские. Мысль в голову пришла — поделиться. Или хоть постоять рядом со мной во время работы. Вижу, руки у них тоскуют. Думаю, что такие (а таких у меня человек шесть) когда-нибудь непременно придут в наши колхозные мастерские. Не завтра и не послезавтра. Через годы. Им и школу еще надо кончить, и армию отслужить, но приму их в свою бригаду с большой радостью!
Совет по коммунистическому воспитанию действует
Союз родителей и школы (то есть колхоза и школы) закреплен и организационно.
— О нашем совете по коммунистическому воспитанию слышали? — спрашивали меня в Бессоновке время от времени.
Председателем этого совета вот уже много лет является Василий Яковлевич Горин, его заместителем Валентина Николаевна Лазарева. Знала я, что совет этот действует и в нормальных, «спокойных» ситуациях, и в особых, тревожных случаях. К сожалению, на заседание совета мне не удалось попасть, не совпало с командировкой. Знакомилась с его деятельностью по протоколам.
В одном из них повестка дня значится так: «Отчеты начальников производственных участков о воспитании детей в семьях колхозников». Вот так: спрос не с педагогов (с них-то само собой), не с родителей (тем более!), а с руководителей хозяйственных звеньев.
На том — далеком уже — заседании речь шла конкретно о школьнике Юре. Тот Юра пропустил от осени до весны в общей сложности 113 уроков, плохо успевал по основным предметам.
Начальник участка сам побывал в семье Юры. Выяснил, что родители относятся к воспитанию безответственно, отец и мать выпивают. Мальчиком в основном занимается тетка, но не справляется с этой ношей.
Собравшиеся на совет спрашивали у начальника производственного подразделения, какие меры приняты были к родителям.
Кстати сказать, именно трудовой коллектив имеет в этом отношении куда больше реальных возможностей. Слова педагога не всегда действуют на тех, кто опустился, плохо ведет себя в быту. А руководство, правление колхоза, имеет реальные меры воздействия: скажем, лишить родителей годовой премии — а это крупные суммы. Потеря их весьма ощутима. Плохим воспитателям есть и помимо денег что терять. Льготные путевки в санатории и дома отдыха — тоже не для них. И туристические поездки «горят», если дома человек ведет себя недостойно и плохо воспитывает детей. В общественных местах и на работе с пьяницами и дебоширами уже давно покончено, а в семейной обстановке иные еще могут покуражиться. И здесь на них находит «укорот» совет.
Думается, сегодня такое вмешательство в «дела семейные» никому не покажется жестким или неуместным. В доме, где правит бутылка, кончается всякое воспитание, разрушается полностью родительская ответственность за растущего человека, и общество не может с этим мириться.
Как часто еще приходится сталкиваться с тем, что в цехе или на ферме знают «тихих», «домашних» пьяниц. Окружающие делают даже попытки защитить страдающих от попоек детей. Но душеспасительные разговоры на пьяниц, как известно, не действуют. Лишишь их премии — они и не заметят, десяткой меньше — десяткой больше. Вот если премия исчисляется в сотнях рублей или в тысячах... Подчас и горький пьяница задумается, пить или не пить. Так что у бессоновцев очень реальные рычаги воздействия. И опять-таки благодаря экономическим успехам, высокому материальному уровню жизни.
Другое заседание совета было посвящено тому вопросу, который меня особенно интересовал: профессиональной ориентации учащихся старших классов. И поворот темы был совершенно неожиданным.
Не захотели остаться работать в колхозе два парня-выпускника. Братья Филатовы. Оба — умелые трактористы, оба нужны хозяйству.
Собравшиеся «поднимали» одного за другим начальника щетиновской бригады, специалистов среднего звена. Вопросы задавались вполне конкретные: когда последний раз посещали школу? Кто последний раз беседовал с братьями? Кто их обучал? Как приучали к работе? В чем видится просчет? Какие выводы сделаны на будущее?
ЧЕТВЕРТЫЙ ДЕНЬ
Класс на ферме
О Надежде Яковлевне Власовой я уже слышала не раз. Похвалил ее Горин, перечисляя педагогов, которые особенно горячо и активно входят во все колхозные заботы. Тепло отозвалась секретарь партийной организации колхоза Валентина Павловна Карпенко. За нужное дело взялась и делает его очень интересно — таков был смысл сказанного. У Валентины Павловны дочь в школьном звене животноводов. Так что есть у партийного вожака взгляд на новое не только со стороны или сверху, но и изнутри: глазами девятиклассницы, входящей в производственную бригаду, имеет возможность посмотреть она на происходящее.
С Власовой сама я познакомилась накануне вечером, уже уходя из школы. Волосы цвета золотистой смолы, зеленоватые глаза. На молодом лице следы утомления — нелегкий рабочий день позади. Решили вместе: предварять рассказом поездку на ферму с учащимися не стоит. Лучше все сама посмотрю на месте.
— Приходите к автобусу утром. К подъезду школы. Отсюда и поедем все вместе на Бессоновский молочно-товарный комплекс.
У школьной бригады свой автобус. Получен как премия за отличную работу ученической бригады на ВДНХ. На нем мы и должны поехать на второй участок.
Ранним утром со всех сторон Бессоновки торопились к машине девичьи фигурки. Хоть и не доярка, хоть и «оператор машинного доения» называется та специальность, какой они решили овладеть в школе, а юноши в эту группу пока не идут. Бывает, в зрелые годы приходит на ферму мужчина, а в молодые... Нет, пока одни девочки занимали места в автобусе.
С интересом присматриваюсь: какая она, нынешняя сельчанка в шестнадцать лет? Как и предполагала: от городской девятиклассницы этих не отличить. Яркие вязаные шапочки, длинные шарфы, закрученные узлами на концах, вязаные яркие гетры. Несмотря на трескучий мороз, никаких пуховых платков, никаких валенок.
Плохо ли — хорошо ли, но мода нынче везде одинаковая, разносит мгновенно телевидение и эту вольную манеру — волосы из-под шапки, и даже движения, пластику, манеру смотреть вокруг, говорить.
Переговаривались девочки в автобусе мало. Не потому что стеснялись присутствия постороннего человека (то есть меня), а просто так в этом классе заведено. Именно в этом. Потому что, как сказала Надежда Яковлевна, у каждого класса словно бы своя душа. У этого, девятого, не простая и не открытая. В другой день в этом же автобусике я поеду с десятым «на Чайки» (на свиноферму), и небольшое пространство салона наполнится песнями — местными, туристскими, теми, что репетируют во Дворце. Может, возраст другой. Год в это время много значит, старшими пройден сложный отрезок и сделан естественный шаг к простоте и открытости. А эти... Эти мои спутницы старательно играли какую-то всем полюбившуюся роль, перебрасывались репликами замысловато-ироничными, отрывочными. «Ну, подруга, у тебя вовсе не третья сумка за год» (что означало — что именно третья). Или: «Мы не опаздываем?», «Буренка извинит». Внешне равнодушные, внутренним напряжением они были прикованы друг к другу плохо скрываемым интересом. Те отношения, в которые постороннему вход запрещен.
Пока мы едем, Надежда Яковлевна рассказывает мне, как непросто было ей взяться за новое дело, поставить обучение школьников массовым животноводческим специальностям. И не только потому, что многое пришлось менять ей в собственной жизни. До этого преподавала биологию в школе. Дело, конечно, тоже беспокойное (школа есть школа), но отлаженное. Организация производственного обучения поставила перед ней немало трудных задач. Можно было, конечно, пойти по пути наименьшего сопротивления. Давать теорию в школе, а на практику эпизодически привозить старшеклассниц на ферму. Но что бы это дало? Не имея рабочего места, не привыкнув к труженикам фермы, девочки чувствовали бы себя экскурсантками.