– Я здесь уже около месяца военным министром и до сих пор не знаю своего положения и своих прав, – говорил он. – Вместо чисто деловой работы, здесь идёт политическая борьба, в которой я принимать участия не хочу, потому что считаю её вредной для ведения войны, и в силу этого я не считаю возможным в такой атмосфере и обстановке работать даже на той должности, которую я принял. Как только генерал Болдырев прибудет в Омск, я тотчас сложу с себя полномочия.
Об этом решении Колчак заявил семнадцатого ноября. Повернуть запущенного процесса вспять уже было нельзя. Но Кромина снова царапнуло мучительное сомнение: прав ли он, так отчаянно добиваясь возведения адмирала в диктаторы против его воли? Не медвежью ли услугу оказывает ему и всему делу? Вспомнился вечер накануне отъезда Александра Васильевича на фронт. На правительственном банкете собрались представители правительства, командования, союзных миссий, корреспонденты газет, дамы… Адмирал сидел в углу стола. Так вышло, что места вокруг него пустовали, и казалось, будто бы все покинули его. Одиноко просидел он весь вечер, не обращая внимания, с каким повышенным интересом следили за ним многие присутствующие. Чёрные, проницательные глаза озарялись по временам ласковым, горячим блеском. Этот лучистый блеск придавал лицу Александра Васильевича неповторимое обаяние. Когда длинные, тяжёлые веки его опускались, лицо делалось непроницаемым, скорбным, трагичным. И его щемящая одинокость среди многолюдного общества в этот вечер усиливало впечатление трагичности фигуры адмирала. Он был один в бушующих волнах житейского моря, бороздить которые оказалось неизмеримо тяжелее, нежели волны океана. На него одного обращены были все взгляды, возлагались надежды. На него одного решено было без его согласия возложить всю тяжесть власти, и никто из решивших не подумал, посилен ли будет ему такой груз? Власть навязывали ему насильно в слепой уверенности, что этот морской рыцарь одолеет любые шторма. Навязывали и… будто бы заранее покинули, оставив один на один со всем этим страшным грузом. В тот вечер впервые испугался Борис Васильевич, что совершил ошибку. Испугался за адмирала, на чьи плечи должна была вот-вот лечь власть. Выдержит ли тяжесть её этот уже теперь надломленный испытаниями человек? Имел ли право он, капитан Кромин, на такое самоуправство? Конечно, он был лишь одним из участников заговора, но разве это снимает ответственность?..
А отступать было уже поздно. Один из министров Сибирского Правительства поднял тост:
– Предлагаю выпить за наше блестящее прошлое и, надеюсь, ближайшее будущее – адмирала Колчака!
Не ведал произносивший, что выступил в роли пророка…
Утром восемнадцатого ноября совет министров, потрясённый ночным арестом своих коллег, собрался на совещание с тем, чтобы решить, кому вручить власть. По одному голосу отдано было за генералов Болдырева и Хорвата. Колчак вновь отказался от предложенной ему власти, его попросили удалиться, и в его отсутствие приняли решение, что именно ему надлежит стать диктатором. Александр Васильевич был поставлен перед фактом и уклониться не посмел. Казалось бы, всё свершилось так, как замышляли заговорщики, но что-то мешало Кромину радоваться, какая-то заноза сидела в сердце, и не было средств извлечь её.
Адмирала Борис Васильевич застал в настроении возбуждённом, но безрадостном.
– Примите поздравления, Александр Васильевич… – неуверенно начал капитан, но осёкся, поймав на себе пристальный взор Колчака.
– Благодарю. Хотя вам и известно, как я отношусь к той власти, которую вынужден оказался принять. Я не искал её и к ней не стремился. Но любя Россию, я не посмел отказаться от неё.
– Вы ведь сами всегда были ярым сторонником твёрдой руки. Объективно, в Сибири нет руки более твёрдой, чем ваша. Вы наше знамя! Теперь, когда вы Верховный Правитель…
– Вот ещё звание, которое бесконечно раздражает меня! – вспыхнул адмирал. – Зачем это? Я Верховный Главнокомандующий вооружёнными силами Сибири, а Правителя Россия изберёт себе сама.
– Я нахожу, что титул Правителя уместен более. Вы не только командующий армией. Все отрасли гражданские также подчинены вам. Вы правитель России!
– Россия не избирала меня правителем. А только Сибирь, – заметил Колчак. – Мне глубоко неприятна вся эта ваша политика, Борис Васильевич. Я понимаю, что вокруг ведётся какая-то игра, в которой я ничего не смыслю. Вопросы политические пусть решают те, кому это положено. Моя же первая и главная забота – армия.
– Я не сомневаюсь, что под вашим началом она продолжит победительное шествие своё. На Черноморском флоте мы все знали, что, если во главе стоит Колчак, то победа неизбежна, – с чувством произнёс Кромин.
– Здесь не флот, – резонно откликнулся Колчак. – Мы переживаем тяжелейший момент. Россия разорена на части, хозяйство разрушено. Армии нет. Идёт тройная распря, ослабляющая собрание страны. И длится усобица, в братоубийственной бойне гибнет несчётное множество полезных сил, которые могли бы принести Родине громадную пользу. Армия… Нам не во что одеть нашу армию. Солдаты идут в бой в шинелях, пошитых из мешковины! Это – армия?!
– Союзники обещали оказать помощь нам.
– Союзники? – тонкие губы адмирала скривились. – Союзники преследуют свои цели, и надежды на них у меня нет. И вообще, Борис Васильевич, я убеждён, что Россию можно спасти только русскими силами. Самое лучшее, если бы они совсем не приезжали, ведь это какой-то новый интернационал. Мы говорим, что у большевиков воюют китайцы, мадьяры и прочий сброд. А нам не забудут англичан, французов и японцев. И крыть нам будет нечем… Положим, очень уж бедны мы стали, без иностранного снабжения не обойтись, ну а это значит попасть к ним в зависимость… Кабала! Горе в том, что русские не в состоянии встать на национальную платформу. Нельзя ставить интересы партийные выше долга национального. В этом отношении одинаково виноваты оба направления – левое и правое. Каждая политическая борьба, пока не становится на национальную почву, на программу обновления России, является вредной…
Александр Васильевич Колчак, как и большинство офицеров, не жаловал политику и политиков. При этом, в отличие от многих, он ещё задолго до революционных потрясений был знаком с некоторыми из них. Тяжело переживая поражение России в войне с Японией, Колчак принялся разрабатывать пути возрождения и реорганизации флота. Его воля, его идеи и талант организатора сделали его одной из ключевых фигур в этом деле. К его мнению прислушивались не только сверстники, но и адмиральский эшелон. Долгое время Колчак был председателем Петербургского военно-морского кружка, организованного его единомышленниками. Этот кружок впоследствии был переведён в Морской Генштаб, и там Александр Васильевич выступил со своим ключевым докладом «Какой нужен Русский флот», в котором говорил: «России нужна реальная морская сила, на которую могла бы опереться независимая политика, которая в необходимом случае получает подтверждение в виде успешной войны. Эта реальная сила лежит в линейном флоте, и только в нём, по крайней мере, в настоящее время мы не можем говорить о чём-либо другом». В качестве эксперта Колчак неоднократно выступал на заседаниях комиссии по обороне в Государственной думе. В жарких прениях он убедительно доказывал необходимость предлагаемых им мер, добивался, чтобы дорогому для него делу, жизненно необходимому для России, был дан ход. Там Александр Васильевич познакомился с Александром Ивановичем Гучковым, с большой чуткостью относившимся к проблемам армии и горячо поддержавшим программу возрождения флота, включавшую в себя строительство новых мощных кораблей, реорганизацию управления военно-морскими силами, освоение новых методов ведения боевых действий. Александр Васильевич был вдохновителем, двигателем этой гигантской работы, неутомимым и бесконечно преданным ей. Со своими соратниками он составил прогноз, в котором ещё задолго до войны с Германией, предсказал её и даже почти точно определил срок её начала. В преддверье этой войны флот нужно было реформировать срочно, чтобы не случилось новой Цусимы. Это ясно было Колчаку и его единомышленникам, но политикам ясно не было. Новый морской министр Воеводский приостановил и начал перекраивать уже запущенную программу возрождения флота, за которую столько времени сражался Колчак. Потрясённый и крайне удручённый этим фактом, Александр Васильевич отошёл от дела, погрузившись в науку. Но вскоре Воеводского сменил Григорович, возобновивший реализацию программы и попросивший Колчака приехать в столицу и продолжить работу по претворению её в жизнь. После этого судостроительная программа отныне не встречала преград, и по ней спускались на воду мощные, маневренные, хорошо вооружённые корабли, линкоры, крейсера, подводные лодки… Рождался новый российский флот, в считанные годы он достиг такой мощи, что немецкие суда не смели приближаться к русскими берегам, а опыт русских моряков приезжали перенимать даже союзники. Великой славой покрыл себя Флот на Балтике и Чёрном море, и как бы ещё умножилась она, состоись операция в проливах… Но вновь вмешались политики, и на этот раз вмешательство их обернулось непоправимой катастрофой.
Но именно в политику толкали его преданные сторонники, в политику, которую он ненавидел, не понимал, которая отнимала великое множество сил, не принося удовлетворения, а лишь опустошая душу. Это началось ещё в Петрограде, где адмирал находился некоторое время по оставлении Черноморского флота. Газеты запестрели заголовками «Вся власть – Колчаку», «Адмирал Колчак – спаситель России» и т.п. Его имя наряду с именем генерала Корнилова называли в качестве кандидата в диктаторы. Сколько общественных деятелей и офицеров ещё с тех пор вынашивали эту идею! Но и тогда, как теперь в Сибири, Колчак отказывался от этой роли. Отказывался, ясно видя, что дело не поставлено, что организации нет, что есть лишь туман, благие пожелания и слова. Впрочем, на предложение объединить деятельность нескольких патриотических организаций и возглавить единое движение, имеющее целью подавление большевиков, адмирал ответил согласием. Обратился к Александру Васильевичу и предс