Ничего не подозревая, Екатерина развернула записку и прочла:
«Человек никогда не остается без помощи; пользуюсь этим путем, чтобы предупредить вас, что вчера вечером граф Бестужев арестован, лишен всех чинов и должностей; с ним арестованы ваш бриллиантщик Бернарди, а еще Елагин и Ададуров».
Лист выпал из рук великой княгини, закрутился и упал бы, но Левочка ловко его подхватил, смял и кинул быстро в камин.
– Чем я могу помочь вам, Ваше Высочество?
– Вы уже помогли. Передайте нашему другу, чтобы сказался больным и, пока все не уляжется, при дворе не появлялся. Так будет лучше.
Предупреждение напугало Екатерину. Она была в панике. Она не знала, что может сказать Бестужев, как он будет вести себя на допросе. Что против него есть у Тайной канцелярии, да и вообще – что ей делать?! Прежде всего нужно срочно сжечь все подозрительные бумаги – Екатерина подошла к тайнику, подумала и без сожаления высыпала, не перечитывая и не перебирая, все. Пусть лучше сожжет лишнее, чем даст ниточку, которая приведет ее в крепость.
Вечером двор перешептывался: свадьба, но императрица отсутствует – небывалый случай. Екатерина делала вид, что ничего не знает и веселится как положено, но в конце вечера не выдержала и все же проявила любопытство. Она подошла к князю Трубецкому – прокурору и главному недоброжелателю Бестужева – и, как бы между делом, спросила:
– Не находите странным, что государыня отсутствует на свадьбе?
– Ее Величество, очевидно, заняты.
– Ах да, такое происшествие: арест произведен, а за что арестовали, не найдено, – улыбнулась Екатерина, внимательно наблюдая за реакцией Трубецкого.
– Мы сделали то, что нам было велено, Ваше Высочество. Но не сомневайтесь – мы все найдем! Виновных накажем!
Раскланявшись, они разошлись. Екатерина отправилась на поиски супруга и нашла его в добром расположении духа. С некоторым удовлетворением она обрадовалась, что может ему испортить настроение.
– Вчера арестовали Бестужева.
– Как?! И вы мне говорите это только сейчас?! – возмутился наследник.
– Вы были заняты, вы просили никого к себе не допускать, полагаю, ваша занятость связана с одной из моих фрейлин. Не могла же я врываться к вам?
Великий князь вспыхнул, по лицу поползли красные пятна, но он быстро взял себя в руки.
– Что нам угрожает?
– Вас могут лишить главной игрушки – вашей личной гвардии. Проверьте, нет ли каких опасных бумаг, Ваше Высочество. – Екатерина сделала реверанс и постаралась быстрее отойти – к ним приближалась фаворитка Петра, с весьма недовольным видом, а вступать в разговор с фрейлиной и слушать глупости не входило в ее планы.
На следующий день Екатерину посетил саксонский советник Штамбке, он был дружен с Бестужевым. Улучив момент, он сообщил:
– Вам просили передать: все опасные бумаги сожжены. Вам ничего не угрожает.
– Благодарю вас, достаточно не замышлять ничего худого, чтобы жить в мире с собою и ничего не опасаться. Верно? – Екатерина не знала, насколько можно доверять Штамбке. Да и не считала нужным показывать свою озабоченность и причастность к каким-либо делам Бестужева: двое – это заговор, а раз он открыт, то лучше проявить мудрость и постоять в сторонке, ведь ее пока не арестовали. Канцлер молчит, сохраняя ее, Екатерину. И все ж она решила через своих людей, коих знала как шпионов Бестужева, предупредить Бестужева. Через свою юнг-фрау Владиславову Екатерина послала записку: «Вам нечего бояться, успели все сжечь».
Несколько дней Екатерина и все делали вид, что ничего не произошло, но шепот придворных о чрезвычайном событии слышался во всех закоулках дворца. Через того же Штамбке Екатерина узнала, что Тайная канцелярия нашла переписку Бестужева с Понятовским. Разлука с любимым человеком становилась неминуемой. И тут великокняжескую чету постигло горе – их дочь Анна Петровна заболела и умерла…
Екатерина не выдержала, плакала часами, ее вновь одолела ипохондрия, она никого не желала видеть и довела себя до такого состояния, что вынуждены были вызвать лекаря. Проснувшись утром, она узнала, что Владиславову уволили по распоряжению императрицы. Очевидно, прознали о записке, которую Екатерина передала через нее Понятовскому, назначив встречу в русском театре. Долго искать виноватого не пришлось – великий князь отказался ехать и запретил давать супруге карету.
Все это возмутило Екатерину, она взялась за перо и написала императрице, что больше жить в таких условиях, пытаться наладить отношения с супругом не в силах и просит отпустить ее домой. Навсегда.
Отчаяние и слезы стали спутницами на долгие дни, великая княгиня желала одного – пусть ее отпустят, ведь всем тогда будет хорошо. Она надеялась втайне, что в случае развода и ее отъезда сможет соединиться с Понятовским. Именно этого она желала больше всего. Быть просто женщиной. К тому же Екатерина не питала иллюзий, что Бестужев сможет быстро выкрутиться и освободиться. А без его поддержки ей не выстоять. Но ответа от императрицы все не было, так же, без причины. После некрасивой ссоры прекратил общение с нею и великий князь. Следствие по делу Бестужева продолжалось, но никаких новостей к ней не поступало. И в тот момент отчаяния вдруг, внезапно появился новый друг, который протянул руку помощи, по собственной воле и чистосердечно, ничего не требуя взамен.
Племянница духовника императрицы – Дубянского – камер-юнгфера Шаргородская призналась:
– Душа у меня болит, глядя на вас, Ваше Высочество! Мы все боимся, вы изводите себя. Ваше горе непоправимо, но спасение можно получить в молитве и беседе со священником. Вы позволите мне поговорить с моим дядей? Я постараюсь убедить его побеседовать с вами.
– Спасибо. Надеюсь, мне не будет отказано в такой милости!
Протоиерей Дубянский пришел, и ему поведали все горести и напасти. Екатерина исповедалась. На исповеди не лгут, протоирей поверил каждому ее слову. Но разбил мечты об отъезде – за великой княгиней не водилось греха, из-за которого высылают и дают развод. В глазах священника и общества Екатерина имела хорошую репутацию. И все же Екатерина продолжала надеяться – ей позволят уехать. Она понимала, что сына ей не отдадут, но с его «потерей» душа уже давно смирилась. Явная угроза попасть вновь в полную изоляцию, при наличии у наследника, бывшего когда-то другом и соратником против Елизаветы, фаворитки, которая явно вытесняла супругу, не оставляла Екатерине шансов на победу в прошлых замыслах. И все же… Корона Российской империи – сладостная мечта с одной стороны и жизнь с любимым человеком – она ни на миг не сомневалась в искренних чувствах Понятовского. Что же важнее? Зачем ей развод?! Жить в нищете… Без будущего. Как мать мотаться по столицам. Не иметь своего дома, и это после одного шага от престола!
Исповедь действительно помогла Екатерине разобраться в себе. Без сомнений протоиерей доложит обо всем, что сказала Екатерина, не слово в слово, а главные мысли и чистые намерения. Елизавета получит нужную Екатерине информацию и будет рваться на части, не зная, что предпринять. К тому же Бестужев, судя по всему, молчит – в ее комнатах не было обыска, в покоях наследника тоже, значит, замысел бывшего канцлера пока не под угрозой, ей нечего бояться – ее не в чем обвинять. Так что рано она собралась бежать – корона всегда перевесит любые чувства. Она должна бороться за свое будущее.
Елизавете со всем ее штатом шпионов и доносчиков не переиграть ее.
Никогда.
А тайное общество графа Воронцова еще раз получит по носу щелчок.
Послание императрицы Екатерине передал Александр Шувалов, именно он и пришел за нею, когда на часах уже было далеко за полночь.
– Ваше Высочество, хорошо, что вы не спите, вас зовет государыня, – поклонился приближенный императрицы.
«Мой час пробил! Или пан или пропал!» – Екатерина осенила себя крестным знаменем и проследовала в покои. Едва войдя, она бросилась Елизавете в ноги и обняла их, спрятав лицо в складках шелкового халата – слезы никак не хотели капать. А были нужны как никогда.
– Вы написали, что просите вас отпустить, вы забыли о своем сыне! – Елизавета держала в руках послание Екатерины и взирала на распростертую у ног великую княжну, не выдержала и добавила: – Вам не к лицу черный цвет, Екатерина Алексеевна!
– Траур по ребенку противоестественен, Ваше Величество, и потому не может быть к лицу. А мой сын с самого рождения в ваших надежных руках, лучшего и пожелать нельзя.
– Так почему вы просите вас отослать? Ваше положение потребует пояснить этот шаг, и что я должна сказать – почему мы вас отсылаем?
– Не сомневаюсь, что ваша мудрость найдет нужное решение.
– И чем вы будете жить у родных, ведь ваша мать в бегах.
– Моя мать всегда беспокоилась о моих интересах и принимала сторону, которой принадлежала я. Мои интересы принадлежат России, за это и страдает моя мать, гонимая и преследуемая Фридрихом Прусским, – четко произнесла Екатерина, соврав и не моргнув.
– Встаньте, Екатерина Алексеевна, – Елизавета наконец-то выпуталась из рук великой княжны и подошла к столику, где лежали развернутые письма.
«Что им удалось откопать?! Я же все сожгла!»
– Вы приехали в Россию маленькой девочкой, я искренне полюбила вас. Когда вы заболели, для меня это стало настоящим горем, я не могла представить, что могу вас потерять. Но вы выросли, и я вместо заслуженного внимания, почтения, благодарности вдруг узнаю о том, что малышка Фике строит и состоит в заговорах, какие только могут быть организованы моими врагами!
– Это клевета, Ваше Величество! Вам лгут мои недруги, люди с дурными помыслами. Видит бог, я никому не делала зла и не имела желания как-то вам навредить, – Екатерина сложила руки и выдержала взгляд императрицы. – Я не строю и не состою в заговорах ни против вас, ни против Российской империи.
– Вы слишком много себя позволяете, Екатерина Алексеевна, вы вмешиваетесь во многие вещи, которые вас не касаются. – Елизавета взяла три раскрытых письма и протянула их Екатерине. – Я не посмела бы делать того же во времена императрицы Анны. Вот ваши письма, но как вы посмели писать, если вам это совершенно запрещено? Как вы посмели посылать приказания фельдмаршалу Апраксину?! По какому праву?!