Он обернулся и посмотрел на меня:
— Во вторник вечером матч. Ты же с нами, верно?
Я кивнул.
— Будешь центральным защитником.
— Центральным защитником? — переспросил я.
— Да, — подтвердил он, — именно так я и сказал.
Он подмигнул и отвернулся. Допив пиво, я рыгнул, встал и пошел в душ. Нильс Эрик пошел за мной и встал рядом.
Член у него был огромный — болтаясь, бил его по ногам.
Почему этому розовощекому любителю походов достался такой здоровенный член, думал я, на что он ему?
— Ты что, на физкультурника учился? — спросил я.
— На физкультурника? Да нет…
— А судя по упражнениям, учился, — сказал я.
Он рассмеялся и сделал несколько приседаний прямо там, в душе.
— Ты про эти? — спросил он.
— Именно, — кивнул я. — Мой класс я тебя этому запрещаю учить. А то они себя уважать разучатся.
В душ вошли еще несколько человек, и за какие-то секунды душевая наполнилась паром.
— Пошли потом ко мне? — предложил Хуго. — Посидим все вместе, выпьем.
— Я бы с удовольствием, — сказал я, — но не могу.
— И я тоже, — поддержал меня Нильс Эрик. — Два вечера подряд — это слишком.
— Слабаки! — фыркнул Хуго.
Мне стало обидно — слабаком быть не хотелось, к тому же я, если что, перепил бы его с полпинка, но пойти я и правда не мог — я собирался писать.
На перекрестке я попрощался с Нильсом Эриком и пошел к себе. Бросив сумку в коридоре, я остановился перед зеркалом и запустил пальцы в волосы, слегка взъерошив их. И принюхался. Что это за запах? Духи? Сюда кто-то заходил?
На столе лежал сложенный лист бумаги, которого я там точно не оставлял.
Я развернул бумагу. Это оказалась записка от Ирены.
Привет, Карл Уве!
Мы с Хильдой решили тебя удивить и пришли в гости. Пока ты был на тренировке, мы тут у тебя отдыхали. Посмотрели твои пластинки. С ума сойти, сколько у тебя их. Ну да. Вижу, у тебя и вещей прибавилось, а в прошлый раз, когда мы заходили, их меньше было. Рада за тебя.
Кажется, ты очень хороший, и я надеюсь, что мы с тобой познакомимся поближе. Я по тебе скучаю — все хожу и думаю, как бы с тобой опять встретиться. Ну, значит, в следующий раз, потому что нам уже пора.
Обнимаю, целую,
Они что, просто взяли и вошли ко мне в квартиру?
Да, похоже, так оно и было.
А потом они ушли?
Я открыл дверь, вышел на улицу и огляделся — вдруг они только что вышли.
Нет, никого.
Лишь шум моря, давящее серое небо и пара темных фигурок на дороге далеко внизу.
Я вернулся в квартиру, сварил целую упаковку спагетти и пожарил всю оставшуюся в холодильнике картошку и вскоре уселся в гостиной перед дымящейся горой спагетти и румяной поджаристой картошки, щедро полил все это кетчупом и жадно проглотил. Чудесно. Потом я сварил кофе, поставил первый альбом Led Zeppelin, выкрутил громкость почти до предела и, сжав кулаки и кивая головой, принялся расхаживать по гостиной. Ну, сейчас я им покажу! И, полный гнева и адреналина, я уселся за машинку и принялся стучать по клавишам.
Я писал повесть, основой которой послужил увиденный мною тем летом сон. Я будто бы лазал по сетке, растянутой в разные стороны. Сетка была слегка скользкой, но толстой и прочной, словно из огромных жил. Оказалось, что эта сеть находится в моем собственном мозгу. То есть не мысли были во мне, а я — в мыслях. Сон был совершенно невероятный, но на бумаге он превратился в ничто, поэтому я смял листок и выкинул его, после чего перевернул пластинку и начал заново. Я опять описывал сон, и в нем я тоже оказался в темноте, но, в отличие от первого сна, здесь темноту расцвечивали пятна костров. Я шел, а вокруг меня горели костры. С правой стороны высилась гора, передо мной чернело море, и все, больше ничего не происходило, и все это я описал.
Но нет, у меня опять не вышло ничего путного!
Костры во мраке, большая гора, бескрайняя равнина — во сне все это выглядело грандиозно!
А на бумаге так себе.
Я пересел на диван и начал писать дневник. Надо работать над тем, чтобы вытаскивать чувства изнутри наружу. Но как? Проще описывать то, что человек делает, но этого, думаю, недостаточно. С другой стороны, Хемингуэй так и делал; подняв голову, я посмотрел на высящиеся над фьордом горы, — но мне, по крайней мере, здесь нравится. Кто бы мог подумать? И еще я познакомился с девушкой. Очень милая. По-моему, у меня все шансы есть. Рок-н-ролл!
Вечер едва наступил, как этажом выше хлопнула дверь. Послышались шаги, тяжелее и увереннее, чем шаги Туриль, и я вспомнил — она же говорила, что сегодня возвращается ее муж. Надо мной началась совсем другая жизнь. Они смеялись, включили музыку, а когда я лег спать, они стали трахаться прямо у меня над головой.
О, их хватило надолго.
Она кричала, он стонал, до меня доносился ровный мерный стук — наверное, это кровать стукалась о стену.
Сунув голову под подушку, я силился думать еще о чем-нибудь.
Бесполезно, иначе и быть не могло, ведь я знал ее и представлял, как она выглядит.
Наконец все стихло. Я задремал.
Но немного погодя они опять начали.
Я перелег на диван в гостиной. Меня как будто обволокла темнота. Ожидание, зародившееся, когда я думал, что у нас с Иреной что-нибудь выйдет, обрушилось и, подобно старой шахте, с грохотом полетело вниз.
У меня не получится.
Мне восемнадцать, я работаю учителем, у меня есть собственное жилье и не по возрасту огромная коллекция пластинок, причем только хороших. Я отлично выгляжу, иногда, когда я надевал черное пальто, черные джинсы, белые кеды и черный берет, меня можно даже принять за музыканта из какой-нибудь группы. Но что толку, если я не способен сделать то единственное, чего действительно хочу?
Наконец они утихомирились и сон, словно ребенка, унес меня прочь.
На следующий день я писал. Начал с того, что поставил Led Zeppelin, сжав кулаки, уселся за стол и потом четыре часа подряд стучал по клавишам. Я вернулся к стилю первого рассказа. Теперь все те же мальчишки расколотили окно в бараке в том же районе, где жили, и вытащили из барака порножурналы. Получалось неплохо, вот только окончание не придумывалось. Не может мальчишка опять вернуться домой и получить взбучку от отца — надо что-нибудь еще, но что?
Вечером я дошел до школы. Оттого что я хожу туда один, меня слегка мучила совесть, словно я что-то вынюхиваю. Но ведь это не так, подумал я, положив на стол в учительской звякнувшую связку ключей. Я вошел в закуток с телефоном и набрал мамин номер.
Ответила она сразу же.
— Как дела? — спросил я.
— Ну, в целом неплохо, — ответила она. — Я вообще-то тебе письмо сегодня вечером собиралась писать.
— Ты мой рассказ получила?
— Да. Спасибо.
— Что скажешь?
— Скажу, что он отличный. Просто удивительно. Я подумала — да ведь это прямо литература!
— Правда?
— Да. В твоей истории два замечательных персонажа, и написано очень живо. Когда я читаю, то будто нахожусь рядом с ними.
— А есть там что-нибудь, что тебе особенно понравилось?
— Хм. Вообще-то нет. Мне все понравилось.
— А финал?
— Это та сцена с отцом?
— Да.
— Я думаю, как раз в этом вся суть.
— Так и есть.
Мы помолчали.
— От Хьяртана ничего не слышно? Я и ему рассказ послал.
— Нет. Мы с ним обычно по воскресеньям созваниваемся. Вот поговорю с тобой — и ему позвоню.
— Привет передавай.
— Хорошо. Как дела у тебя?
— Отлично. Вчера тренировка по футболу была. Завтра опять каторга.
— По-твоему, это трудно?
Я фыркнул:
— На самом деле очень легко. Честно говоря, я вообще не понимаю, зачем три года сидеть в пединституте. Но когда класс большой, возможно, все иначе. Здесь в каждом классе всего-то человек пять-шесть.
— Ты уверен?
— В чем?
— Что это легко?
Я улыбнулся.
— Сомневаешься? Очень в твоем духе, — сказал я. — Нет, конечно. Трудностей и тут хватает.
— Познакомился с кем-нибудь?
— Конечно. С некоторыми из учителей. Особенно с одним, Нильсом Эриком. Но люди тут, на севере, вообще очень общительные. Ко мне то и дело кто-то заходит.
— Правда?
— Да, кто только не приходил. Даже мои ученики!
— Судя по всему, ты неплохо устроился.
— Да, я же сказал.
Мы поболтали еще с полчаса, а попрощавшись с мамой, я уселся на диван и стал смотреть спортивные новости. «Старт» опять проиграл. Они и впрямь сильно испортились, и если не возьмутся за ум, то скоро вообще накроются.
Через два дня ко мне на урок заглянул Ричард.
— Тебя к телефону, — сказал он. — Иди ответь, а я за ними присмотрю.
К телефону?
Я заспешил в учительскую и взял лежавшую рядом с телефоном трубку.
— Алло?
— Привет, это Ирена.
— Привет!
— Работаешь?
— Да.
— Прочел мое письмо?
— Да. Вот уж не ожидал так не ожидал!
— На то и был расчет! Слушай, хочешь, я к тебе в гости приеду? В пятницу к вам туда мои знакомые собираются, они и меня подбросят.
— Да, было бы чудесно.
— Приеду. Тогда увидимся.
— Да. Пока! — Я положил трубку.
Ричард не просто присматривал за классом — когда я вернулся, он рисовал что-то на доске и объяснял. Мне он улыбнулся, но глаза его, кажется, оставались холодными. Или нет?
На перемене он отвел меня в сторону.
— Тут такая штука, Карл Уве: во время урока мы на личные звонки не отвечаем.
— Откуда я знал, что она позвонит? — возразил я. — Вы могли бы предложить ей передать мне, что она звонила. А я бы перезвонил ей на перемене.
Он не сводил с меня глаз:
— Она сказала, что это важно. Это и правда было важно?
— Да, — ответил я.
Он подмигнул и направился к себе в кабинет.
Какой бред.
Когда я после уроков открыл на почте свой ящик, в нем лежали три письма. Одно — из коллекторского агентства. Они угрожали судебным иском, если я не заплачу. Причиной был смокинг, который я взял напрокат на Новый год, — смокинг был испорчен, а так как денег, чтобы оплатить его, у меня не имелось, смоки