Шальная мысль об отце однажды уже посетила Хозарсифа, потому что мать скрывала тайну его рождения. Может быть, это делалось по особым женским соображениям, может быть, боялась признаться даже сыну, ведь шумерский жрец не имел права создавать семью, тем более с египтянкой, хотя та и была принцессой, дочерью фараона. А, узнав от кого родился племянник, ныне царствующий фараон Рамсес II не помиловал бы сестру.
Но эти мысли не вовремя попытались замутить сознание, и Хозарсиф встряхнул головой, как собака встряхивается, выбравшись из воды. После этого, сжавшись, подобно пружине, он оттолкнулся от последней ступеньки лестницы, куда удобно установил ногу, и взлетел над пропастью, словно властный грифон, зорко осматривающий свои владенья. Полёт оказался кратким, хотя и захватывающим. Мальчик приземлился вполне благополучно на гостеприимную площадку, хотя немножечко пришлось прокатиться кубарем по тёсанному каменному полу.
Сознание удачного прыжка пересилило всё остальное. Оглянувшись на мерцающую лампу, которая будто сроднилась с оставленной навсегда лестницей, в душу прокралось глупое сожаление о том, что никакая из живых женщин не наблюдала этого прыжка. А понаблюдать стоило! Хозарсиф безразлично относился к женщинам. Но когда те бурно восхищались подвигами мужчин, этого не мог не заметить даже самый не откровенный или никчёмный для женского сословия мужчина. Юноша стеснялся близости женщин, в то же время искренне радуясь женскому восхищению.
Ощупав площадку, неофит обнаружил в глубине колодезного грота лаз и уходящие вверх по нему ступени, вырубленные прямо в скале, значит, прыжок был верным. Но подниматься — не спускаться. Можно обойтись пока и без света, тем более что глаза стали привыкать к темноте. Ступенчатый коридорчик, уходящий ввысь оказался не очень широк и не очень узок. В самый раз. Так было даже лучше, потому что ни с боков, ни сверху скала уже не сдавливала до удушения, и отсутствовало чёрное бездумное необъятное пространство, которое может раздавить не хуже скалы.
Поднимаясь по ступеням навстречу веющему сверху покрывалу воздуха, разносящему вокруг ароматы острых смоляных курений, ладана и даже запах свежезажаренной птицы, у юноши появилась уверенность, что путь верен, что запахи живых ароматов попадают в подземелье из храма. Вероятнее всего, из трапезной залы. Только туда надо было ещё добраться. Никогда не мешает быть настороже, так как мистерия посвящения в послушники не может окончиться только одним бездонным колодезем. Вероятно, на выбранном пути неофита постоянно будут ожидать пещерные тёмные пропасти, откуда нет возврата, и всегда надо опасаться какой-нибудь каверзы. Ведь духи зла устраивают жрецам на жизненном пути свои мистерии посвящения. Пройти их приходится каждому, ибо человек выбирает свой путь и должен быть готов к самым удивительным мистическим происшествиям.
Лестница, упрямой спиралью поднималась вверх и вывела, наконец, в помещение, которое нельзя было назвать обширным. Это был очередной пещерный грот, навроде прихожей. Маленькую пещеру отгораживала от обширного зала сплошная бронзовая решётка, не имеющая отдельной двери. Наверное, вся решётка поднималась вверх, освобождая проход в нужное время.
Хозарсиф подошёл к ней, взялся за толстые прутья, попробовал приподнять, но его усилия оказались тщетными. За массивной решёткой проглядывался обширный зал, потолок которого терялся где-то высоте. На стенах огромного зала в разных местах висело множество религиозных символов и символичных знаков, между которыми к стенам были прикреплены бронзовые чаши, наполненные постоянно горевшим воловьим жиром.
Хозарсиф, оказавшись запертым на площадке, стал со своего места оглядывать храмовую залу, ибо она также находилась в святилище Амона-Ра и была вырублена в базальтовой скале. Присмотреться и оценить по силе возможности окружающее пространство тоже не мешало, поскольку в этой пещере неофита, скорее всего, ожидало новое испытание.
Зал за массивной бронзовой решёткой выглядел настоящим трапезным. Столы пиршественного зала соблазняли уставленными на них блюдами с печёной в яблоках рыбой, воловьими окороками, обложенными инжиром и артишоками, жареными перепёлками, гусиным паштетом и ещё какими-то блюдами со снедью, которой Хозарсифу раньше вкушать не приходилось. Во дворце матери он с детства распробовал множество яств, но никогда бы не подумал, что жрецы храма питаются лучше, чем сестра фараона.
Кроме этого на столах было полно всяческих фруктов, что Хозарсиф предпочитал более всего. Ему никогда не нравилось возлежать на ковре возле трапезного стола и всё свободное время убивать на поглощение пищи. Здешнее разнообразие приглашало именно к этому и запахи, которые встретили юношу далеко под землёй, доносились отсюда. Причём, каждый из столов ютился в благолепном гроте растений и цветов.
Одного только не хватало — в пиршественном зале не было ни одного человека. Неужели всё это приготовлено для угощения богов? Неужели в храме Амона-Ра совершаются такие жертвоприношения? Но никакие боги не станут попусту тратить время на поглощение пищи, на то они и боги. Нет, здесь было что-то другое. Просто выяснить сейчас было не у кого. Пришлось покориться ожиданию. Ведь обязательно должен кто-то прийти.
Юноша бегло осмотрел зал, потом внимательно принялся разглядывать прикованные к стенам украшения. Его внимание привлекло, что на обеих стенах длинного зала, отлитые из бронзы, красовались кариатиды, [24] а вокруг них виднелось два ряда совершенно хаотичных символичных фресок по одиннадцать на каждой стене. Вероятно, неофиту предстояло сделать выбор настенной символики, потому как каждый из посвящённых должен иметь свой тотем!
В самом центре солидной бронзовой решётки, отделяющей зал от пещерного грота и единственным её олицетворением был барельеф, отлитый из такой же бронзы с изображением обнажённой фигуры фараона.
Владыкой Египта изображение можно было посчитать только из-за того, что на голове его красовался клафф [25] с уреем, [26] свившимся в центре короны клубком. Эту корону не мог одеть на голову никто из живущих, впрочем, из не живущих тоже. Клафф мог одеть только фараон, потомок богов, правящий Верхним и Нижним Египтом, о чём свидетельствовала сам головной убор фараона, имеющий красную и белую окраску — символ власти.
— Ты обратил внимание, прежде всего на то, на что должен был. Иначе, зачем ты здесь, — неожиданно раздался чей-то голос..
Сзади юноши оказался жрец, возникший неизвестно откуда, потому что входов, кроме подземного, в грот не было.
— Я пастофор — хранитель священных символов Птаха, [27] И тебя, неофит, необходимо сразу познакомить с некоторыми из символов, которые ты только что рассматривал. Прежде всего, поздравляю тебя, как прошедшего первое испытание. Только тебе пока со мной оставаться надолго не придётся, годы науки у нас ещё впереди.
А сейчас ты узнаешь кое-что начальное из значения символов. Выберешь для себя один из них, который будет охранять тебя всю жизнь. Символ есть у каждого неофита, а после мистерии посвящения в жрецы некоторые получают даже два символа и больше, потому что каждому жрецу символ даётся с определением способностей.
Пастофор открыл решетчатые двери, и они вступили в коридор. Под каждым изображением, обычно отлитым из металла, виднелась буква и число. Двадцать два символа изображали начало оккультных тайн и науки, отмечающей абсолютные принципы человеческого существования.
Знаки можно было с полной уверенностью посчитать ключами мудрости и силы, только необходимо было уметь открыть этими ключами любую даже самую завалящую дверцу. Хозарсиф уже знал, что любой живущий должен открыть хотя бы одну дверь. И сейчас необходимо было выбрать ключ от этой двери — в этом и заключался выбор жизненного символа.
— Каждая буква и каждый символ здесь изображают троичный закон, — голос жреца эхом отдавался в полутёмных пространствах трапезной. — Троичный закон всегда имеет отражение в человеческом мире. Известен тебе такой закон?
— Я знаю, что миром управляет Судьба, Единство и Порядок, — ответил Хозарсиф. — Только при этом должен быть смысл — знать Бога, рассудок — искать Его, ум — иметь счастье постигнуть Бога.
Ответ мальчика прозвучал, как вызубренное когда-то правило Вечности, и пастофор удивлённо посмотрев на юношу, всё же удовлетворённо кивнул. Первые успехи обрадовали неофита, и щёки его покрыл едва заметный, но счастливый румянец.
— Я доволен, — кивнул жрец. — Ты ещё в младенческом возрасте имеешь представление о том, что отражается в мире разума. Но заметь, то же самое отражается и в мире физическом. Таким образом, каждая цифра, отражённая под любым рисунком, объясняет абсолютную сущность, из которой происходит всё видимое. Она так же является источником и синтезом разума. И третье: каждая цифра и каждый символ являет собой суть каждого человека, могущего подниматься в сферы Бесконечного. Там можно постигнуть силу Божественного разума и понять смысл существования.
Эта мысль была близка Хозарсифу, но окончательное понимание он отложил на потом не столько от лени, сколько из-за пережитого напряжения во время первого испытания. Первые похвалы Мембры и успокоительная атмосфера трапезной немного заворожили мальчика, хотя ему слишком рано было расслабляться.
— Объясни мне, — промолвил пастофор, — как ты мыслишь изображение обнажённого фараона? Ведь изображать таким избранника богов — это просто кощунственно. Разве не так?
Бронзовая чеканка на входной решётке одной из первых обратила на себя внимание и давно уже дала ход вольготным мыслям, среди которых молодому ученику удалось выбрать наиболее правильное, не хулящее владыку, как ему казалось, решение.
— Для меня также существует троичность мира, — принялся подробно объяснять Хозарсиф. — Первое: несмотря на то, что фараон без одежды, ему нечего скрывать, а именно человеческая чистота, а тем более чистота владыки, не может послужить ничему плохому. Второе: скипетр в руке означает власть, которая поддерживает настоящую человеческую чистоту. Без этого наше государство давно рассыпалось бы. И третье: золотой клафф отражает свет Вселенной, но в то же время доносит свой свет во Вселенную, чтобы не потерять выделенного в ней места. А изображенный на короне урей стережёт от покушения человеческий разум.