— Так, — убедился Апис. — Эй, воины, поменять их местами.
За спиной первосвященника собралась толпа слуг, бывших и во Внешнем миру такими же верными слугами, поэтому учить их было не надо. Хабу и бывшего носителя жезла быстро поменяли местами. Апис сам поднял с земли жезл и подал его Хабу.
— Вот тебе жезл. Поскольку ты при жизни бил рабов, должен продолжать это и здесь. Не забывай три раза в день спускать шкуру с этого, — жрец показал на прикованного к скале бывшего носителя. — А ещё тебе прислали из прошлой жизни вот что, — Апис взял из рук Хозарсифа оставшуюся половину лепёшки, подал её Хабу.
— Ты должен простить твоего нечаянного убийцу, — продолжил жрец. — Для этого он и спустился к нам.
— О владыка, как мне отблагодарить тебя за заботу обо мне недостойном?! — отвесил земной поклон Хабу. — А мой бывший начальник… так я не сержусь на него. Поверь, совсем не сержусь. Каждому боги посылают по заслугам. Наверно, я тогда очень уж перестарался. Евреи очень непослушный народ. Но если начальник заступился за раба каменотёса, значит, так надо. Я прощаю его. А хлеб… хлеб оставь себе.
Живые глаза Аписа сверкнули, он на минуту задумался. Потом разломил хлеб на две части: одну оставил себе, вторую протянул Хабу.
— Если Всевышний посылает своего избранного, — назидательно произнёс жрец. — Нам надо пытаться искупить свои вольные и невольные грехи, накопленные при прошлой жизни. Кушай послание Господа нашего.
Оба они проглотили по кусочку хлеба и тела их заметно посветлели. Лица тоже посветлели, и на губах у обоих заиграла нежная светлая чуть ли не детская улыбка.
— А тебе, — первосвященник снова обратился к Хозарсифу. — Тебе придётся прыгать в колодец. Если мысли твои чисты, а сердце открыто, тебя выбросит назад, в твоё и наше бывшее время. Если же ты отец лжи, либо поклоняешься ей, то падёшь ещё глубже нас. Идём.
Пока они пробирались к пасти колодца, где должны были расстаться навсегда, кто-то возле палаточных скиний затянул тоскливую песню, будто бы прощаясь с Хозарсифом:
«Привет тебе, о Нил, святая река, явившаяся с миром на землю,
чтобы дать жизнь Египту. О, таинственный бог, разгоняющий тьму,
ороситель лугов, приносящий корм бессловесным тварям!
О, путь! Текущий с небес и напояющий землю.
О, покровитель хлебов, приносящий радость в хижины!
О ты, повелитель рыб!.. Когда ты нисходишь на наши поля,
ни одна птица не тронет на них урожая.
Ты — творец пшеницы, родитель ячменя!..
Ты даёшь отдых рукам миллионов несчастных
и вечную нерушимость храмам.
Я навсегда расстался с тобою, о Нил.
Мне не пасти овец на твоих лугах, но я помню тебя…» [89]
Тоскливая песня звучала всё глуше, глуше и скоро совсем исчезла среди толпы подгоняемой деревянными палками носителей. Но сердце Хозарсифа пронзила земная настоящая боль. Оказывается, даже после смерти для человека нет больнее наказания за накопленные грехи, чем тоска.
Жрец Апис, видимо, тоже подавленный услышанными словами и взыгравшей памятью, на прощанье сказал только:
— Запомни, Хозарсиф: ты через нас получил силу совершить Закон Справедливости. Где б ты ни был среди живых, должен выполнять это, иначе приходил к нам зря.
Глава 11
Если в Библии не прописано приказное будущее, то можно ли делать выбор? Дорог множество, путь — один.
Слава вам боги, находящиеся в зале обоюдной правды, в которых нет лжи… Я живу правдой, питаюсь правдивостью сердца.
«Книга мёртвых»
«Восстань и говори, восстань и говори…» — отзывалось в душе Старшего Послушника при каждом очередном шаге. Откуда это? Ессеи впятером возвращались в Енгадди, что вблизи Мёртвого моря. Возвращались после Крещения в Иордане.
Туда нельзя было не сходить, потому как не только в Израиле, а даже во многих близлежащих государствах Малой Азии разнеслась весть о том, что на реке Иордане, совсем недалеко от Иерусалима, появился пророк, который возвещает Слово Божие! Который крестит во Славу Господа нашего! Давно уже было предсказано, что пройдёт по земле иудейской Сын Божий. А этот крестит во Имя Господне!
Недаром тысячи людей стекались к реке, чтобы встретиться под небом Израиля с Божьим Сыном, изволившим спуститься на землю и овладеть земной властью, поскольку никто, кроме Бога, не достоин править людьми в этом грешном мире и распоряжаться человеками по своему усмотрению.
В городке Енгадди тоже жили иудеи. Но вот беда, в отличие от столичных саддукеев и фарисеев, оберегающих власть, тутошние иудеи не делили человечество на избранных и неизбранных, на филистимлян и самаритян. Не сеяли раздор меж собой и соседями, лишь бы быть поближе к трону, когда появится Машиах и заставит народы всей земли поклониться иудеям.
Более того, ессеи никогда не признавали человеческой власти в человеческом мире, ибо любая власть — есть насилие. А никаким насилием человек просто не способен создать благодатный мир. Проповедники ессеев говорили всегда: «Взгляните, люди, и одумайтесь! Ведь на наших землях от века в век вспыхивают войны, несущие только временное обогащение кучке победивших. Но Единый Иегова сразу же показывает, что ни в одной войне нет и не будет победителей, а насилие обернётся тем же насилием к так называемому победителю! Такой путь никогда не приведёт к Богу. Но путь может быть показан Сыном Божьим, который должен прийти на землю в образе человеческом. Так сказывают пророки!».
И вот сейчас один из Сынов Божьих пришёл в этот мир, но пришёл вовсе не для того, чтобы поставить иудеев выше других. Где те весы, на которых может быть взвешен человек? Где та мерка, по которой определяется рост его души? Но пророк всё-таки пришёл. Более того, он крестит всех, пожелающих обрести Слово Божие. Послушники знали, что необходимо сходить в Иорданскую купель, дабы не терять на земле путь, обозначенный Богом.
Но до этого… до этого столько всего произошло в жизни молодых послушников, что и описать невозможно. Все они с малых лет жили безвыездно в храме ессеев и постигали науку общения с человеком. Одного из них, Иисуса Нозорея, первосвященник Закхей возил как-то к царю Рудре Чакрину [90] на Тибет. Тогда множество было разговоров и предположений даже среди ессеев, ведь приглашение пришло от самого Гензин-Гьяцо, четырнадцатого Далай-ламы тибетской религии ламаистов.
Возвратившись из поездки в Шамбалу, ни первосвященник Закхей, ни послушник Иисус не сказали об увиденном в Тибете ни слова. Лишь Иисус обмолвился, что Гензин-Гьяцо проживёт ещё долго в этом миру и эта жизнь — послушание Далай-ламы перед Всевышним.
Сейчас послушники одеты были в льняные одежды, значит, все являлись посвящёнными ессейского храма и в первый раз покинули монастырскую школу самостоятельно с благословения того же патриарха Закхея.
Идя по твёрдому суглинку, Иисус вспоминал, какие слова говорил патриарх на прощание:
— Вспомни, — говорил он Старшему Послушнику. — Вспомни, вспоминай и не забывай пророчество в книге Еноха: «От начал Сын Человеческий был в тайне. Всевышний хранил его у Себя и проявлял Его своим избранным. Но владыки земные испугаются и падут ниц, и ужас обуяет их, когда они увидят Сына Жены сидящим на престоле Славы. И тогда Избранник призовёт все силы неба, всех святых свыше и могущество Божие. И тогда все Херувимы, и все ангелы Силы, и все ангелы Господа, то есть Избранника, и другой силы, которая служит на земле и поверх вод, поднимут свои голоса». [91]
Эти слова были сказаны Енохом, потому как было явлено ему пришествие Сына Человеческого. Помни и также не забывай нашего путешествия в Шамбалу. Ведь недаром Всевышний готовит нас к подвигу, ибо даже к подвигу каждый из нас должен быть готовым. Человек очень слаб и спонтанно никакого подвига не получится и не должно. А ты, Иисус, подошёл к той черте, за которой живущие там, за чертой. И надо показать этому миру дорогу, ибо каждый должен сделать свой выбор, а не ждать приходи Машиаха и незаслуженного поклонения.
Слова первосвященника до мельчайших звуков отпечатались в голове Старшего Послушника. Иисус осмысливал сейчас, прежде всего, готов ли он сам к подвигу? Наставление Закхея — это ли не настоящее благословение в путь? Кто же всё-таки предсказанный Избранник? Когда появится в Палестине?
Сакраментальные мысли терзали не только Иисуса, а всех пятерых по дороге, ведущей к юго-западу, на реку Иордан. Там, куда они шли, проповедовал Иоанн Креститель — настоящий пророк Израиля. Фарисеи и саддукеи боялись его, потому как он один проповедовал страшные вещи. Но никто ничего не мог сделать, поскольку в проповедях пророк предсказывал скорое появление на земле Мессии, идущего следом, который подобно Маккавею поднимет народ, изгонит римлян, и жестоко накажет виновных.
И фарисеи, и саддукеи, хоть были властителями, вершителями многих судеб, но боялись страшного наказания. Тем более, в предсказаниях Иоанна каждый раз звучало, что Мессия восстановит царство Израильское в мире, спокойствии и вознесёт его выше всех народов мира.
А как же без крови можно добиться мира? — этого не знал никто, и представить себе не мог. Поэтому многие боялись пророчеств Крестителя. Но странное дело: принять Крещение на Иордан приходили даже легионеры, не говоря уже о ханаанцах, персах и индусах. Как тут не поверить в пророчество? Причём, это пророчество провозгласили многие мудрецы из других стран, даже из Великого Египта, и первосвященники Иеговы на много раньше, чем это случилось. Как тут не поверить?
Проповеди Иоанна Крестителя стали известны не только в Израиле. Иногда просто послушать пророка и принять таинство Крещения приезжали сюда люди со всех даже очень отдалённых стран Африки и самой странной страны мира Гипербореи. Возле Иорданского залива возник целый палаточный городок, где жизнь ни денно, ни нощно не утихала. Многие стекались принять мистерию Крещения целыми семьями, и царь иудейский Ирод был вынужден отрядить когорту охранников к Иордану — а вдруг бы чего не вышло?! Царю невдомёк было, что на земле сей ему лучше б себя охранять научиться, чем других, не нуждающихся в охране.