Примечания7
1. Woods (2016a) дает детальный разбор общего контекста, не в последнюю очередь это относится к сериалу «Молокососы».
2. Rose (1984).
3. Holland (1992).
4. Buckingham (2002).
5. Цит. по: Armstrong (2009).
6. Woods (2013).
7. Woods (2016a) и касательно адаптации для США см.: Vary (2011).
8. По адаптации сериала для США см.: Woods (2016a) и Daggett (2013).
9. См.: Armstrong (2009); введение Элсли к «Молокососам» на сайте Skins Online, http://skinsonline.blogspot.co.uk/2007/09/introduction-to-skins-by-bryan-elsley.html.
10. Berridge (2013).
11. Hunn (2012).
12. Patard (2012) об «этическом идеализме» сериала.
13. Buckingham (1987).
14. Lury (2001).
15. См.: Buckingham (1996: гл. 5).
16. Woods (2016b) дает хороший анализ «цикличности» сериала «Молокососы».
17. См.: Woods (2016a), del Mar Grandio and Bonaut (2012) и O’Neill (2015). Спустя шесть лет после снятия сериала с эфира большая часть этих материалов остается онлайн и на YouTube.
18. Большое количество академической литературы посвящено фэндому 1990-х годов: Duffett (2013) дает их основательный анализ; Andrejevic (2008) предлагает критический разбор онлайн-фэндома; конкретно по сериалу «Молокососы» см.: O’Neill (2015).
19. Информацию по фанатской культуре вокруг сериала «Молокососы» можно найти в онлайн-журнале Den of Geek, а также в Википедии, на сайте Vice и на YouTube.
20. Andrejevic (2008).
21. Masanet and Buckingham (2015).
22. Hunn (2012).
23. www.vice.com/en_uk/article/535pda/remembering-the-british-teenage-phenomenon-of-skins-parties.
Глава 8. Заключение: истории и будущее
Это книга затрагивает по крайней мере четыре различных типа нарратива о прошлом. В ней прослеживается репрезентация юности в кино и на телевидении на протяжении почти семидесяти лет, с конца 1940-х до конца 2010-х годов. С одной стороны, мы можем рассматривать эти фильмы как свидетельство меняющейся жизни молодых людей или, по крайней мере, представлений о юности в период их создания. Однако некоторые из этих фильмов посвящены более ранним временам, а их действие может происходить на несколько десятилетий раньше. Как я уже говорил, такие фильмы могут рассказать нам не только об истории тех периодов, которые они представляют, но и о времени, когда они были сняты. Третий тип нарратива – личные истории молодых людей, находящиеся в центре картины. Почти все они о взрослении, поиске своей идентичности и отношениях. При помощи этих фильмов мы также можем понаблюдать за развитием медиатехнологий. В этом плане книга охватывает яркие явления кинематографа, телевидения и онлайн-медиа; я также считаю, что новые технологии, как правило, не заменяют старые, а скорее дополняют и расширяют их возможности.
Эта книга, конечно, не ставила перед собой задачу провести полный анализ какой-либо из этих областей, но она призывает читателя обратить внимание на важность феномена «юности на экране». В заключении я последовательно рассмотрю каждый из способов читать истории и нарративы, вопросы, которые они поднимают, и трудности, которые они создают.
Прочтение истории в кино и на телевидении
Рассматриваемый нами большой временной промежуток дает возможность проводить исторические сравнения. Да, прошло немало времени от «Парней в коричневом» до «Каждому свое» или от «Девочки для удовольствия» до истории Эффи из «Молокососов», но тем интереснее искать сходства и различия между этими картинами. Конечно, кинематограф и телевидение не обязательно рассказывают нам об истории общества с документальной точностью: их не следует воспринимать как надежное и точное отображение реального мира, хотя историки иногда склонны считать именно так. Тем не менее они кое-что рассказывают нам об изменении облика молодежи и о том, как юность соотносится с детством и взрослой жизнью. Подобно романам, политическим манифестам или личным дневникам, они могут рассказать об изменении отношения взрослых к молодежи и об их вкладе, что вместе носит как личный, так и политический характер.
Очевидным здесь будет сравнение «Американских граффити» и «Под кайфом и в смятении». Хотя они были сняты с разницей более чем в двадцать лет, оба фильма – это взгляд на десять или пятнадцать лет назад, и более поздний фильм отдает своеобразную дань уважения раннему. Однако периоды, в которые происходит действие (начало 1960-х и конец 1970-х годов соответственно), ощущаются с разницей всего в несколько лет, особенно в том, что касается ролей и ожиданий, предъявляемых к молодым людям. Если мы сравним их с более современными примерами – сериалом «Молокососы» или такими недавними сериалами, как «Эйфория» (2019) или «Сексуальное просвещение» (2019-2020), – эти различия станут еще более очевидными. Это не означает, что любой из этих примеров следует воспринимать как документальное кино, но многое должно было измениться в жизни молодых людей – и в более широкой структуре возрастных отношений, – чтобы эти репрезентации стали настолько узнаваемыми, насколько они очевидны для аудитории.
Конечно, этот процесс чтения от текста к контексту должен быть осторожным. Как и любые другие источники, кино и телевидение не следует использовать в качестве прямого окна в историю общества. Одна из самых ранних книг о молодежном кино, «Путь к романтике и разрушению» Джона Льюиса, иллюстрирует некоторые трудности [1]. Льюис склонен рассматривать конкретные фильмы как свидетельство более общей социальной и культурной истории американской молодежи и при этом балансирует в ней между анализом фильмов, «высокой теорией»[60] и эмпирическими социальными исследованиями. Он обнаруживает с 1950-х по 1980-е годы серьезный сдвиг к более консервативному взгляду на юность: показывается, что молодежи нужно и хочется (как в кино, так и в обществе в целом) подчиняться авторитету взрослых. При этом он опровергает некоторые утверждения, касающиеся «бунтарских» или «оппозиционных» аспектов молодежной культуры: например, он скептически относится к эгалитаризму контркультуры шестидесятых годов и указывает на профашистские аспекты панка.
Однако можно взглянуть на проблему под иным углом, используя другие примеры. Барбара Джейн Брикман, например, делает противоположный вывод о молодежных фильмах семидесятых годов: вместо подтверждения «консерватизма пятидесятых» она находит в них значительное разнообразие и нарушение устоявшихся категорий, особенно в изображении гендера и сексуальности [2]. Во-первых, это ставит вопрос о том, какие фильмы считать «показательными» для соответствующих временных периодов. Например, считаем ли мы «Феррис Бьюллер берет выходной» символом восьмидесятых, или, может быть, это фильм «На берегу реки»? Подводит ли фильм «Бестолковые» итог взглядам на гендер и женственность в девяностые, или это делает сериал «Баффи – истребительница вампиров»? Во-вторых, это также зависит от того, как интерпретировать сами фильмы: например, фильм «Бунтарь без причины» можно читать (как это делает, например, Льюис) как призыв к восстановлению патриархата, но можно попробовать рассмотреть его финал как своеобразную иронию. Персонажа Джеймса Дина можно воспринимать не как пример «автономии трудных подростков», а скорее как критику общепринятой маскулинности [3].
В-третьих, можно с равным успехом указать на преемственность между, казалось бы, совершенно разными десятилетиями и социальными условиями. Одним из особенно поразительных явлений здесь – я вернусь к этому ниже – является то, что повествование о «взрослении» продолжает пользоваться доверием и быть привлекательным как для молодежной, так и для взрослой аудитории. Условия перехода к взрослой жизни и способы ее «достижения», возможно, изменились; и, как я уже говорил, они подвергаются все большему сомнению, особенно когда речь идет о нарративах для женщин. И все же этот взгляд на молодость, ориентированный на взрослых, и нормативные представления о зрелости, на которых он основывается, все еще сохраняются. Даже там, где сама идея «взрослости» выглядит неустойчивой («Это – Англия») или взрослых просто высмеивают («Молокососы»), «уравновешенная» зрелость – хотя бы на уровне идеи – остается желанной.
Как кино и телевидение толкуют историю
Нужно быть не менее осторожными при анализе того, как кино и телевидение повествуют о прошлом. «Пикник у Висячей скалы» – очевидная костюмированная драма, но такие фильмы и сериалы, как «Падение», «Под кайфом и в смятении» и «Это – Англия», говорят о событиях, имевших место за несколько десятилетий до их создания. Мы помним, что различные версии прошлого, которые представлены в этих фильмах, отражают проблемы настоящего, в котором они были сняты.
Когда мы смотрим фильмы более ранних периодов, и особенно фильмы, представляющие свои версии недавнего прошлого, то мыслим обычно десятилетиями. С ретроспективной точки зрения, пятидесятые, семидесятые или девяностые имеют свой характер или этос, который касается не только визуальных примет, музыки или моды.
Конечно, историю нельзя так просто взять и нарезать на аккуратные кусочки. Нам необходимо понимать разницу между популярными представлениями о десятилетии и гораздо более разнообразными и сложными реалиями того времени. Например, историки, изучавшие шестидесятые годы, обычно говорят о различиях между популярной «мифологией» десятилетия и реальностью самого исторического периода [4]. Это кажется особенно важным в наши дни, в контексте противления тому, что некоторые считают опасными радикальными идеями поколения «беби-бумеров», – хотя историю всегда переписывают, особенно в политических целях.
В этом отношении особое внимание стоит обратить на переход от пятидесятых к шестидесятым, который более или менее наглядно обозначен в «Американских граффити» и «Плезантвиле», но также подразумевается через ретроспективу в «Пегги Сью вышла замуж» и «Пустошах», а в некоторой степени – даже в «Небесных созданиях» и «Падении». Пятидесятые представляются консервативными и стабильными, особенно в плане гендерных ролей, но при этом репрессивными и ограничивающими. Шестидесятые годы предлагают различные пути освобождения, хотя иногда и они тоже имеют теневую, опасную сторону. Однако не стоит забывать, что все эти ретроспективы так или иначе предлагают версии прошлого, служащие определенным политическим целям в настоящем.