– Проснулась? – спросил Марк, войдя в комнату дочери.
– Я не спала, – ответила Джел.
– Зря. Сон подарил бы тебе кучу сил.
– Мама с Сашей уехали?
– Уехали, слава богу. Как хорошо без них, согласись?
– Да, – улыбнулась Джел, заметив, как отец сияет от радости.
– Так, тебе нужно подкрепиться. – Марк все это время держал в руках поднос с тарелкой, в которой была непонятная, ароматная жижа.
– Что это?
– Пюре из батата. Тебе сейчас нужно есть все жидкое и легкое, чтобы не перенапрягать желудок.
Джел никак не могла избавиться от мерзкого чувства тошноты, и она боялась, что ее снова начнет «полоскать», но отец с такой любовью, такой заботой и мольбой смотрел на нее, что ей пришлось насильно запихнуть в себя ложку поносоподобного яства, чтобы не огорчить Марка.
– Не ожидала, что ты такой.
– Какой? Нормальный? – улыбнулся Марк.
– Да.
– Джел, я ненормальный на самом деле. У меня много проблем, ты это знаешь. Может быть, именно поэтому я понимаю тебя. У тебя своя зависимость, у меня своя, – сказал Марк, печально вздохнув. – Я предлагаю нам объединиться. Будем вместе сражаться со своими проблемами. Так будет легче.
– Давай попробуем, – сказала Джел.
Марк остановил взгляд на тонюсеньких пальчиках дочери, на полосках вен, что просвечивали сквозь тонкую кожу. Веки его наполнились слезами. Марк ненавидел себя за то, что когда его дочь медленно убивала себя, он безбожно пил, закрывшись в своем кабинете. Джел большую часть времени проводила в «Греджерс», и в те редкие дни, когда она появлялась дома, у него был шанс заметить неладное и помочь ей. Но он, его жена и старшая дочь упустили это время. Марк был постоянно в нетрезвом состоянии, Йера была вся в работе, а Саша озабочена лишь собой, ей вообще ни до кого не было дела.
– Какая ты хрупкая стала… Джел, если я потеряю тебя, мне незачем будет жить.
Джел была поражена. Она наконец-то увидела перед собой того папу, которого так любила. Марк, до того как впал в беспросветную депрессию и связал свою жизнь с алкоголем, был очень хорошим отцом. Он любил обеих своих дочек, но Джел была ему ближе всех. Марк даже имя сам ей выбрал. Йера настаивала дать дочери простое имя, но Марк хотел назвать свою младшую дочь как-то по-особенному, потому что считал ее особенной и сердцем чувствовал, что его связь с ней будет гораздо крепче, чем с Сашей. Старшая дочь все взяла от матери: и внешность, и фигуру, и несносный характер. Джел же была его копией. Она всегда тянулась к нему, знала, что он никогда ее не обидит и всегда поддержит.
– Это абсолютно взаимно, – сказала Джел, тоже расплакавшись.
– Так, перестаем плакать, – улыбнулся сквозь слезы Марк. – Это не поможет. Помнишь, я тебе говорил, чтоб ты улыбалась даже тогда, когда больно? Улыбка – это отличная маскировка. Никто не должен видеть твои слабости.
Джел всегда помнила эти слова отца. В последний раз они звучали в ее голове в тот вечер, когда Болдер напал на нее со своими дружками и Закари сбежал. Она лежала на дороге, готовая к встрече со своей смертью, пыталась улыбнуться напоследок, но не смогла.
– Я не боюсь, что кто-то заметит мои слабости, потому что меня в принципе никто не замечает, – сказала она. – В детстве мы с девочками играли в «Привидения». Нам нравилось чувствовать себя незаметными и неуязвимыми. Девочки вырос-ли и забыли про эту игру, а я так и осталась призраком. Мне кажется, я давно умерла, только почему-то все еще шатаюсь по этому свету, страдаю и ищу покоя. Как же я хочу исчезнуть раз и навсегда.
– …Каспер мой маленький, ты даже не представляешь, как много значишь для меня. Не исчезай, – попросил Марк, снова заплакав.
– Я приеду к тебе в субботу.
– Диана, я уже в понедельник возвращаюсь. Не порть свой выходной из-за меня, – сказала Джел.
– Перестань. Мы тут без тебя с ума сходим. И Браяр тоже.
Джел улыбнулась. Дверь ее комнаты открылась.
– Джел, – заглянул внутрь отец.
– Диана, давай вечером созвонимся?
– Хорошо. Обнимаю.
– Мы скучаем! – крикнула в трубку Калли.
Джел снова улыбнулась, но счастливой она не выглядела. Диана и Калли звонили ей по несколько раз в день, ежедневно. Никки – ни разу.
– Джел, тут один настойчивый юноша очень хочет увидеть тебя. Он звонил сотню раз, просил сообщить, когда ты будешь дома. – Отец вышел из комнаты, и спустя мгновение через ее порог переступил новый гость.
– Привет, – сказал Закари.
Джел была настолько потрясена, что пару минут молчала, не зная, что сказать, а потом сообразила, что нужно тоже поздороваться.
– Привет.
– Твой отец сказал, что ты плохо себя чувствуешь… Я не мог не прийти, прости.
– Закари, что тебе нужно?
Парень улыбнулся, подошел к ее кровати, почесывая затылок.
– Давно хочу набить татуировку на лбу со своим именем, чтобы меня перестали путать с братом.
– Господи… Кирон! – воскликнула Джел, покраснев.
– Он самый, – сказал Кирон, сев на краешек кровати. – …Джел, я знаю, что Закари обидел тебя. Он сам мне в этом признался. Мне очень жаль, и я прошу прощения за него. Не думай, что все Ричардсоны плохие.
– Я не держу на него зла, – вспомнив ту унизительную ситуацию, Джел вновь почувствовала дискомфорт в области сердца, словно оно было окружено сверхболезненной гематомой.
– Расскажешь, что с тобой?
– Ничего серьезного. Упадок сил.
– А могу я рассчитывать на то, что когда ты восстановишь свои силы, сходишь со мной на свидание? В «Кэнди Грэдди», например?
– Кирон, ты делаешь это из жалости?
– Нет. Ты мне нравишься. Я не могу перестать думать о тебе с той самой вечеринки.
Казалось, он говорил искренне. Но так только казалось. Джел не могла позволить себе довериться кому-то в очередной раз. Тем более брату Закари Ричардсона. Без сомнения, это была новая ловушка. Не было даже ни малюсенькой надежды на то, что ее кто-нибудь по-настоящему полюбит.
– Прости, я… я уже встречаюсь кое с кем, – со-лгала она, надеясь таким образом уберечь себя от нового разочарования.
– Черт. Так и знал, что опоздаю. Жаль, Джел. Что ж, будь счастлива и береги себя, ладно? – сказал Кирон, изо всех сил стараясь проявить мужество и благородство, чтобы не показать, как на самом деле ему больно быть отвергнутым. Он нежно поцеловал ее во ввалившуюся щечку и замер, щекоча своим горячим дыханием ее кожу.
– Пока, Кирон, – спешно сказала Джел, пылая от смущения.
– Пока… – ответил Кирон, окончательно поникнув.
Марк и Джел отлично жили вдвоем, и их совместная борьба имела положительные результаты. Марк не пил уже три дня, а Джел начала понемногу есть, и тошнило ее все реже.
– Как приятно видеть дно твоей тарелки, – обрадовался Марк, когда Джел без протеста съела все блюдо.
– Очень вкусно, пап.
– Я нашел кучу классных рецептов. Теперь я твой личный шеф-повар!
Джел была благодарна своему отцу за то, что тот так трепетно ухаживает за ней, все силы тратит на то, чтобы она восстановилась. Но Джел никак не мог-ла понять настроение отца в тот вечер. Он был чересчур возбужден и активен, и такое поведение отца ее немного настораживало.
– Пап, извини, не могу не поинтересоваться. Почему ты такой веселый?
– Подозреваешь, что я выпил? – улыбаясь, спросил Марк.
– Ну…
– Нет, Каспер, я не сорвался. Пойдем, – Марк взял дочь за руку и повел в свой кабинет.
Помимо спертого, въевшегося в стены запаха продуктов распада спирта и беспорядка в виде разбросанных на полу старых газет, что теперь служили ковриками, на которых покоились объедки; разломанных пополам виниловых пластинок, неизвестно по какой причине ставших жертвами Марка; куч грязной одежды и гор сигаретного пепла на подоконнике, на полу, на полках и столе, – Джел заметила включенный ноутбук с открытым чистым документом, стоявший в центре стола. Еще на столе были френч-пресс со свежим кофе, любимая чашка отца и книга «Труженики моря» Гюго. Окна были закрыты и зашторены. Джел тут же поняла, в чем дело.
– Ты начал писать новую книгу!
Отец всегда пил кофе, когда занимался своим любимым делом, а перед тем как начать работать, он закрывал окна, чтобы ни один звук с улицы не потревожил его, и читал что-нибудь из классики, это помогало ему, как он говорил, «смазать» свое серое вещество для продуктивной работы и войти в так называемый творческий транс.
– Да. Это свершилось… Свершилось благодаря тебе.
– Мне?
– Джел, ты вдохновила меня. Я хочу написать про тебя. Описать твой путь.
– …Это так здорово, – засмущалась Джел.
– Правда? Ты рада?
– Пап, я счастлива, что ты наконец вдохновлен. И я уверена, что ты напишешь очередной бестселлер. Как будет называться твой будущий шедевр?
– «Невидимая».
Джел умилило то, как серьезно отец воспринял ее сравнение себя с привидением.
– Отличное название.
– Вот только я не знаю, как быть с именем главной героини. Джел – это слишком прямолинейно.
– …Пусть будет Вира.
– Вира… Точно! Это же элементарно! – рассмеялся отец, хлопнув в ладоши. – Мы будем вместе создавать эту историю. Поделись со мной всеми своими мыслями и чувствами, а я преобразую их в текст и украшу метафорами. У этой истории обязательно будет светлый финал, как и у тебя. Она подарит надежду тем, кто тоже сражается за свою жизнь. Ты станешь примером, Джел.
Марк говорил все это так воодушевленно, и глаза его так светились от счастья, что Джел не могла не поддаться ему. Ей вдруг тоже стало хорошо. Она позабыла на некоторое время о своем тяжелом состоянии. Джел почувствовала себя сильной, смелой и достойной всего самого хорошего.
Может, счастье это было кратковременным, а может, оно и вовсе было обманчивым, и его теплая, возносящая до небес волна унесет ее в открытое, глубочайшее море несчастья, в котором ей суждено утонуть. Все может быть. Но пока Джел об этом не думала и просто радовалась, все дальше и дальше отплывая от берега.