Юность Поллианны — страница 11 из 36

— Да, да! — кивнула Поллианна, похлопывая по бумажному пакету.

— Тогда, наверное, это я съем, — вздохнул мальчик, пряча пончик в коробку с явным облегчением.

Поллианна, которой значение этого поступка было совершенно непонятно, запустила руку в свой пакет, и пир начался.

Для Поллианны это был самый прекрасный час — она нашла того, кто мог говорить быстрее и дольше, чем она сама. Странный мальчик знал несметное множество историй об отважных рыцарях и феях, о турнирах и сражениях. Мало того, он так живо всё описывал, что Поллианна собственными глазами видела вооружённых рыцарей и пышнокудрых фей в воздушных платьях, усыпанных алмазами, хотя смотрела на стайки льстивых птиц, на резвых белочек и на зелёную траву, залитую яркими лучами осеннего солнца.

«Женская помощь» была забыта, что там — даже игра в радость. Пылая щеками и сверкая глазами, путешествовала она по древним замкам, а вёл её удивительный мальчик, который (она об этом не знала) старался вместить в короткий час бесчисленные, томительные дни одиночества.

Когда прозвучал колокол, который торопил Поллианну домой, она вдруг вспомнила, что так и не спросила его имя. «Одно я только знаю, что он не сэр Джеймс, — вздохнула она, поморщившись от досады. — Ну ничего, я могу спросить завтра».


ДЖЕМИ

Наступило «завтра», и, выглянув в окошко, Поллианна увидела, что идёт дождь. Это значило, что в парк она не пойдёт. На следующий день дождь тоже шёл, а на третий она не увидела своего нового друга. Солнышко было ярким и тёплым и она, пораньше отправившись в парк, всё выглядывала и поджидала, но мальчик не появился. Только на четвёртый день он был на своём обычном месте, и Поллианна бросилась к нему:

— Ой, я так рада! Где же ты был вчера? Ты совсем не приходил?

— Я не мог, из-за болей, — объяснил мальчик.

— Из-за болей? У тебя что-то болит? — с волнением спросила Поллианна, и в глазах её отразилось неподдельное сочувствие.

— Да, — весело и просто кивнул мальчик. — Обычно я могу терпеть и даже приезжать сюда, но иногда уж совсем плохо.

— Как же ты терпишь постоянные боли? — прошептала Поллианна.

— Куда же я их дену? — ответил мальчик, широко раскрыв глаза. — То, что есть, никуда не денешь, приходится мириться. Да и кроме того, чем сильнее болит один день, тем приятнее назавтра, что уже не так тяжело, а полегче.

— Я знаю! Это как… — начала было Поллианна, но мальчик прервал её.

— У тебя много еды? — с надеждой спросил он. — Понимаешь, я ничего им сегодня не принёс. Джерри не смог даже пенни истратить на орешки. Да и в моей коробке не хватит даже для меня.

Поллианна очень удивилась.

— Тебе не хватит еды?

— Ну конечно! — улыбнулся мальчик. — Ты не горюй! Это не первый раз, да и не последний, я уже привык. Привет! Вот и сэр Ланселот пожаловал.

Однако Поллианна не могла думать про белок.

— А разве дома больше ничего не было?

— Нет, дома никогда ничего не остаётся, — засмеялся мальчик. — Понимаешь, мама работает, ну, лестницы убирает, стирает, и её там кормят. Джерри тоже кое-что перепадает, а вечером и утром он ест вместе с нами, если у нас что найдётся.

Поллианна буквально остолбенела.

— А что ты делаешь, когда совсем нечего есть?

— Остаюсь голодным.

— Я никогда не слышала, чтобы у кого-то не было еды! — прошептала Поллианна. — Мы с папой, конечно, были бедными, приходилось есть бобы и рыбные тефтели, когда нам хотелось индюшатины. Почему ты никому не скажешь? Ведь можно сказать людям, которые живут вокруг в этих домах?

— А что пользы?

— Они тебе обязательно что-нибудь дадут!

Мальчик опять рассмеялся, но на этот раз смех прозвучал как-то странно.

— Ты не понимаешь… Никто не разбрасывается бифштексами и тортами. Да и если не голодаешь, то никогда не оценишь того, что иногда перепадёт. Нечего будет записать на Листочки радостей.

— Куда?

Мальчик смущённо засмеялся и густо покраснел:

— Я просто забыл на минуту, что ты не Джерри и не мама.

— Что это за листочки? — умоляюще повторила Поллианна. — Пожалуйста, расскажи мне. А там тоже есть Рыцари, принцессы и сеньоры?

Мальчик покачал головой. Глаза его перестали смеяться, потемнели и стали задумчивыми.

— Я бы хотел, чтоб они там были… — тоскливо вздохнул он. — Когда не можешь даже ходить, не можешь выигрывать битвы и отбивать трофеи, не можешь преподнести принцессе свой меч и заслужить золотые награды… — глаза его вспыхнули, грудь выпрямилась, словно в ответ на призывный звук трубы, но так же внезапно огонь потух и мальчик откинулся назад. — Ничего не делать просто невозможно, — устало продолжал он. — Сидишь-сидишь и думаешь-думаешь, и иногда становится совсем плохо. Во всяком случае, у меня так бывает. Я хотел бы пойти в школу и учиться, мама не всему может научить. Я об этом часто думал. Хотел бы бегать, играть в мяч с другими мальчиками, об этом я тоже думаю. Хотел бы пойти по улицам и продавать газеты вместе с Джерри… и об этом я думаю. Не хотел бы, чтобы обо мне всю мою жизнь кто-то заботился. Вот такие у меня мысли.

— Я знаю, ох, я знаю! — выдохнула Поллианна, и глаза её засияли. Ведь я тоже не могла ходить!

— Ты? Тогда ты кое-что поймёшь. Но ты опять ходишь, а я… — вздохнул мальчик, и глаза его стали ещё грустнее.

— Ты ещё не рассказал мне о своих листочках! — взмолилась опять Поллианна.

Мальчик заёрзал и смущённо засмеялся.

— Знаешь, это только для меня имеет значение. Тебе будет неинтересно. Я начал их год назад. В тот день я чувствовал себя очень плохо, всё шло наперекосяк. Некоторое время я ворчал и думал, потом взял одну из папиных книжек и стал читать. И увидел эпиграф. Потом я его выучил наизусть, даже могу продекламировать. «Удовольствий гораздо больше там, где их не видно. Нет ни одного листа, который упал бы на землю, не содержа в себе радостей тишины или звука». Ну, в общем, я затосковал. Хотел бы я поместить того, кто писал эти слова, на моё место! Я разозлился и решил доказать, что он сам не знает, о чём говорит. Тогда-то я и стал искать радости в моих листочках. Я взял старенькую записную книжку, которую Джерри как-то мне подарил, я решил записывать всё, в чём я находил хоть что-нибудь хорошее. Потом я решил посчитать, сколько же у меня радостей.

— Да, да! — воскликнула Поллианна в восторге, когда мальчик остановился, чтобы перевести дыхание.

— Знаешь, по правде сказать, я ожидал, что их будет мало, но представляешь? Вышло много! Почти во всём мне хоть что-нибудь, да нравилось. Самое первое — листочки, на которых я мог писать. Потом кто-то подарил мне цветок в горшочке, и Джерри нашёл замечательную книгу в метро. Мы стали их искать. Иногда я их находил в очень странных местах! Однажды Джерри попались на глаза листочки, и он узнал, что это такое. Ну, вот и всё.

— Всё! Всё! — закричала Поллианна. — Так ведь это же игра. Ты играешь в игру и не знаешь об этом! Только ты играешь в неё намного лучше, чем я! Представляешь, я бы ни за что не смогла играть, если бы… если бы у меня не было еды, и я бы не могла совсем ходить или… — ей сдавило горло.

— Игра? Какая игра? — нахмурился мальчик.

Поллианна захлопала в ладоши.

— Конечно, ты не знаешь! В том-то и дело! Поэтому это так чудесно и так… так прекрасно! Послушай, я расскажу тебе, что это за игра.

И она ему всё рассказала.

— Вот так история! — выдохнул он, когда она закончила.

— Ты играешь в мою игру гораздо лучше. А я ещё и не знаю, как тебя зовут, — воскликнула Поллианна с благоговейным страхом, — и вообще, про твою жизнь…

— Тут нечего и знать, — ответил мальчик, пожимая плечами. — Да и кроме того, посмотри, сэр Ланселот и все остальные не дождутся обеда.

— Ох, и правда, — вздохнула Поллианна, посмотрев на нетерпеливо прыгающих, порхающих и стрекочущих тварей. Она беспечно перевернула свой пакет вверх дном. — Ну вот, — сказала она, — пускай едят, а мы с тобой поговорим. Я так много хочу узнать! Прежде всего, как тебя зовут? Я знаю только одно, что ты не сэр Джеймс.

Мальчик улыбнулся:

— Это Джерри так меня зовёт. Маменька и все остальные зовут меня Джеми.

— Джеми! — у Поллианны перехватило дыхание. — А маменька — это твоя мама?

— Конечно!

Поллианна вдруг расслабилась. Лицо её сразу опало. Если у этого Джеми есть мать, то он, конечно, не может быть тем Джеми, у того мама умерла.

— А где ты живёшь? — допытывалась она. — Есть кто-нибудь ещё в вашей семье, кроме тебя, твоей мамы и… и Джерри? Ты всегда приходишь сюда, каждый день? Можно мне посмотреть листочки? Не говорил тебе доктор, что ты когда-нибудь будешь ходить? Когда это случилось, ну, с ногами? А откуда ты взял коляску?

Мальчик усмехнулся:

— Ты, хочешь, чтобы я на всё сразу тебе ответил? Начну с последнего вопроса и пойду в обратном порядке, если по пути не забуду чего-нибудь. Коляску я получил год назад. Джерри узнал одного журналиста, ну, знаешь, они пишут статьи в газетах. Он написал обо мне, что я не могу ходить, и какие-то люди притащили эту коляску. Прочитали про меня и захотели, чтоб у меня была коляска.

— Вот это да! Ты, наверное, обрадовался.

— Да, конечно. Целый листочек исписал.

— Разве ты никогда не сможешь ходить?

— По-видимому, нет…

— Ох, так и мне говорили, а потом меня послали к одному доктору, я пробыла там почти год, и он поднял меня на ноги. Может быть, и ты так? Может быть, он тебя вылечит?

Мальчик печально покачал головой.

— Нет, не вылечит… Да я и не могу туда попасть, это слишком дорого. Просто я должен смириться, что никогда не смогу ходить. Ладно, не огорчайся. — Мальчик нетерпеливо закинул голову. — Я стараюсь об этом не думать. Ты же знаешь, как бывает, когда… когда начнёшь о чём-нибудь думать…

— Конечно-конечно, я понимаю, а сама заговорила об этом! — с раскаянием воскликнула Поллианна. — Ты играешь в игру гораздо лучше меня. Ну, продолжай. Ты ещё и половины не рассказал. Где ты живёшь? Сколько у тебя братьев и сестёр? Только Джерри?