— Стоило ли так убивать себя из-за таких пустяков! Вы могли догадаться, что я сама о себе позабочусь, тем более что вокруг было множество друзей. Присядьте же на минуту. Фиби, принеси, пожалуйста, еще чашку, — попросила Роза. — Я не пущу его домой, пока он не отдохнет и не подкрепится после такой пробежки.
— Не нужно быть ко мне такой доброй! Я заслуживаю выволочки, а не заботы, полыни вместо шоколада! — Мэк был растроган и смиренно уселся на диван с чашкой, которую принесла Фиби.
— Вдруг у вас больное сердце? Такая беготня убьет вас! Не нужно больше так делать, я вам строго запрещаю это, — Роза протянула ему свой веер, чтобы освежиться.
— У меня совсем нет сердца.
— Нет, есть. Я отсюда слышу, как оно стучит молотком, и все по моей вине. Я должна была заранее подойти к вам и договориться об отъезде домой.
— Меня убьют угрызения совести, а не эти три мили. Я легко пробегаю такое расстояние для моциона, но сегодня летел как сумасшедший и, наверное, показал рекордное время. Так что, раз вы больше не сердитесь, успокойтесь и «хлебайте ваш чай», как говорит Эвелина[16], - и Мэк ловко перевел тему.
— Что вы знаете об Эвелине? — спросила Роза с удивлением.
— Я знаю о ней все. Вы думаете, что я никогда не читал романов?
— Я думала, что вы не читаете ничего, кроме латинских и греческих авторов, кроме тех случаев, когда интересуетесь «псевдофитами Вебски» или «кремнекислой солью бисмута в Иоганджорженштадте».
Мэк широко раскрыл глаза при этом намеке, затем, по-видимому, понял шутку и так громко захохотал, что послышался голос тетушки Изобилие, которая в тревоге спрашивала:
— Что это? Что случилось? Пожар?
— Нет, тетушка, все благополучно. Я пришел пожелать кузине спокойной ночи, — громко отозвался Мэк, поспешно допивая свою чашку.
— Ну, так уходи и дай девочке отдохнуть, — проворчала старая леди, возвращаясь в постель.
Роза между тем побежала в прихожую и, сняв с вешалки теплое пальто дяди, пошла навстречу Мэку, который в рассеянности искал свое.
— Вы же прибежали без пальто, полуночник! Возьмите это и в следующий раз будьте внимательнее, иначе так легко не отделаетесь, — со смехом сказала Роза, подавая ему пальто и глядя на него без малейшей тени неудовольствия.
— В другой раз! Значит, вы меня правда простили? Вы дадите мне еще один шанс доказать, что я не полный болван? — воскликнул Мэк, с сердечной благодарностью закутываясь в толстое пальто.
— Вообще-то, я далека от мысли, что вы болван. Напротив, вы сегодня произвели на меня неизгладимое впечатление своей ученостью. Я сказала Стиву, что мы можем гордиться нашим философом.
— Прочь ученость! Я докажу вам, что не книжный червь, а живой человек, как все. А там уж гордитесь или нет, как вам будет угодно! — Мэк с вызовом кивнул головой, так что очки съехали на самый кончик носа, нахлобучил шляпу и гордо удалился.
Дня через два Роза отправилась навестить тетю Джейн, что свято исполняла каждую неделю. Поднимаясь по лестнице, она услышала странный звук и невольно остановилась, чтобы прислушаться.
— Раз, два, три, ногу назад! Раз, два, три, поворот! Ну, начинай! — говорил нетерпеливый голос.
— Легко сказать, начинай! Куда мне девать левую ногу, когда правую я поворачиваю, да еще и завожу назад? — с трудом переводя дыхание, безнадежно спрашивал другой.
Девушка с любопытством двинулась дальше по лестнице. Насвистывание и отбивание такта послышались четче, и Роза узнала голоса. Полуотворенная дверь представила ее глазам такую картину, что девушка едва удержалась от смеха. Стив с красной скатертью, намотанной вокруг талии, опираясь рукой на плечо Мэка, насвистывал мотив вальса — он был отличный танцор и гордился своим искусством. Мэк с раскрасневшимся лицом и сумасшедшими глазами вцепился за талию брата. Он пытался выполнить неразрешимую задачу: провести «партнершу» по длинному залу, не запутавшись в скатерти, не наступив на ногу даме и не перевернув мебель.
Роза наслаждалась зрелищем, пока Мэк, в неистовой попытке сделать поворот, не впечатался в стену и не увлек Стива за собой на пол. Тут уж она не могла более сдерживаться и вошла в комнату, весело воскликнув:
— Это великолепно! Продолжайте, я буду вам аккомпанировать.
Стив быстро вскочил с пола и в большом смущении сдернул с себя скатерть. Мэк, потирая ушибленное место, опустился в кресло и проговорил, стараясь казаться веселым и непринужденным:
— Как поживаете, кузина? Когда вы пришли? Как же это Джон не доложил нам?
— Я рада, что не доложил, а то бы мне никогда не увидеть этого трогательного зрелища преданности кузине и братской любви. Вы, как я вижу, уже вполне готовы к следующему вечеру.
— Стараюсь подготовиться; но тут столько вещей, о которых надо помнить одновременно: движения, темп, направление — все это очень сложно. Да еще надо не наступить на платье, не сбиться с ноги, — Мэк утер мокрый лоб со вздохом изнеможения.
— Это самый тяжкий труд, который я когда-либо взваливал на свои плечи. Я не кукла, чтобы меня валяли по полу, — проворчал Стив, с тяжелым сердцем отряхивая от пыли щегольские сапоги и брюки, и горестно осматривая оттоптанные до боли ноги.
— Я тебе крайне обязан. Я понял, в чем суть, и могу теперь упражняться со стулом, — сказал Мэк с комической смесью благодарности и обреченности. Роза не смогла удержаться и хохотала так заразительно, что оба брата от души вторили ей.
— Раз вы оба приносите себя в жертву мне, как мученики, я обязана помочь вам. Сыграйте нам, Стив, а я дам урок Мэку, если только он не предпочитает танцевать со стулом.
Быстро сбросив пальто и шляпу, Роза любезным жестом пригласила своего кавалера. Ей не смог бы отказать даже отшельник.
— Благодарю вас, но я боюсь ушибить вас, — Мэк был тронут ее предложением, но опасался своей неловкости.
— Я не боюсь. Откуда же Стиву научиться ловко подбирать шлейф? Между тем это не составляет труда для танцующей девушки. Тем более сегодня я совсем без шлейфа, значит одной помехой меньше. Музыка поможет нам лучше держать темп. Слушайтесь меня, и после нескольких туров у нас все пойдет отлично.
— Хорошо, хорошо! Начинай, Стив. Ну, Роза! — откинув волосы, падавшие на глаза, Мэк с твердой решимостью взял Розу за талию и принялся за дело, стараясь отличиться во что бы то ни стало.
Второй урок прошел удачнее: Стив отчетливо отбивал такт, а Мэк исполнял все приказания так быстро, как будто от этого зависела его жизнь. Миновав несколько опасных тесных проходов, Роза провальсировала вокруг комнаты безо всяких приключений, и кавалер посадил ее на место с грациозным пируэтом. Стив начал аплодировать, а Мэк воскликнул с безыскусной искренностью:
— Право, Роза, у вас необыкновенная способность вдохновлять. Я прежде терпеть не мог танцев, а теперь, поверите ли, они мне понравились.
— Я уверена, вы их полюбите. Теперь вы должны сесть рядом и обмахивать даму веером, если она этого пожелает, — Роза изо всех сил старалась помочь своему ученику достичь совершенства в новой науке.
— Да, я видел, как это делают, — сложив газету в виде веера, Мэк принялся обмахивать свою кузину с таким усердием, что у Розы не хватило духу остановить его.
— Отлично, брат! Ты, похоже, становишься человеком. Пожалуй, я закажу тебе новое платье, раз ты и в самом деле начинаешь держать себя прилично, — одобрительно сказал Стив, как компетентный знаток в этом деле. — А теперь, Роза, научите Мэка вести разговор, чтобы он не был посмешищем, как в тот вечер. Я не имею в виду его пассажи о геологии, хоть это тоже было довольно глупо. Слышали бы вы его болтовню с Эммой Куртис! Расскажи ей, Мэк! Бедная Эмма по праву сочла его за крайне скучного человека.
— Я, право, не понимаю, что я такого сказал. Я просто пытался вести светский разговор, — неохотно пробурчал Мэк, потому что двоюродные братья, которым Стив передал эту замечательную беседу, вдоволь потешались над ним.
— Что же вы говорили? Я не буду смеяться. Если только смогу, — Роза горела нетерпением узнать, в чем дело, так как в глазах Стива искрился смех.
— Пожалуйста, я расскажу. Я знал, что она очень любит театр, и начал с него. Все шло очень хорошо до тех пор, пока я не стал рассказывать ей о древнегреческом театре. Вы же знаете, это очень интересный предмет.
— Очень. И вы, наверное, пропели ей один из хоров или продекламировали монолог Агамемнона[17]? Мне вы его декламировали, когда рассказывали об этом, — Роза с трудом удерживалась от смеха при воспоминании об этой комической сцене.
— Конечно, нет; но я посоветовал ей прочесть Прометея[18]. Она почему-то засмеялась, закрываясь веером, и начала говорить о Фиби: какое она прелестное создание, как хорошо себя держит, что одевается в соответствии со своим положением, и тому подобные пустяки. Наверное, это было несколько грубо, но я разозлился и стал говорить то, что приходило в голову, нисколько не стесняясь: что, по моему мнению, Фиби одета лучше всех на вечере, потому что она не обвешана таким количеством украшений, как другие девицы.
— Мэк! Как можно было сказать такое Эмме? Для нее смысл жизни — быть изящно одетой, а в тот вечер она выглядела просто сногсшибательно. Что же она ответила? — спросила Роза, сочувствуя и той, и другой стороне.
— Она вспыхнула и одарила меня свирепым взглядом.
— А что вы?
— Я прикусил язык, но попал, как говорится, из огня да в полымя. Следуя ее примеру, я переменил тему и заговорил о благотворительном концерте в пользу сирот. А когда она стала жалеть бедных малюток, я предложил ей усыновить одного из них и посетовал, что молодые леди вместо этого нянчатся с кошками или собаками.
— Несчастный! Она обожает свою собачку и ненавидит детей, — воскликнула Роза.
— Значит, она просто дура! По крайней мере, теперь ей известно мое мнение по этому вопросу, и, кстати, она вполне его одобрила. Я прибавил, что усыновление могло бы принести много пользы молодым девушкам, научив их обращаться с младенцами прежде, чем появятся их собственные дети. Столько бедных малюток погибает по вине невежественных матерей, — Мэк говорил так серьезно, что Роза не посмела улыбнуться.