— Так и должно быть. Никакой серьезный опыт не достается легко, а этот мне кажется самым важным. Важнее его, может быть, только смерть.
Невозмутимый тон и серьезное выражение лица Мэка заставили Розу взглянуть на кузена с изумлением. До сих пор она не слышала, чтобы он так говорил. Стив тоже был изумлен, тем не менее притворно забеспокоился:
— Он заразился чем-то в больнице, вероятно, тифом, и начинает бредить. Я уведу его поскорее, пока он еще не совсем рехнулся. Ну, пойдем, старый сумасброд, нам пора убираться.
— Не беспокойся, я совершенно здоров и благодарю за совет. Я обязательно когда-нибудь отчаянно влюблюсь. Вы считаете, что это невозможно? — Мэк задал этот вопрос так серьезно, что вызвал улыбку кузины.
— Конечно, нет; вы будете отличным поклонником, нежным и верным, — Роза с удивлением ожидала других оригинальных вопросов.
— Благодарю вас. Я все время был с Арчи, принимал участие в его волнениях и, естественно, принялся изучать этот предмет. Так должен поступать всякий благоразумный человек. Пойдем, Стив, я готов, — сказал Мэк, как будто оканчивая урок.
— Этот мальчик или дурак, или гений. Хотелось бы мне знать, кто именно, — сказала тетушка Изобилие, приводя в порядок стол и покачивая в недоумении своим лучшим чепцом.
— Время покажет. Но он ни в коем случае не дурак, — ответила девушка, прикалывая к платью анютины глазки, хотя они не совсем шли к голубому шелку.
В это время явилась тетя Джесси, чтобы помочь принимать гостей, и привела с собою Джеми. Он то вился вокруг стола, словно муха, то высовывался в окно и объявлял с восторгом: «Вот подъезжает еще какой-то господин».
Вскоре появился Чарли, в самом лучшем расположении духа. Выезды или празднества были для него истинным наслаждением, и Принц был очарователен. Он привез Розе чудесный браслет и получил благосклонное разрешение надеть его кузине на руку, пока та журила его за расточительность.
— Я только следую вашему примеру. Вы сами говорили, что любимым людям отдают все самое драгоценное, находя в этом наивысшее удовольствие, — ответил Чарли, возвращая сестре ее собственные слова.
— Хотелось бы мне, чтобы вы брали с меня пример и в других вещах, — заметила Роза серьезно, когда тетушка Изобилие позвала Принца посмотреть, не готов ли пунш.
— Нужно следовать правилам, установленным в обществе. Вот сейчас, по старому обычаю, мы должны выпить за тетушкино здоровье, иначе мы разобьем ей сердце. Хорошо еще, что у меня крепкая голова, потому что сегодня я буду вынужден исполнять этот обычай многократно, — Чарли, смеясь, показал длинный список визитов и отправился поздравить старую леди. Чокаясь с ней, он наговорил кучу остроумных и лестных комплиментов.
Роза немного встревожилась: если Чарли будет пить за здоровье всех стоящих в списке, ему действительно понадобится очень крепкая голова. В этот момент ей неловко было читать кузену нотации, — это было бы неуважением к тетушке Изобилие. Она сама никогда не пила вина, и ей хотелось напомнить об этом Принцу. Она задумчиво крутила бирюзовый браслет с изображением незабудок, когда кузен подошел к ней, все так же оживленно болтая.
— О святая Роза! Вы бы с удовольствием разбили все бокалы в городе, лишь бы спасти нас, праздную молодежь, от завтрашней головной боли.
— Да, это правда, головная боль кончается иногда сердечной. Не обижайтесь, мой милый Чарли, но подобная жизнь опасна для таких людей, как вы. Прошу вас, будьте осторожны ради меня, — прибавила она с невольной нежностью в голосе. Глядя на его стройную фигуру, хотелось, чтобы он никогда не менялся, оставаясь таким же обворожительным.
Чарли, заметив эту небывалую нежность в глазах, которые и без того всегда смотрели на него ласково, нафантазировал себе больше, чем было на самом деле, и с внезапной страстью ответил:
— Я исполню ваше желание, дорогая моя!
Румянец на его лице передался и Розе. В эту минуту ей показалось возможным полюбить этого двоюродного брата, который так охотно позволял руководить собой и так нуждался в хорошем влиянии, чтобы оставаться порядочным человеком. Эта мысль промелькнула в ее голове, как молния, сердце сильно забилось, будто детская привязанность превращалась в более теплое чувство и возбудила в ней ответственность, которой она прежде никогда не испытывала. Покоряясь внутреннему побуждению, она сказала полушутя-полусерьезно:
— Если я буду носить браслет как воспоминание о вас, то вы должны носить это, чтобы помнить ваше обещание.
— И вас, — шепнул Чарли, с поклоном целуя руку, вставляющую ему в петлицу белую розу.
Как раз в этот волнующий момент они услышали, как стукнула входная дверь и кто-то вошел в первую гостиную. Роза в душе обрадовалась, что их прервали. Она не была вполне уверена в своих чувствах и боялась, что первое побуждение может завести ее слишком далеко. Чарли был раздосадован, что потерял такой благоприятный момент. Он злобно посмотрел на вновь прибывшего и со словами: «Прощайте, моя милая Роза, я заеду вечерком проведать вас после этого утомительного дня», — одарил бедного Фун Си ледяным кивком и удалился. Всегда приветливый азиат решил было, что чем-то смертельно оскорбил ушедшего.
У Розы не было времени разобраться в своих новых ощущениях, потому что пришлось принимать поздравления мистера Токио, расточаемые со смесью китайской любезности и американской неловкости. Прежде чем новый гость взялся за шляпу, Джеми проорал с восторгом:
— Еще гости! О, какая толпа!
Тут посетители начали являться один за другим, и дамы мужественно оставались на своем посту до позднего вечера. Наконец тетя Джесси и засыпающий на ходу Джеми отбыли домой, а тетушка Изобилие отправилась в постель в урочный час. Доктор Алек возвратился довольно рано — его приятели не были светскими людьми, — но тут же уехал к тете Майре. Он привык к ее вызовам. Миссис Майра подозревала у себя множество смертельных болезней и наконец остановилась на болезни сердца. Время от времени она присылала сообщить, что умирает. Все уже привыкли к этому, поэтому доктор никогда не тревожился, хотя являлся к ней незамедлительно и прописывал какое-нибудь невинное лекарство с большой готовностью и терпением.
Роза была очень утомлена, но спать ей не хотелось. Она уселась перед камином в учебном кабинете в ожидании дяди или, может быть, Чарли, хотя не рассчитывала, что он придет так поздно. Вероятно, тете Майре действительно было нехорошо, потому что часы уже пробили полночь, а доктор Алек все не возвращался. Роза собиралась уже идти спать, когда легкий стук в дверь зала заставил ее вскочить.
«Бедный! Руки у него так озябли, что он не может попасть ключом в замочную скважину!» — подумала она и выбежала навстречу, так как прислуга уже спала.
— Это вы, дядя?
Голос ответил «да», а когда дверь отворилась, вошел не доктор Алек, а Чарли. Он сразу, не снимая шляпы, упал на первый попавшийся стул, потер руки, щурясь, как будто свет ослеплял его, и проговорил резко и отрывисто:
— Я сказал, что приду… Я оставил товарищей, весело провожающих старый год. Но я обещал… А я всегда держу слово. И вот я явился! Ангел вы мой! Что, избавились наконец от посетителей?
— Тише! Прислуга спит. Пойдемте в кабинет, погрейтесь у огня, вы, кажется, очень озябли, — Роза двинулась вперед, чтобы подвинуть удобное кресло.
— Я мог бы и здесь посидеть. Где дядя? — Чарли шел за ней прямо в шляпе, засунув руки в карманы и неотрывно следя взглядом за белокурой головкой.
— Тетя Майра прислала за ним, он уехал довольно давно, — ответила Роза, добавляя в камин дров.
Чарли засмеялся и уселся на угол учебного стола.
— Бедная старуха! Чего бы ей не умереть, в самом деле? Она его совсем измучила. Дать ей вдохнуть немножко больше эфира, и она мирно отправится к праотцам.
— Не говорите так. Дядя говорит, что воображаемые болезни иногда труднее переносить, чем настоящие, — Роза с неудовольствием отвернулась.
До сих пор она не взглянула ему в лицо. После утренней сцены ей было чуть-чуть неловко. Но вдруг поза и внешний вид кузена поразили девушку так же, как и его речи. Роза переменилась в лице, что напомнило Чарли о неприличии его поведения. Он вскочил с места, поспешно сдернул шляпу и уставился на сестру каким-то пристальным, но в то же время рассеянным взглядом. Слова вылетали из него отрывисто и торопливо, словно Принцу трудно было остановиться.
— Извините… Я пошутил… Очень глупо, я знаю, и впредь не буду. Жар этой комнаты немного отуманил меня. Мне кажется, я немного простудился… Холодно… Я озяб, хотя ехал чертовски быстро…
— Надеюсь, не на вашей злобной лошади? На ней опасно ездить так поздно и одному, — Роза плавно отодвинулась к большому креслу, потому что Чарли нетвердо двинулся к камину, и предусмотрительно убрала с его дороги маленькую скамейку для ног.
— Опасность возбуждает, вот отчего я люблю ее. Ни один человек не посмеет назвать меня трусом… Только попробуй! Я ничего не боюсь, и лошади не покорить меня. Я сверну ей шею, если она заставит меня отказаться от моих убеждений. Нет… Я не то думаю… Не беспокойтесь… Все это справедливо, — и Чарли рассмеялся без тени веселости, чем окончательно смутил Розу.
— Приятно вы провели сегодняшний день? — Роза наблюдала, как он вытащил сигару и спичку и с трудом соображал, что именно нужно зажечь, а что раскурить.
— Сегодняшний день? О, великолепно! Я сделал сто тысяч визитов и отлично поужинал в клубе. Рэндал больше не мог петь, но я вылил на него стакан шампанского и заставил спеть мою любимую старинную песню: «Лучше смеяться, чем вздыхать…»
Чарли запел эту застольную песню, размахивая спичкой, словно это был стакан вина над головой Рэндала.
— Тише! Вы разбудите тетю, — воскликнула Роза таким повелительным тоном, что он запнулся и смущенно попытался оправдаться:
— Я хотел показать, как это надо петь. Не сердитесь, дорогая… Посмотрите на меня, как сегодня утром, и я больше не спою ни единой ноты! Просто я сегодня весел… Мы выпили за ваше здоровье, а они все меня поздравляли. Я, конечно, им говорил, что еще ничего не решено… Ах, как это я проболтался. Ну, ничего… Я часто попадаю впросак, а вы всегда меня прощаете. Простите же и теперь, не сердитесь, дорогая!.. — уронив вазу, он пылко рванулся к Розе, так что та вынуждена была спрятаться за кресло.