Ее взгляд был устремлен на большие золотые часы, висевшие на другом конце зала, и во время пения она смотрела лишь в эту точку. Когда стихла последняя нота, Фиби перевела взгляд на молодую девушку в первом ряду, на лице которой отражалось глубокое сопереживание. Быстро поклонившись, певица повернулась назад и ушла на свое прежнее место между девочками. Сиротки кивали ей головами и аплодировали изо всех сил: так им понравилась спетая баллада.
Публика последовала их примеру, но без особого энтузиазма. Было очевидно, что Фиби не произвела сильного впечатления на слушателей.
– Никогда не пела она так дурно, как сегодня, – проворчал Чарли с досадой.
– Она переволновалась, бедняжка! Дайте ей опомниться, – ободряюще сказал дядя Мэк.
– Я хотел это исправить, уставился на нее, но она на меня и не взглянула, – прибавил Стив, поправляя перчатки и одновременно хмуря брови.
– Первый романс самый трудный, и она спела его лучше, чем я ожидал, – проговорил доктор Алек, стараясь скрыть разочарование.
– Не беспокоитесь, она храбрая, сильная девушка, и еще удивит нас под конец вечера, – предсказывал Мэк с непоколебимою уверенностью, как будто знал нечто такое, чего другие не знали.
Роза не произнесла ни слова, но незаметно пожала руку Арчи в знак сочувствия. В эту минуту его руки разжались – одна из них осталась лежать на коленях, а другой он нервно вытер разгоряченный лоб.
Друзья, окружавшие Кэмпбеллов, льстиво нашептывали комплименты и прикидывались восхищенными волшебным пением мисс Мур, ее изящной простотой и несомненным талантом. Зато посторонние открыто высказывали критические замечания, чем крайне возмущали Розу, тем более что они мешали ей наблюдать происходящее на сцене. А там играли очень милую увертюру, затем один господин замечательным басом заревел свою партию, а сиротки подпевали ему «тра-ла-ла» с оживленным удовольствием, потому что долгое молчание вредно маленьким девочкам.
– Я часто слышал, что у женщин язык закреплен посредине и оба его конца свободно болтаются. Теперь вижу это воочию, – прошептал Чарли, стараясь развеселить Розу и указывая, как смешно открываются семьдесят пять ртов, а внутри них одновременно двигаются бойкие язычки.
Роза рассмеялась и подала ему свой веер. Он покорно принялся обмахивать ее, наклонившись вперед, потому что сидел позади, во втором ряду. Однако разочарование девушки не сглаживалось, она все еще хмурила брови, глядя на высокого господина слева, который осмелился покачать головой и, найдя в афише следующую арию Фиби, произнес:
– Ну, этой молодой особе будет трудно пропеть итальянскую арию, ей легче научиться летать. Не стоит и пробовать.
Но Фиби вновь вышла к зрителям и спела. Мнение высокого господина внезапно изменилось, потому что исполнение было превосходным. Первая неудача только подзадорила Фиби, уязвив самолюбие девушки. Она взяла себя в руки, отбросив всякий страх, и с твердой решимостью превратила неудачу в успех. Теперь она легко переводила взгляд от Розы к Арчи и вкладывала в пение всю душу. Звучный голос разливался серебром, заполняя весь огромный зал и околдовывая слушателей.
Исполнение арии решило судьбу Фиби как певицы: бурные аплодисменты долго не смолкали, словно зрители пытались искупить прежнюю холодность. Но на бис она не вышла, тень большого органа словно поглотила девушку, ни один лестный выкрик не мог вернуть ее на сцену.
– Теперь я умру спокойно, – кричала Роза в совершенном восторге, между тем как Арчи бездумно смотрел в афишу, пытаясь сохранить спокойное выражение лица. Остальные члены семьи приняли торжествующий вид, как будто они никогда не сомневались в успехе Фиби.
– Право, очень хорошо, – сказал высокий господин, одобрительно качая головой. – Весьма хорошо для начинающей. Не удивлюсь, если со временем из нее выйдет новая Келлог[49].
– Теперь вы прощаете этого ворчуна, не правда ли? – шепнул Чарли на ухо кузине.
– Да, но впредь пусть поостережется судить по первому впечатлению, – ответила так же тихо Роза, готовая теперь помириться со всем человечеством.
В своем третьем выходе Фиби должна была исполнить еще одну балладу, она вообще собиралась посвятить свое творчество этому полузабытому, но притягательному жанру. Поэтому для всех в зале, за исключением лишь одной особы, было большим сюрпризом, когда, вместо «Старого Робина Грея», она вдруг, сама сев за фортепиано и улыбаясь через плечо детям, запела соловьиную песенку, которой когда-то пленила Розу. Очень похожая имитация трелей, чирикания и воркования птиц служила припевом к трем куплетам милой песенки о весне. Превосходный аккомпанемент весело струился через всю песню, а взрыв детского хохота, раздавшийся после первого куплета, прозвучал как ответ на щебет птиц в пробудившемся лесу.
Все получилось чрезвычайно эффектно. Слияние природы и искусства сотворили чудо, виртуозное подражание голосам птиц произвело сильное впечатление на искушенную публику переполненного концертного зала. Фиби снова была сама собой. Румянец играл на ее щеках, глаза смеялись, она пела весело и куда более искусно, чем когда-то на кухне за мытьем посуды. Эту песенку создали для забавы детей, и малыши по достоинству оценили ее: когда Фиби вернулась к ним, они в полном восторге хлопали, махали передниками, хватали ее за подол и умоляли повторить.
Но Фиби покачала головой и исчезла – было уже поздно для таких малюток. Некоторые из них уже потихоньку дремали, пробуждаясь лишь от внезапного шума вокруг. Взрослые, однако, не отступали и продолжали аплодировать, а в особенности тетушка Изобилие, которая схватила трость дяди Мэка и стучала ею в пол изо всех сил.
– Не заботься о перчатках, Стив, и аплодируй, пока она не вернется, – крикнул Чарли, радуясь, как ребенок.
Джеми совсем потерял голову от восторга и кричал во все горло: «Фиби! Фиби!», несмотря на все старания матери заставить его молчать. Аплодировал с азартом даже высокий господин, а Роза весело смеялась, глядя на Арчи, который наконец дал себе волю и так энергично топал ногами, что не смеяться было невозможно.
Фиби не могла не выйти. Она подошла к краю сцены, скромно поклонилась, и на ее оживленном лице отразились счастье и благодарность. Внезапно все смолкло. Тогда, в одно мгновение вспомнив всю свою жизнь, она взглянула на улыбающиеся лица друзей и без малейшего смущения запела колыбельную – песню, которая не состарится никогда.
Она глубоко проникла в сердца всех слушателей – было что-то невыразимо трогательное в нежном голосе молодой девушки, бывшей воспитанницы приюта, которая пела в пользу своих сестер по несчастью. Фиби к тому же возбудила еще большее сочувствие, когда при последних словах с мольбой протянула руки к зрителям.
Это движение было так естественно и трогательно, что произвело чудо. Одни слушатели мгновенно почувствовали, как кошельки оттягивают им карманы; другие, даже не очень сентиментальные, украдкой отирали слезы; родители, оставившие дочерей спокойно спать в своих постельках, с болью смотрели на стайку девочек в бедных коричневых платьицах. Когда Фиби закончила петь, в зале еще минуту держалась полная тишина. Певица готова была снова исчезнуть, пока публика прятала носовые платки, но внезапно по лесенке на сцену начала пробираться крошечная девочка в переднике, едва видневшаяся из-за огромного букета.
Малютка храбро выполняла поручение, за которое ей обещали много сладостей, добралась до сцены и подала Фиби букет со словами: «Это вам, мисс». От взрыва аплодисментов она вздрогнула и громко зарыдала, спрятав личико в складках платья Фиби.
Это была затруднительная минута для бедной Фиби, но девушка с честью вышла из положения: подхватив малютку на руки, она легко сбежала со сцены, с улыбкой глядя в зал поверх букета. Эта прекрасная картина так и запечатлелась в памяти зрителей – самая старшая из сирот с самой маленькой на руках.
После этого выступления зрители стали расходиться; заспанных девочек уводили; шепот перешел в мерное жужжание. В этой суматохе Роза поискала глазами Стива – помнил ли он свое обещание довезти Фиби домой. Нет, он подавал плащ Китти и совершенно забыл о других обязанностях. Затем, обернувшись в другую сторону, чтобы поторопить Арчи, она обнаружила, что он также исчез, на кресле лежали только его забытые перчатки.
– Ты потеряла что-нибудь? – спросил дядя Алек, заметив ее движение.
– Напротив, дядя, я кое-что нашла, – шепнула она в ответ, подала ему перчатки вместе с веером и биноклем и прибавила поспешно:
– Дядя, попросите всех, чтобы они сегодня к нам не заходили: Фиби сильно переволновалась, ей надо отдохнуть.
Во всем, что касалось Фиби, слова Розы были законом. Итак, решено было поздравить дебютантку завтра, и доктор Алек отказался от приема гостей. Весь обратный путь они с тетушкой Изобилие предсказывали блестящую карьеру певице – и Роза молча радовалась счастью, которое ожидало подругу. Она была уверена, что Арчи объяснится с Фиби в этот вечер, и с женским восторгом представляла себе всю сцену. Вот он нежно задал главный вопрос, вот Фиби с благодарностью дала желанный ответ… Дальше ей представлялось, как они оба переживают этот восхитительный момент, возможный лишь однажды в жизни. Ей так не хотелось потревожить влюбленных слишком рано, что она упросила дядю ехать дальней дорогой – насладиться прохладной ночью, светом полной луны и чистым воздухом после волнений этого вечера.
– Я думала, ты мечтаешь поздравить Фиби, – наивно удивилась тетушка Изобилие.
– Мне действительно не терпится обнять подругу, но Фиби хотела побыть одна, и я лишь исполняю это желание, – ответила Роза, пытаясь найти хорошее оправдание.
«А моя девочка, похоже, немного завидует успеху Фиби», – доктор воображал, что понимает, в чем дело.
Однако длинной прогулки не получилось – старая леди боялась простудиться, и Розе казалось, что они возвратились слишком рано. Едва войдя в дом, она поспешила опередить родных, чтобы предостеречь влюбленных. Но рабочий кабинет, зал и будуар были пусты, и Джейн, явившись с вином и закуской, доложила, что мисс Фиби прошла наверх и просит извинить ее, так как она очень устала.