тому десантников рассаживали в желобах для торпед!
Но основной всё же боевой задачей торпедных катеров были атаки вражеских транспортов и кораблей охранения: эсминцев и фрегатов.
И вот в апреле 1944 года самолёт-разведчик сообщил о замеченном караване судов. Группе быстроходных катеров, на одном из которых служил Ковалёв, поступил приказ командования Северного флота: немедленно выйти в море.
Шквальный заградительный огонь фашистов не сдержал атаку. Первый катер успешно выставил дымовую завесу, которая позволила остальным ворваться в самую середину конвоя.
— Увеличить скорость! — отдал распоряжение капитан мотористу и направил лодку прямо на вражеский эсминец.
Снаряды рвались всё ближе и ближе к катеру, иногда скрывая его сплошной завесой воды. На катере было лишь две торпеды. И промах мог стоить не только победы, но и жизни экипажа.
Все ждали залпа. А командир будто медлил. В машинном отделении Саша, перекрикивая жуткий шум моторов, с тревогой спросил старшину:
— Ну когда же?
— Потерпи! Вот зайдём прямо в бок, и тогда уж им конец!
Волна три балла! Нужен точный выстрел…
Вдруг резкий вираж почти опрокинул катер, и тут же прозвучала команда с мостика:
— Первая торпеда… Огонь!.. Вторая торпеда — огонь!
Дым застлал поражённый корабль, а когда ветер его рассеял — врага не было!
— Эсминец потопили! — крикнул в моторный отсек с палубы один из матросов. — Теперь бы уйти! Не подведите, мотористы!
Катер лёг на обратный курс и, петляя на предельной скорости, благополучно ушёл от смертельного огня остальных кораблей эскорта.
Но уже на днях предстояла новая опасная операция. Разведка доложила о прибывших в захваченную немцами бухту двух больших судах. И было принято решение напасть на них неожиданно прямо в гавани.
Задача почти невыполнимая. Ведь корабли стояли под прикрытием сторожевиков, минных полей и береговой артиллерии. Но ничто не могло поколебать решимость наших моряков.
Катера благополучно прошли заминированную акваторию и ворвались под прикрытием заполярной метели в гавань, застав противника врасплох. Оба транспорта с ещё не разгруженной техникой, боеприпасами и амуницией были потоплены.
Операция была столь успешной, что всех участников наградили. Саша получил медаль Ушакова.
Немцы отчаянно старались переломить ход войны. Они даже создавали и вводили в строй всё новые виды вооружений. Но в усовершенствовании немецкого оружия будто зазвучали нотки отступления. Торпедные катера получили ещё два торпедных аппарата с боекомплектом, но для залпа с кормы — для спасения от погони.
Кровопролитные сражения в северных морях продолжались.
Одно из них произошло 8 мая 1944 года.
Поступил приказ уничтожить транспортные суда, которые шли под сильной охраной. ТК-209 под командованием А. И. Кисова, где служил мотористом семнадцатилетний Александр Ковалёв, на счету которого уже было двадцать боевых операций, плыл рядом с ТК-217. Сигнальщики — на мостиках. Зенитчики — у пулемётов.
Выйдя на цель, катера рассредоточились, и завязался бой.
— Полный вперёд! Поддерживать скорость в пятьдесят узлов! — скомандовал капитан Кисов.
— Есть пятьдесят узлов! — доложил Ковалёв.
Несколько минут спустя ТК-209 сумел произвести успешный манёвр, вышел на удобную позицию и выпустил торпеды. Они поразили цель. Транспорт начал тонуть.
Но в это время ТК-217 попал под сильнейший обстрел и был потоплен. На воде осталось несколько выживших моряков.
— Всех подобрать! — приказал Кисов, несмотря на убийственный обстрел. И ТК-209 стал маневрировать, собирая в ледяной воде уцелевших товарищей.
Казалось, что выполнивший поставленную задачу ТК-209 вот-вот уйдёт невредимым, но чуда не случилось — осколок снаряда пробил обшивку и коллектор двигателя. Пар и выхлопные газы с жутким свистом и шелестом вырывались из пробоины. Старшина был тяжело ранен. Саша оказался контужен и потерял сознание. Но горячий пар и газ ошпарил ему ногу, и от нестерпимой боли он пришёл в себя! Моторы продолжали ещё работать, но система выхлопа и охлаждения была нарушена, и они могли взорваться от перегрева!
«Выключать нельзя! — судорожно соображал моторист. — Нас тут же потопят! Что же делать?» И он принял единственно возможное, героическое решение — лёг грудью на повреждённый коллектор, как на вражескую амбразуру!
Нестерпимая боль, прожигающая до самого сердца, охватила героя, но он не отпрянул, пока катер не вышел из-под обстрела. Его вынесли на палубу. Он пришёл в себя… Взрослые моряки плакали… Ожоги были страшные, хоть и оставалась ещё надежда на его спасение. Но через несколько часов, когда катер уже был у родных берегов, на корме сработала не разорвавшаяся во время боя немецкая фосфорная мина.
Среди погибших был и Саша Ковалёв.
Ему было только семнадцать. Он не дожил до победы 9 мая 1945 года ровно год. Посмертно Александра Николаевича Ковалёва наградили орденом Отечественной войны I степени.
Вася Коробко
На окраине деревни Погорельцы в Черниговской области продолжается бой. Взвод красноармейцев сдерживает натиск немецкой пехоты. Пулемётный расчёт, экономя патроны, простреливает опушку леса.
— Где же наш Василёк с патронами? — спрашивает молодой красноармеец. — Последняя лента осталась!
— Да сейчас прибежит, — отвечает спокойный, старый солдат. — Мальчонка быстрый!
Снова раздаётся стрекот пулемёта и ответный автоматный огонь. И вдруг в наступившем затишье слышится позади траншеи не совсем ещё поломавшийся голос Васи Коробко:
— Сейчас… Несу патроны!
Миновав, пригнувшись, простреливаемый склон, Вася встаёт в рост под прикрытием холма и протягивает пулемётчикам коробку с лентой для «максима».
— Молодец! — оборачивается солдат. — Без тебя мы пропали бы. — Заряжай! — командует он молодому бойцу.
— А вы меня с собой возьмёте, если отступать будете? — спрашивает Вася.
— Да мал ты ещё для службы, — урезонивает его пожилой и кивает на молодого. — Вот Фёдор на пять лет тебя старше. А, Федя, тебе же девятнадцать? Верно?
— Так точно! Девятнадцать в мае исполнилось.
— Ну вот, видишь, Василёк, так что ещё подрасти надо! А пока они там затаились, принёс бы нам водички холодной из колодца!
Но не успел Вася зачерпнуть ведро, как увидел за огородами пулемётчиков, отступающих по соседней улице. Они крикнули:
— Приказ отходить восточнее Чернигова. До встречи! Может, и свидимся!
— До свидания! — замахал рукой Василий.
На следующий день, ближе к закату, уже без боя моторизованное подразделение немцев вошло в деревню. В клубах пыли въехали мотоциклы, бронетранспортёры и даже танки. Фашисты, удостоверившись, что русские отошли, располагались на ночлег.
«Ишь, какие наглые! Ничего не боятся, — подумал Вася. — Даже охранение не выставили вокруг деревни… А завтра дальше двинутся, вдогонку нашим… А вот и не дам я им пойти спокойно!»
Как стемнело, он вынес из сарая пилу и лом и огородами спустился к реке, к мосту, по которому, вчера отошли наши части. Но мост не стали взрывать, понимая, что противник всё равно без особого труда перейдёт обмелевшую реку.
Вася внимательно осмотрелся и прислушался. Было тихо и безлюдно. Только стрекотали цикады, квакали лягушки и в лесу ухала сова. А скоро к этому добавилось тихое позвякивание лома о металлические скобы под мостом — Вася умело ослабил соединения балок с опорами. Затем послышалось «ших-ших-ших» — он подпилил сваи. Мост, всё ещё крепкий с виду, превратился в ловушку для вражеской техники.
Наутро колонна бронетехники двинулась к реке. По мосту лихо промчались лёгкие мотоциклы с колясками, а за ними поползли бронетранспортёры на гусеничном ходу с пехотой. И тут мост качнулся, просел и развалился, как карточный домик! Лязг металла и крики солдат смешались, но их заглушил взрыв топливного бака и боеприпасов. И пламя охватило упавший в реку бронетранспортёр. А при въезде на мост столкнулись ещё другие машины.
Так началась борьба Васи Коробко с оккупантами.
Через несколько дней в Погорельцах на постой расквартировалась другая немецкая часть. Казармой стала школа.
— Там ведь осталось наше красное знамя! — сказал друзьям Василий в тот же день.
— Да, в большом шкафу перед кабинетом директора, — ответил Егор. — Сам убирал его туда перед каникулами. И петли у дверок шкафа смазал, чтобы не скрипели.
Среди ночи пионеры подкрались со стороны школьного сада и выждали, пока часовой отвлёкся, чтобы закурить. И тут же Вася неслышно, босиком пробрался в школу. Дверцы шкафа не скрипнули, и смельчак так же незаметно выскочил из школы, когда часовой зашёл за угол.
После этой успешной операции по спасению знамени Вася решил начать вооружённую борьбу с фашистами.
Ребята собрали в лесах на месте недавних боёв винтовки и патроны. И стали готовиться к партизанской войне.
А тем временем фашисты обзавелись на Черниговщине приспешниками — предателями, которые шли в местную полицию. Они поддерживали «новый порядок». Выискивали среди местных жителей подпольщиков. Выслеживали связных партизанских отрядов, приходящих из леса. Выгоняли на принудительные работы в поля женщин и детей собирать осенний урожай, чтобы кормить немецкую армию.
Но стало немцам и полицаям опасно на лесных дорогах в округе: партизаны ежедневно обстреливали из засад проезжавшие броневики и автомашины. И Вася участвовал в этой борьбе.
Однажды, уходя после такой стрельбы в лес, чтобы спрятать винтовку под корягу, юный мститель услышал: «Эй, Василь! Стой! Свои…»
Из чащи вышли четыре бойца — один из них, Тимофей, был знакомым трактористом из соседней деревни. Все были хорошо вооружены: трофейный и наш автоматы, винтовки, гранаты.
— Здорово! — удивился Вася.
— Здравствуй, стрелок! Ты нам своей пальбой неумелой всю крупную дичь распугал!
— Так возьмите меня в отряд!
— Нет, сынок! — сказал старший, с автоматом ППШ (позже Вася узнал, что был это Александр Петрович Балабай — командир отряда). — Ты нам в Погорельцах нужнее. Уж слишком много у вас там фрицев обосновалось. Пора их выкуривать! Так что устраивайся в комендатуру работать да смотри и слушай, что поймёшь. А по субботам к вечеру, в сумерки, сюда на поляну приходи для связи с Тимофеем. Понял?