Да, на штурмовые группы большая надежда. Их распределили по батальонам. Всех солдат-комсомольцев вооружили автоматами и гранатами.
Ночью катерами их перебросили под Керчь. Они должны были сразу же после артиллерийского налета ворваться на окраину города и выбивать немцев из подвалов и домов, расчищать путь главным силам знаменитой Таманской дивизии.
Володя рассовал по карманам гранаты, проверил автомат и вместе со своими товарищами занял рубеж за садом. Не страшно, только почему-то дрожь не унимается.
Накрапывал мелкий холодный дождь. Сначала было тихо. Лишь изредка прошуршит над головой дальнобойный снаряд да застрочит где-то рядом пулемет, и опять тишина.
Гитлеровцы, как потом стало известно от пленных, не ожидали наступления в этот день. Но оно началось.
Блеснуло по всему фронту пламя, освещая густые клубящиеся облака, и загремела артиллерия, земля вздрогнула.
Где-то справа слышится тоненький, как у девочки, голосок: «Давай, давай, „бог войны“! Поддай жару, не жалей пару!»
Рядом кто-то кричит над ухом:
— Держись! Главное — не робей!
Через полчаса, когда орудийный гром смолк, в бон вступили огнеметчики. А вместе с ними с криком «ура» бросились и автоматчики. Все бегут, стреляют. Но впереди никакого противника не видно.
Уже наступил рассвет. Все в дылду, дерет горло, словно наждаком. Володя тоже кричит «ура» и ничего не замечает: ни бегущих рядом товарищей, ни разрывов вражеских снарядов, ни пылающих в огне развалин домов. Вот уже окраина города, кругом страшный грохот. «Когда же из развалин поднимется толпа фашистов, — думает мальчишка, — когда же можно будет косить их из автомата? Где они, гады?»
Вдруг бегущий впереди лейтенант упал, словно споткнулся о камень, и выронил пистолет. Не встает. Неужели убили? Володя бросился к нему. Стонет. Из-под каски офицера сочится кровь. Как учили в кружке «Красного Креста», мальчик быстро перевязал рану. Хотел оттащить командира в укрытие, но неожиданно из подвала ударил вражеский пулемет. Близко, совсем рядом. Желтоватые тугие языки пламени словно хотят лизнуть своим кончиком ноги лейтенанта. Володя распластался на сырых камнях мостовой. Пулемет ведет огонь по правому флангу. «Уничтожить!» — мелькнула дерзкая мысль.
Все произошло в одно мгновение: бросив в подвал гранату, мальчишка дал длинную очередь из автомата и прыгнул в густой дым. В полумраке увидел лежащего на спине гитлеровца. Задрав руки и ноги, он пронзительно визжал с перепугу.
Не обращая на него внимания, Володя прострочив углы сырого похвала, потом ударил ногой прямо по носу гитлеровца.
— Выходи, гад! Чего лежишь?
Тот хочет подняться, падает на колени, трясется…
— Быстро! Шнель! У, морда противная! Иди вперед!
Мальчик выводит немца из подвала. Натыкается на трупы фашистов. Вокруг ни души. Бой слышен где-то вдали. А лейтенант, раскинув руки, все еще лежит на дороге. Юный автоматчик вспоминает, как учили командиры: раненых товарищей в бою не бросать, пленных одних не оставлять. «Не разрядить ли автомат в фашиста?» Но тут же промелькнуло: «Зачем? Разве можно убивать вот так, просто, без боя?» Сердце сжимается от досады: «Что с ним делать? Ведь нужно лейтенанта выносить с поля боя…»
— Убежал бы ты хоть, трус несчастный! — ругается Володя и со злости тычет автоматом в спину фашиста — Бери офицера, понесем в тыл!
Немец догадался, а может быть, знал по-русски. Опасливо озираясь, взваливает на спину советского лейтенанта и по-русски хрипло бормочет:
— Я не виноват… я не хотейль…
— Неси! Там разберутся! Ну ты, горилла, осторожно! Или я тебе…
За большим кирпичным домом подбежала девушка в шинели:
— Давайте его на повозку! — приказала она.
— А ты кто такая?
— Фельдшер! Вот кто. Ты что, дисциплины не знаешь, не видишь, что я лейтенант.
— Вот и командуй! Оставляю тебе и своего лейтенанта и пленного, а мне туда надо! — огрызнулся Володя и быстро исчез. «Подумаешь, командир нашлась», — долго не мог он успокоиться.
А бой продолжался. И снова, возбужденный, весь мокрый мальчишка ринулся в атаку. Справа и слева слышится «ура». Таманская дивизия на плечах немцев врывается в Керчь. По улицам бегут солдаты, катят пушки… На мостовой убитые фашисты. Город разрушен.
Володе ничего не понятно: откуда-то появилось столько наших, по мостовой грохочет танк, подминает убитых немцев, давит ящики, гильзы, стекло… Не пойдешь, что творится…
— Эй мальчик! — кричит усатый солдат. — Шел бы ты в тыл, чего путаешься тут?
— Сам отправляйся в тыл! — дерзко ответил Володя и побежал вслед за танком. Полы мокрой шинели бьют по коленям, в сапогах хлопает вода.
С разбегу он взбирается сзади на танк, кто-то подает руку. Машина горячая, пахнет бензином и дымом махорки. Какой-то солдат сует ему окурок в рот: — На, потяни разок…
— Иди ты!.. Я не курю…
Вскоре танк выскочил на площадь, видно море. Волны пенятся.
— Эй, гляди! — кричит тот, что угощал цигаркой, и, словно сброшенный кем-то, падает с танка прямо на мостовую и не поднимается. Убили…
Из-за парка ударили немецкие пушки, поднялись свечи огня и комья земли. Танк остановился, выстрелил два раза, рванул в сторону. По броне залязгали пули. Солдат, как ветром сдуло с брони, залегли за сваленным телеграфным столбом. Открыли стрельбу. А куда стреляют, не понять.
Вместе с ними залег и Володя. Из парка, пригибаясь, бегут немцы, строчат из автоматов, падают, снова поднимаются. И вдруг со стороны моря широким фронтом хлынули моряки. Вьются ленточки по цепям, мелькают тельняшки, в руках гранаты…
— Ура!!! Ура-а-а-а!
Все устремились к парку навстречу немцам. Вместе с моряками мчится и Володя в серой шинели. Где-то уже заменил автомат — за спиной болтается немецкий, каску бросил, потому что на глаза спадает.
— Ура!!!
Вместе с моряками мальчишка очутился на третьем этаже какого-то полуразрушенного дома. В длинных коридорах завязалась перестрелка.
Как случилось, что Володя оказался в комнате, уставленной шкафами, он не помнит, но произошло непредвиденное: рухнула стена и загородила дверь. Выглянул в окно: к дому бегут немцы. Вот они уже близко, еще несколько шагов — и в подъезде. Нужно что-то придумать.
Тогда он мгновенно выдергивает кольцо из «лимонки» и бросает вниз; выдергивает из второй и тоже — вниз. Один за другим раздаются взрывы, словно скошенные, валятся гитлеровцы на мостовую. Володя хотел запустить еще одну гранату, но из-за угла выбежала группа моряков и с криками «ура» ворвалась в дом.
Теперь бой передвинулся в соседний дом.
Хотя мальчишка и не испытывал страха, все же появление моряков обрадовало его. Еще бы, такая сила рядом!
На площади все больше и больше наших. Они бегут куда-то по набережной и исчезают в сизой дымке, повисшей над городом.
— Эй, славян! Выбирайся! — послышалось за глыбой.
Володя увидел в большую щель улыбающееся лицо солдата.
С грохотом упала глыба на паркетный пол, и мальчишка выбежал в коридор.
— Здорово ты их, красиво! — сказал солдат и что-то записал в блокнот. — Как фамилия?
— Коваленко!
— Дивизия?
Володя назвал номер, а потом спохватился, может, шпион какой…
— Это зачем тебе, а? И кто ты такой, собственно говоря? И это вот, что?
— Чего пялишься? Это фотоаппарат. Корреспондент я. Из газеты. Дошло?
Но что Володе за дело до корреспондента, когда такое творится… Надо искать своих.
— Ладно, некогда мне здесь болтать, побегу. А то…
…Прошло несколько дней после того, как освободили Керчь. Дивизия уже продвигалась в глубь Крыма. И вот однажды на привале рядового Коваленко вызвал сам генерал.
— Слыхал про тебя, Коваленко. Хорошо дрался. Смело и правильно.
— Как учили, — скромно ответил Володя.
— Значит, усвоил военную науку побеждать. От имени Верховного Совета вручаю тебе, Владимир Коваленко, орден Отечественной войны первой степени. Поздравляю!
— Служу Советскому Союзу! — бойко ответил маленький солдат.
И тут как тут тот самый корреспондент. Улыбается.
— А ну-ка, позвольте вас зафиксировать… — и щелкнул затвором новенького ФЭДа.
— Сколько же тебе лет, юноша? — поинтересовался генерал.
— Шестнадцатый пошел… — ответил Володя, прибавив годик. — Я их, паразитов, до Берлина гнать буду! Пусть знают…
Генерал улыбнулся, обнял мальчишку.
— Что ж, желаю боевых удач.
Два года воевал Володя Коваленко. Когда в бой ходил, орден не прятал. Пусть знают фашисты, с кем имеют дело! Но в одной из атак ему не повезло: осколок раздробил ногу, пуля задела позвонок…
Совсем еще юный солдат Владимир Коваленко стал инвалидом. Возвратился домой. Долго лечился.
Более двадцати лет прошло с тех пор, но в сердце не погас комсомольский огонек. Он надежно помогает Владимиру Захаровичу трудиться на своем посту главного кондуктора в городе Красный Лиман Донецкой области. Недаром фронтовик-орденоносец удостоен звания ударника коммунистического труда. Два года боролся за это звание. А в труде, как и в бою, комсомольский огонек очень нужен.
Ушло в историю тяжелое время. Лишь следы ран на теле напоминают о жестоком прошлом. Растут два взрослых сына в дружной семье Коваленко.
А школа, в которой так и не пришлось больше учиться Владимиру Захаровичу, по-прежнему стоит перед глазами фронтовика, и над дверью плакат:
«Смерть немецким оккупантам!».
БЫТОШСКАЯ БЫЛЬ
Поселок Бытошь Брянской области оказался одним из тех самых пунктов на дороге к Москве, через которые, начиная с сентября 1941 года, днем и ночью шли немецкие войска.
Лучшие дома гитлеровцы облюбовывали под комендатуру и штаб. Нередко в поселке останавливались генералы с большой овитой, потом уезжали. И снова громыхали, гудели обозы и машины. Все это не могло не привлечь внимания народных мстителей.
Не случайно почти вся бытошская молодежь осталась в поселке. Многие ребята еще до прихода гитлеровцев знали свою задачу: заниматься подрывной деятельностью, бороться с врагами, находясь в глубоком подполье.