Друэтт. Итак, теперь вы верите в ее бога?
Веннер. Хотел бы, но не могу. После того, что произошло, я потерял самого себя. Но если есть бог, — как он сейчас смеется! Любовь и жертва — раньше я это называл шуткой дурного тона. И вот тогда он сыграл со мной именно эту шутку.
Друэтт. Женщины — это наше проклятое наваждение!.. Вы, наверно, ее очень любили?
Веннер. Я любил ее, Друэтт, все время любил. А она умерла потому, что любила меня. (Подходит к Друэтту.) Я не могу успокоиться, разве вы не видите? Я должен двигаться, гонимый чем-то неведомым внутри себя. Я не могу дождаться… я хочу скорей увидеть место, куда она собиралась уехать, больницу, где она собиралась работать, доктора Кинга, который забрасывает меня телеграммами, словно строчит из пулемета. Наверно, я буду с ним зверски ссориться, но все-таки я должен уехать. Просто — должен!
Друэтт. Кажется, понимаю. Знаете, Веннер, я слишком стар, чтобы думать о будущем и о всех гнетущих проблемах вечности, кажущихся ужасными в сорок лет и ничтожными в семьдесят. Что вы подумаете, если такой старик, как я, внезапно спросит вас — зачем мы живем на земле? Ни для чего другого, как для того, чтобы есть, пить и размножаться! Многие как будто так и думают, и они выходят сухими из воды. Но не всегда. Очень часто совершенно неожиданно приходит всеразрушающее познание, раздается удар грома, появляются письмена на стене и с неба доносится к нам саркастический смех! Познание, опыт, возможно менее мучительный, чем ваш, а может быть, и более. Вы помните эту тошнотворную строчку из сентиментальной песенки: «Он следит за падением воробья»… Это ужасно, я знаю. Но предположим, что кто-нибудь действительно наблюдает за нашими движениями, будто и мы воробьи. Замечает нашу алчность, глупую эгоистическую суету и время от времени вдруг пребольно щелкнет, и мы падаем с высоты своего величия в сточную канаву. Только подумать, что каждая катастрофа в жизни является каким-то предопределением. Помню, много лет назад в какой-то глупой книжке я прочел, что ни одна душа не может просто погибнуть: ей всегда бывает указан путь к спасению и само искупление греха служит ей уроком… Я хочу знать, Поль, это был ваш урок?
Веннер(смотрит на него). И вы тоже заставляете меня удивляться, Друэтт.
Слева входит Дженни с пальто, шляпой и чемоданом.
Дженни. Можно поставить сюда, сэр? (Ставит чемодан, вешает пальто и шляпу.)
Веннер. Благодарю вас, Дженни.
Дженни уходит.
Друэтт(смотрит на чемодан, с грустью). Уже? Что ж, пожалуй, это будет облегчение — больше не видеть вашей отвратительной физиономии за завтраком.
Веннер. Не понимаю, как у вас хватало терпения до сих пор мириться с этим зрелищем?
Друэтт. Да… по временам это было несколько 6олезненно. (Смеется. Однако смех его внезапно прерывается, он кашляет и отворачивается.)
Веннер. То, что я прерываю работу, очевидно, вас разочаровывает?
Друэтт. Ваша работа! (С обычным сарказмом.) Вы действительно воображаете, что я обеспокоен — будет ли миллиону шизофреников возвращено здоровье или они будут задыхаться на своих тюфяках, втиснутые в миллион карцеров для буйных.
Веннер. Но я думал…
Друэтт(спокойно и искренно). Вы думали? Чувства еще имеют власть надо мной, несмотря на мое старческое слабоумие. Мой брак был не из очень удачных, действительно, вся моя жизнь — неудача. И вот теперь, на закате, я обрел счастье… Смешно, правда? Подобно глупой старой деве, я вообразил, что у меня есть сын.
Пауза
Веннер. Мне тоже будет не хватать вас, Друэтт. Вы дадите знать о себе?
Друэтт. Это вызовет у вас только досаду, как вызывает ее Филлис у своего жениха.
Веннер. Бодрей, старина! Вообразите, какая для вас будет забава принимать моих досточтимых гостей.
Друэтт. Что им сказать?
Веннер. Скажите, что я уже далеко, скажите, что вместо одной комнаты сестра обеспечила мне целый квартал… только в Китае.
Друэтт. Находите, что Санчен более полезен для здоровья?
Веннер. Конечно. Город Санчен, цитируя китайский Бедекер[5], не лишен привлекательности. Кстати, за последнюю неделю его три раза бомбили. Я пришлю вам оттуда свое фото. Доктор Пауль Веннер на любимом своем дромадере. (Смотрит на часы.) Мне пора!
Друэтт. Могу я что-нибудь для вас сделать?
Веннер. Только проследить, как бы машина не ушла без меня. Мне нужно еще заняться всякой всячиной, а времени для сборов осталось мало.
Друэтт. Я прослежу. Вы будете прелестно выглядеть среди гнилых апельсинов.
Веннер. Благодарю вас.
Друэтт(после паузы). Каждую минуту может начаться дождь… (Снова пауза.) Да. (Медленно выходит в дверь в глубине сцены.)
Веннер остается один. Он подходит к бюро, собирает свои книги и бросает их в чемодан. Слева входит Дженни.
Дженни. Опять звонят, сэр.
Веннер(останавливает ее). Тсс…
Дженни(подходит к Веннеру). До свидания, сэр!
Они пожимают друг другу руки.
Веннер. До свидания, Дженни!
Дженни уходит налево.
Веннер подходит к радиоле, берет пластинку и делает движение, словно хочет ее разбить, но, повинуясь какому-то порыву, ставит пластинку. Минуту он слушает мелодию. Затем идет налево, снимает свой медицинский халат с вешалки и подходит к чемодану лежащему на столе. Вынимает из кармана фотографию Мэри и кладет ее в чемодан, запирает его. Из кармана халата выпадает евангелие, которое ему подарила Мэри. Веннер поднимет его, хочет швырнуть в корзину для бумаг, но останавливается, подходит к вешалке, кладет книгу в карман пальто, затем быстро снимает шляпу, пальто, поднимает чемодан и медленно идет к двери. Радиола продолжает играть.
Спустя минуту слышны приближающиеся раскаты грома.
Занавес.
Конец