А ещё, народ не спешил расходиться. И все смотрели на меня с ожиданием.
— Что ж… «вы хочете песен — их есть у меня», — пробормотал я, улыбнувшись, и ударил по струнам. Проскочил проигрыш, вступление и запел.
— 'Белый снег, серый лед
На растрескавшейся земле
Одеялом лоскутным на ней
Город в дорожной петле…' — нет, ну а что? Какие ещё варианты выскакивают «по умолчанию», в небольшой компании при наличии гитары, кроме Цоя? А у Цоя? Естественно — «Звезда по имени Солнце»!
Да и учат её, при игре на гитаре, первой. Так, почему нет? Вроде бы ничего «провокационного» для этого мира в ней не было… ну, я на это надеюсь. По крайней мере, сам ничего такого не усмотрел. Так что…
— 'А над городом плывут облака
Закрывая небесный свет
А над городом желтый дым
Городу две тысячи лет
Прожитых под светом
Звезды по имени Солнце…'
Я играл. И даже… не так уж плохо получалось! Хотя, чего там получаться-то? Аккорды ж простые, без какой-то лишней вычурности, а пальчики мои, оказывается, за время «петли» и после неё, к струнам и ладам попривыкли. Не столько напряжение вспоминания я испытывал, сколько… удовольствие?
Всё-таки, это совсем разные ощущения и чувства, когда ты поёшь в студии только микрофону и звуковику, и, когда ты поёшь перед кем-то, перед публикой. Это… получается, что же? Мой самый первый концерт? Да ещё и сольный! Без подтанцовки и разогрева…
Так, что же? Надо выдать! И я подналёг на струны, заставляя их звенеть ярче и яростней.
Песни Цоя… они странные. Никто и никогда уже не споёт их так, как пел сам Виктор Робертович. Да оно, наверное, и не нужно. Каждый, из тех, кто брался их перепеть, всегда пел их по-своему, по-новому. И песня каждый раз раскрывалась так, как не раскрывалась до того. Пожалуй, именно песни Цоя идеальны для каверов. Ведь с каждой новой перепевкой они становятся только лучше… ну, это моё мнение. Личное и очень субъективное.
Вот я и не стремился подражать Цою, с его… прямо скажем — отсутствием голоса. Я пел по-своему. Как мог и как умел. Благо, Великий Писатель голосиной в этом рождении меня точно не обделил.
— 'И упасть, опаленным звездой
По имени Солнце…' — песня закончилась. Я проиграл заключительные аккорды, становился и опустил гитару. Снова несколько секунд тишины, а потом овации. Снова поклоны… приятно, ангел вознеси! Приятно, когда тебя принимают!
И пусть песни не мои… так я ведь только что честно и прямо об этом сказал. Считай, признался… пусть так, что вряд ли кто понял, что я имею в виду, но на душе легче стало. Глупость, понимаю, ерунда полная: я ж и так кругом прав, мне ничего не предъявишь в этом мире, в суд не пойдёшь, иск не выставишь… а, всё одно — легче стало. Подсознание — странная вещь.
Однако, народ не хотел расходиться. Народ не хотел останавливаться на двух песнях. Народ требовал: ещё!
А я что? Я слабый человек — легко поддаюсь уговорам. Снова поднял гитару и ударил по струнам, начиная разгонять вступительную мелодию следующей песни.
Думал сначала затянуть того же Цоя, его «Пачку сигарет», но потом как-то постеснялся: курение, всё-таки… а я здесь себя позиционирую, как жёсткого ЗОЖника — неудобно может получиться. Так что, шаг от одного «бессмертного» сразу к другому. От Виктора Робертовича к Владимиру Семёновичу с его «Шуточной песней о переселении душ».
— 'Кто верит в Магомета, кто — в Аллаха, кто — в Иисуса,
Кто ни во что не верит, даже в черта, назло всем.
Хорошую религию придумали индусы:
Что мы, отдав концы, не умираем насовсем.
Стремилась ввысь душа твоя, —
Родишься вновь с мечтою,
Но, если жил ты, как свинья, —
Останешься свиньею…' — такое резкое вступление заставило присутствующих напрячься. А я поставил себе мысленную заметочку: разобраться, наконец, что же тут в этом мире, вообще с религиями? Где? Какие? Какое к ним отношение у людей? Можно ли вообще их как-то упоминать, или тут тоже существует местный аналог «статьи за оскорбление чувств верующих» с нехилыми штрафными санкциями и весёлой перспективой отъехать на ПМЖ куда-нибудь в сторону вечной мерзлоты.
Так что, это очень хорошо, что нынче, в этом доме собрались исключительно «свои», Долгорукие и крепко связанные с ними люди, которым не с руки «сор из избы выносить». Да и видеокамер здесь нет — отключены они. Можно расслабиться и петь, что хочешь, чувствуя себя в безопасности настолько, насколько это вообще возможно.
— 'Пусть косо смотрят на тебя, — привыкни к укоризне.
Досадно? — Что ж, родишься вновь на колкости горазд.
Е если видел смерть врага еще при этой жизни,
В другой тебе дарован будет верный, зоркий глаз.
Живи себе нормальненько,
Есть повод веселиться,
Ведь, может быть, в начальника
Душа твоя вселится…' — я продолжал петь, и лица, что были напряжены, начали-таки постепенно разглаживаться. Это радовало. Значит, религия здесь, всё-таки, не настолько табуированная тема, что её нельзя «касаться даже двенадцатиметровой палкой». Люди начинали улыбаться и даже немного двигаться в такт. Хлопать не решались, так как это могло бы помешать чёткости восприятия слов. А у Владимира Семёновича, весь смак, вся изюминка была всегда именно в словах. Музыка и мелодия у него… вторичны, так скажем. И это, если очень политкорректно выразиться. Со всем уважением к его таланту, который я, ни в коем случае, под сомнение не ставлю.
— 'Я от восторга прыгаю,
Я обхожу искусы,
Удобную религию
Придумали индусы…' — песня закончилась. И вновь рукоплесканиями. И просьбами: «Ещё! Ещё!..». Ну, как можно отказать таким милым людям? Которые так тебе рады и так тепло тебя принимают?
И я спел ещё.
Теперь про зарядку.
— Шутливая песенка: «Утренняя гимнастика», — объявил я и ударил по струнам.
— 'Вдох глубокий, руки шире,
Не спешите, три-четыре!
Бодрость духа, грация и пластика.
Общеукрепляющая,
Утром отрезвляющая
(Если жив пока ещё) гимнастика!..' — полетели в народ новые строки. Новые для них, бессмертные — для меня. И народ встречал их… благосклонно. Им нравилось. А остановиться, когда ты людям нравишься… очень трудно. Я бы даже сказал — невозможно.
Так что, я допел эту песню. Потом подумал и начал новую. Снова от Владимира Семёновича. Всё ж, формат его творчества идеально ложился на формат именно этой встречи: относительно небольшой коллектив, относительно неплохо знакомых людей. Этакий «квартирник» с небольшой поправкой на финансовый уровень собравшихся гостей. А ещё: отсутствие микрофона, подпевки, группы и любых других музыкальных инструментов, кроме гитары в моих, не самых умелых руках. Повторюсь: плюс для меня в песнях Владимира Семёновича — это простота их мелодии. Фактически, они все замечательно поются под один и тот же гитарный бой тех самых «трёх блатных аккордов», только что, где-то помедленнее, где-то поживее, без такой уж сильной принципиальной разницы.
Песня закончилась, началась новая. Теперь уже не шуточная, а очень даже серьёзная:
— 'Здесь вам не равнина — здесь климат иной.
Идут лавины одна за одной,
И здесь за камнепадом ревет камнепад…' — но зрители были уже достаточно хорошо разогреты, так что и эту приняли благосклонно. Ну а как бы иначе-то? Высоцкий же!
А я вдруг подумал, что, получается, выполнил очередной пункт из «Основных правил попаданца. Русского». Как они там звучали? «Убить Гудериана, замочить Хрущева, ввести помежуточный патрон 7,62×39, перепеть Высоцкого». С убить Гудериана и замочить Хрущёва — у меня без шансов, эпоха не та. Да и не слышал я что-то на уроках истории тут о Хрущёве. Про Гудериана слышал. Был тут такой Паладин… и, кажется, всё ещё есть, живой он, вроде (так что, не всё потеряно!). С промежуточным патроном… это не ко мне. Он тут и так уже есть. И семь-шестьдесят два, и пять-сорок пять. А вот с Высоцким я только что пункт закрыл… забавно.
Песня закончилась эмоциональным гитарным боем, закрепляющим накал страсти, вложенной в эти строчки. Снова аплодисменты, снова «Ещё!..». Ну, я, покопавшись в памяти, и спел ещё.
Теперь медленно и… романтично.
— 'Здесь лапы у елей дрожат на весу
Здесь птицы щебечут тревожно
Живёшь в заколдованном диком лесу
Откуда уйти невозможно…' — начал я петь… и вдруг подумал, что вот эта-то песня, как раз, может мне выйти боком! Но отступать уже поздно. Я уже начал её петь. И самые провокационные строки уже спел. Больше того: на них уже отреагировал тот, кто мог отреагировать… точнее, та…
Мари! Вот сахар! Вечно я «задним умом» крепок…
Мария Фёдоровна Борятинская. Она же из Югорска. А Югорск — это, блин, лес! Лес, лес, лес и ещё раз лес! Там кругом лес! Я там был с ней, я знаю. И лес этот «домашним» язык не повернётся назвать. Зато, «заколдованным» — запросто. А уж уйти оттуда…
Прямой, блин, намёк с чётким указанием!
А ещё то, что я, сообразив такое дело, тут же поспешил отыскать глазами Мари… и встретился этим взглядом с её… Установил зрительный контакт под проникновенные строчки
— 'Всё равно я отсюда тебя заберу
Во дворец, где играют свирели…' — что можно о таком сказать? Как это можно воспринять иначе?
Вот никак и не воспримешь. Допелся, называется, доигрался. Как теперь отмазываться будешь? Никак. Никак тут уже не отмажешься. Как это выглядит со стороны? Очень просто:
Безнадёжно влюблённый юноша написал песню своей любимой и отважился спеть её ей, глядя ей прямо в глаза, при скоплении свидетелей… и в присутствии её жениха. И никакие: «Вы не поняли, я совсем не это имел в виду!» уже не прокатят.
Сахар…
Но, допевать всё одно надо. И я допел. И про «терем с балконом на море», и про «рай в шалаше» и про «соглашайся»… И с каждой новой строчкой понимал, насколько глубже и глубже «попадаю», буквально сам закапываю себя.
Ведь только слепой и тупой не понял бы происходящего и не увидел бы в этом намёка. Слепых и тупых здесь не было… А присутствовали на моём импровизированном концерте и Алина, и Матвей.