иянов сделал заключение: «Андропов был посвящен Шкирятовым о будущей судьбе Куприянова» (НА РК. Ф. Р-3435. Оп. 2. Д. 198. Л. 13об.-14). Вероятно, так оно и было. В этой связи становится понятной неожиданная и бескомпромиссная позиция Андропова по поводу карельского подполья в годы войны. Андропов заявил: «Никакого участия в организации подпольной работы я не принимал! Ничего о работе подпольщиков не знаю. И ни за кого из работавших в подполье ручаться не могу». После этих слов Куприянов воскликнул: «Юрий Владимирович, я не узнаю Вас!» (НА РК. Ф. Р-3435. Оп. 2. Д. 188. Л. 207–208; Д. 198. Л. 14–15).
В 1946 г. Г.Н. Куприянов допустил роковую ошибку. На партактиве в Сортавале он сообщил его участникам об отстранении Маленкова от партийной должности, после чего кандидатуру бывшего секретаря ЦК ВКП(б) не выдвинули, как было принято, в почетный президиум (лишившись временно должности секретаря ЦК ВКП(б), Маленков оставался членом политбюро ЦК и был зам. председателя Совета министров СССР – правительства страны, которое возглавлял Сталин). Известно, что о сортавальском скоропалительном демарше руководителя партийной организации Карелии Маленкову доложили. Двухлетнее отстранение Маленкова от руководства партийным аппаратом лишь отсрочило неминуемую развязку. После ареста лидеров «ленинградской группы» в августе 1949 г. Г.Н. Куприянов был обречен.
Гипотетически второй секретарь ЦК Компартии КФССР Ю.В. Андропов мог выступить в защиту руководителя республиканской партийной организации Г.Н. Куприянова – это означало разделить его судьбу. Был и другой вариант: найти отговорки, промолчать, сослаться на незнание дела – его неизбежно ожидала бы та же участь. По предположению Р.А. Медведева, автора политической биографии Ю.В. Андропова в серии «ЖЗЛ», Андропов сознательно выбрал третий путь: он выступил с унизительной самокритикой и поддержал все обвинения в адрес Куприянова. Объяснение подобному поступку сформулировано следующей фразой: «Занимать в тоталитарной системе высокий пост и не предавать время от времени своих друзей, соратников или просто ни в чем не повинных людей было невозможно. Здесь каждый сам делал свой выбор, и каждый сам искал оправдания своим прегрешениям» (Медведев, 2012: 29). Эту жесткую и однозначную позицию поддерживает карельский исследователь Ю.В. Шлейкин, автор биографической хроники Ю.В. Андропова, лауреат литературной премии ФСБ России в 2014 г. (см.: Шлейкин, 2014: 237).
Предшественник Ю.В. Андропова на посту председателя КГБ В.Е. Семичастный (до этой должности он являлся первым секретарем ЦК ВЛКСМ) в своих мемуарах высказал мнение о «ленинградском деле», в котором Андропов «выглядел в этой истории не самым лучшим образом»: «…Мне известно, что после смерти Куприянова руководители теперь уже Карельской автономной социалистической республики передали две объемные тетради с его записями, сделанными им во время пребывания в тюрьме, Шелепину, а тот – Брежневу. В записях утверждалось, что и Андропов приложил свою руку к тому, что некоторые ленинградцы оказались среди репрессированных» (Семичастный, 2002: 415). По свидетельству бывшего председателя КГБ, «что было сделано с этими тетрадями, каков их дальнейший путь, никому и ничего не известно. Их можно было передать в прокуратуру, а можно было и поберечь на всякий случай, дав знать Андропову, что они существуют» (там же). Семичастный сообщил также, что в середине 1960-х гг. в ЦК КПСС поступило письмо из Ленинграда, в котором Андропов обвинялся в причастности к «ленинградскому делу». Из ЦК оно было передано на рассмотрение в Комитет партийного контроля, оттуда – в КГБ (в это время его возглавлял Семичастный). По описанию Семичастного, чекисты провели расследование, которое показало, что «часть сведений действительно имела место», однако «главным виновником репрессий Андропов, конечно же, не был» (там же: 416). Заключение КГБ Семичастный передал зам. председателя КПК Сердюку З.Т. По поводу данной истории в своих мемуарах В.Е. Семичастный сделал следующий вывод: рассмотрение дела не получило никаких последствий, поскольку «Андропов был подходящей фигурой для Брежнева» (там же). Ожидания со стороны Семичастного, в воспоминаниях которого сквозила неприкрытая обида на Андропова, который заменил его в КГБ после скандальной отставки от занимаемой должности, были выражены в короткой характеристике: Андропов – человек «в высшей степени беспринципный и бесхарактерный» (там же: 458).
По поводу изложенной в мемуарах позиции В.Е. Семичастного можно отметить следующее. Он занимал должности секретаря, первого секретаря ЦК комсомола Украины (1946–1950 гг.), секретаря ЦК ВЛКСМ (1950–1958 гг.), первого секретаря ЦК ВЛКСМ (1958–1959 гг.), председателя КГБ при Совете министров ССР (1961–1967 гг.). Семичастный оказался одним из основных участников смещения первого секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущева, под руководством которого работал еще на Украине, который фактически спас его карьеру (а возможно, и судьбу) в истории с репрессированным братом. Кто и для кого был «подходящей фигурой» в разные советские эпохи – это другая история. А вот в отношении одного из приведенных выше сюжетов возникли обоснованные сомнения. Речь идет об утверждении, что после смерти Куприянова руководители Карельской АССР (в 1956 г. бывшая союзная Карело-Финская республика стала автономной в составе РСФСР) передали две объемные тетради с его записями, сделанными им во время пребывания в тюрьме, А.Н. Шелепину (предшественник Семичастного сначала в должности первого секретаря ЦК ВЛКСМ, затем – председателя КГБ при СМ СССР), а тот – Л.И. Брежневу. Руководители Карелии не могли это сделать. Дело в том, что в воспоминаниях Куприянова давалась нелицеприятная оценка поведению в годы войны ряда руководителей Карелии 1960-х – 1970-х гг.: первому секретарю Карельского обкома КПСС И.И. Сенькину (1958–1984 гг.), председателю Президиума Верховного Совета Карельской АССР П.С. Прокконену (1956–1979 гг.) и др. Куприянов обвинял Прокконена в том, что в период «ленинградского дела» он «не возвысил свой голос председателя Совмина Карелии» в его защиту. Критика высказывалась также в адрес первого заместителя председателя Совета министров КАССР Стефанихина В.В. (1956–1957 гг.), бывшего зампреда правительства КФССР (1941–1947 гг., в годы войны – представитель Карело-Финской ССР при правительстве СССР в Москве, в 1957–1973 гг. – ректор Петрозаводского государственного университета) (см.: Воспоминания, 2010: 440). Поэтому руководители республики оказывали категорическое противодействие публикации книги Куприянова в Карелии, хотя она неоднократно включалась в планы издательства «Карелия», но затем снималась по указанию сверху.
Через семь лет после издания мемуаров В.Е. Семичастного, в 2009 г., в газете «Известия» появилось его интервью, данное журналисту Н. Добрюхе. В этой публикации вновь в центре внимания оказались две «тяжелые карельские тетради» Г.Н. Куприянова «об излишнем усердии Андропова в так называемом расстрельном «ленинградском деле». Сообщалось, что «во времена Берии и Маленкова, когда старость начала брать верх даже над таким человеком, как Сталин, разгорелась страшная борьба за его власть и вылилась в «ленинградское дело». В этом кровавом деле сыграл свою роль и Юрий Андропов…» В интервью было сказано, что Куприянов написал целое досье на Андропова, в котором утверждалось, что репрессии были делом рук Андропова. Досье попало в распоряжение Брежнева. По рассказу Семичастного, он дал команду сотрудникам КГБ все выяснить (Неизвестный Андропов // Известия. 2009. 19 июня. № 107. С. 5).
Несложно увидеть разночтения повествования в данном интервью с мемуарами Семичастного. Исчезли важные свидетельства – как «тяжелые карельские тетради» попали к Брежневу, а также факты о расследовании письма из Ленинграда. Возможно, виновато время, стирающее из памяти очевидцев события прошлого. Или же журналисты, печатающие интервью и помогающие авторам в написании мемуаров, проявили чрезмерное усердие, чтобы оживить сюжеты яркими красками на потребу читателям. А может быть, прав был разведчик генерал В.А. Кирпиченко, который заметил, что в Семичастном «было больше комсомольского задора, чем политической мудрости» (Кирпиченко, 2001: 152). Ведь знаменитый руководитель внешней разведки работал в КГБ и при Семичастном, и при Андропове – мог сравнивать. Ю.В. Андропова он считал выдающимся государственным деятелем.
Однако критическая тональность Владимира Ефимовича Семичастного значительно уступает обличительному настрою ряда других авторов. Так, С.Н. Семанов утверждал: «Преданность Андропова своему начальнику не выдержала первого же испытания. Он, как и ряд других его коллег, «дал материал» (то есть политические обвинения) по начавшемуся в Петрозаводске «делу Куприянова». 24–25 января 1950 г. состоялся пленум ЦК Карело-Финской республики, где Андропов обвинил своего шефа во всех смертных грехах, да еще покаялся, что своевременно его не разоблачил» (Семанов, 2014: 29). Критики Андропова, не располагая достоверными материалами, нередко ссылаются друг на друга. Семанов писал: «Вот тележурналист Л. Млечин рассказал, будто бы А. Шелепин видел даже донос Андропова на Куприянова. Возможно. Однако несчастный Куприянов был обречен, ибо судьба его накануне пленума в Петрозаводске уже была предрешена в Москве. В этих условиях защищать Куприянова мог бы только герой или сумасшедший. Но вот Юрий Владимирович ни тем ни другим никогда не был» (там же: 30). Заключение получилось очень глубокомысленным. Только оно никак не связано с первым тезисом. «Дело Куприянова» в КПК, в котором содержатся письменные показания Ю.В. Андропова в качестве одного из 44 свидетелей (!), составлялось позднее решений партийных органов в Москве о снятии Куприянова с руководящей должности. Арест последовал через два месяца после снятия с должности.
Журналист Л.М. Млечин предлагает своему читателю ряд трактовок фактов, связанных с биографией Андропова. Выше упоминалось свидетельство генерал-лейтенанта В.А. Кирпиченко, у которого председатель КГБ СССР Ю.В. Андропов однажды поинтересовался о сотруднике органов, который когда-то чуть не завел на него отдельное дело. Из этого факта Млечин сделал вывод, что Андропов был незлопамятный человек: «Юрий Владимирович не только не пытался наказать этого человека, но даже не отправил его на пенсию…» (Млечин, 2008: 53). Но интерпретация данного тезиса получилась необычная: «Незлопамятность и широта души – качества положительные. Но зачем же держать в аппарате госбезопасности следователя, который фабриковал такие гнусные дела? Если этот случай подлинный, то выходит, что Юрий Владимирович Андропов в душе не осуждал палачей и фальсификаторов следственных дел?» (там же). Оказывается, не только он. Министром госбезопасности Карело-Финской республики с 1943 г. был полковник А.М. Кузнецов. В сентябре 1950 г. его сменил полковник Н.П. Гусев, ставший впоследствии генералом. Млечин подчеркнул, что ни того ни другого в хрущевские времена к ответу за соучастие в «ленинградском деле» не привлекли (там же). Это глубокомысленное размышление напоминает запоздалое доносительство на чекистов уже ушедшего прошлого.