Тараки сформировал Совет обороны — по образцу того, который был в Советской России при Ленине. На заседания всегда приглашали главного военного советника Горелова и Заплатина. Всякий раз, прежде чем принять окончательное решение, спрашивали их мнение. Амин требовал все более жестких мер. Когда началось восстание на границе с Пакистаном, Амин предложил сжечь все населенные пункты, считая, что там живут одни мятежники.
Заплатин встал и сказал:
— Если это предложение будет принято, мы не станем участвовать в этой операции, потому что вы нас втягиваете в гражданскую войну. Я не верю, что все села мятежные.
Амин посмотрел на советского генерала разъяренными глазами, но свое предложение снял.
В августе в кабульскую резидентуру пришел запрос: «Просим тщательно разобраться, нет ли серьезных трений и разногласий в отношениях между Тараки и Амином и есть ли в рядах НДПА такие же или более сильные личности, чем Амин».
Ответ резидентуры гласил: вся реальная власть в руках Амина, поэтому надо либо сократить его полномочия, либо думать о его замене. Партийные и военные советники придерживались прямо противоположного мнения: надо поддерживать Амина.
Сначал министра обороны в Афганистане не было, курировал министерство Амин, но он был занят тысячью дел. Потом назначили министром активного участника революции полковника Мохаммеда Аслама Ватанджара. В 1978 году он на своем танке первым подъехал к дворцу Дауда и сделал первый выстрел. Тараки очень любил Ватанджара. По мнению Заплатина, министерская ноша недавнему командиру батальона оказалась не по плечу. Ватанджар принадлежал к так называемой «группе четырех», которая объединилась против Амина. В эту группу входили начальник управления национальной безопасности бывший военный летчик Асадулла Сарвари, министр связи Саид Мохаммед Гулябзой и министр внутренних дел Шерджан Маздурьяр (затем министр по делам границ).
Тараки просил Заплатина взять Гулябзоя на политработу в армию, рекомендовал его: он очень хороший товарищ. Генерал Заплатин дважды с ним разговаривал и отверг. Сказал Тараки откровенно:
Он мне не нужен. Он не хочет работать. Ему надо отдохнуть и погулять.
По мнению генерала Заплатина и других наших военных советников, «группа четырех» — это были просто молодые ребята, которые, взяв власть, решили, что теперь они имеют право ничего не делать, расслабиться и наслаждаться жизнью.
А дело страдало, — говорит Заплатин. — Они гуляки, Тараки их поощряет, прощает им выпивки и загулы, а Амин работает и пытается заставить их тоже работать. Они жалуются Тараки на Амина, обвиняя Амина в разных грехах. Вот с чего началась междоусобица.
А за Сарвари, руководителем госбезопасности Афганистана, стояло представительство КГБ; это был их человек.
Полковник Александр Кузнецов много лет проработал н Афганистане военным переводчиком, был там и во время апрельской революции. Он вспоминает:
— Амин, конечно, не был трезвенником, но считал, что в военное время нельзя пить, гулять, ходить по девочкам. А наши органы как работают? Привыкли с кем-то выпить, закусить и в процессе застолья расспросить о чем-то важном.
Но с Амином так работать было нельзя, зато с четверкой можно. Они и стали лучшими друзьями сотрудники КГБ. Информация «группы четырех» пошла по каналу КГБ в Москву. Их оценки будут определять отношение советских лидеров к тому, что происходит в Афганистане. Четверка старалась поссорить Тараки с Амином, надеяс отстранить Амина от власти. А тот оказался хитрее.
В начале сентября, выступая на митинге в Кабульск университете. Амин назвал людей, которые стоят во главе заговора, поддержанного американским ЦРУ. Это был четверо министров во главе с Ватанджаром.
13 сентября все четверо в сопровождении охраны неожиданно нагрянули в советское посольство. Они хотел разговаривать с главой представительства КГБ в Афганистане генерал-лейтенантом Борисом Семеновичем Ивановым. Утверждали, что Амин — агент ЦРУ и враг революции. Генерал Иванов попросил их изложить все на бумаге и предпочел поскорее вывести опасных гостей из посольства.
На следующее утро, вспоминает полковник Морозов, сотрудник резидентуры приехал к Гулябзою. Он должен был забрать обращение четырех министров и заодно вежливой форме попросить их больше не приезжать к генералу Иванову в посольство.
У Гулябзоя собрались все четверо министров. Они был вооружены пистолетами и автоматами. Прямо при сотруднике резидентуры Сарвари позвонил Тараки и стал ем говорить, что Амин готовит заговор и что они четве готовы приехать и взять Тараки под защиту. Тараки это предложение отклонил. Сотрудник резидентуры забрал подготовленные четверкой бумаги, в которых говорилось что Хафизулла Амин начал встречаться с кадровыми работинками ЦРУ еще до апрельской революции, и вернулся в посольство. А в два часа дня жена разведчика пришла в посольство и сказала, что четыре министра приехали к ним домой.
Давай, старик, рви домой и узнай, чего они хотят, — сказали разведчику.
Афганцы с автоматами и ручными пулеметами рассредоточились по всему дому.
Мы больше не могли оставаться у себя, — объяснил Гулябзой. - Амин дал команду арестовать пас. Мертвыми мы никому не нужны, а живыми можем пригодиться советским друзьям. Надеюсь, советское руководство нас поймет.
Афганцы приехали на «тойоте», которую Сарвари забрал из гаража расстрелянного президента Дауда еще в апреле 1978 года. Доложили генералу Иванову и послу Пузанову. Те не знали, что делать. Потом решили афганцев превести на виллу, которую занимали бойцы из спецотряда КГБ «Зенит», они охраняли советских представителей н Афганистане.
А «тойоту», на которой приехали афганские министры, перегнали в посольство и поставили в один из боксов. Потом, чтобы скрыть следы, машину разобрали и по частям закопали поблизости от посольства. Противоречия между представительством КГБ и военными советниками в Кабуле крайне обострились.
На одном совещании, — вспоминает генерал Заплатин, - дело дошло до того, что мы друг друга готовы были взять за грудки.
Армейского генерала Заплатина злило то, что днем, в рабочее время руководители представительства госбезопасности вольготно располагались в бане, выпивали, закусывали.
Как понять логику представителей КГБ? — спросил я Заплатина. — Они считали Амина неуправляемым, полагали, что надо посадить в Кабуле своего человека, и все пойдет как по маслу, так, что ли?
Они делали ставку на Бабрака Кармаля, — считает генерал Заплатин, — и были уверены, что необходимо принести его к власти, А для этого придется убрать Амина. Бабрак, считали они, сможет найти общий язык с Тараки. Почему им нравился Бабрак? Он — легко управляемый человек. Амин может и не согласиться с мнением советских представителей, проводить свою линию. Но он не был пьяницей, как Бабрак. Даже по одной этой причине Бабрака Кармаля нельзя было допускать к власти.
Противоречия между военными советниками и аппаратом представительства КГБ сохранялись все годы афганской эпопеи. Генерал Александр Ляховский, который много лет прослужил в Кабуле, вспоминает:
— Уже после переброски в страну наших войск ввели жесткое правило: из Афганистана в Москву отправляли только согласованную информацию, которую подписывали посол, представитель КГБ и руководитель оперативной группы Министерства обороны. А представительство КГБ все равно потом посылало свою телеграмму, часто не совпадающую с согласованным текстом. Когда наша командировка заканчивалась, заехали в представительство КГБ попрощаться: «Спасибо за совместную работу». Один из них сказал: «Да вы и не знаете, сколько мы вам пакостей подстроили»... Наши военные советники рассказывают, что «группа четырех», которая перешла на нелегальное положение, даже пыталась поднять восстание в армии против Амина — с помощью советских чекистов.
Заплатин вспоминает, как 14 октября 1979 года вспыхнул мятеж в 7-й пехотной дивизии и как он поднял танковую бригаду, чтобы его подавить. После подавления мятежа Заплатин поехал в посольство, чтобы рассказать об операции. В приемной посла сидел один из работников посольства и буквально плакал. На недоуменный вопрос, что случилось, Пузанов ответил, что чекист льет слезы по поводу неудавшегося мятежа. Вот так «дружно» трудился советнический аппарат в Афганистане.
Осенью 1979 года Тараки летал на Кубу. 3 сентября в Гаване открылась шестая конференция глав государств и правительств неприсоединившихся стран. 5 сентября Тараки попросил советского посла на Кубе Виталия Воротникова сообщить в Москву, что ему совершенно необходимо повидать в Москве Брежнева. Воротников немедленно отправил в Москву шифровку.
На следующий день к послу Воротникову приехал первый заместитель министра иностранных дел Афганистана Ш.М. Дост. Он просить ускорить организацию визита Тараки, потому что вождь афганской революции торопится домой. Воротников пояснил, что у Брежнева все дни с 6 по 9 сентября заняты. Скорее всего, встреча состоится десятого, так что вылет стоит назначить на восьмое. Дост был недоволен:
— Это непростительная затяжка.
8 сентября Тараки вылетел в Москву.
11 сентября с ним беседовал Брежнев. Леонид Ильич плохо отозвался об Амине, говорил, что от этого человека надо избавиться. Тараки согласился. Но как это сделать? Председатель КГБ Юрий Андропов успокоил Тараки: когда вы прилетите в Кабул, Амина уже не будет... Этим занялись чекисты.
Амина в общей сложности пытались убить пять раз. Успешной оказалась только последняя попытка. Два раза его хотели застрелить, еще два раза отравить. Генерал Ляховский рассказывал мне о том, как два советских снайпера из спецотряда КГБ «Зенит» подстерегали президента Амина на дороге, по которой он ездил на работу. Но акция неудалась, потому что кортеж проносился с огромной скоростью. С отравлением тоже ничего не получилось.
Стакан кока-колы с отравой вместо него выпил племянник — Асадулла Амин, шеф службы безопасности, и тут же в тяжел