оизведения. Тому же Бондареву на переоценку были переданы девять рукописей.
К началу лета 1958 года нарисовались первые очертания четвёртого варианта третьего номера альманаха. 26 июня редколлегия подвела предварительные итоги. Зоя Никитина законспектировала краткий отчёт Бондарева. Приведу выдержку:
«Ю. В. Бондарев:
Вальцева – Повесть интересная, но не готова. Отклонить (Возможно, на это решение повлиял скандал с другой вещью писательницы, которая годом ранее была напечатана в журнале „Москва“. – В. О.)
Юфит – Рассказ интересен. Тема интересна. Актёр, набирающий „тему жизни“. Я полностью за. Написан хорошо.
Антонов – 27 ‹июня› даст сценарий и представит в первых числах ‹июля› окончательный вариант» (РГАЛИ. Ф. 1579. Оп. 3. Д. 4. Л. 25).
Подвела итоги заседания несгибаемая Маргарита Алигер: «Надо укрепить редколлегию. Получается, что работают двое коммунистов». Этими двоими были она и Бондарев.
А уже 9 июля 1958 года президиум правления Московской писательской организации ввёл в редколлегию альманаха и утвердил его редактором Всеволода Иванова, который имел большие связи в аппарате ЦК КПСС и которому благоволили секретари ЦК Пётр Поспелов, Екатерина Фурцева и даже Михаил Суслов (РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 39. Д. 2375. Л. 92). После этого всё вновь забурлило. Энтузиасты продолжили искать талантливые рукописи и разбираться со старым портфелем.
12 августа 1958 года Никитина отправила письмо Вигдоровой. Она писала: «Уважаемая Фрида Абрамовна! Работа над третьим сборником „Литературная Москва“ подходит к концу. Н. В. Чертова (зам. председателя Московской писательской организации. – В. О.) сказала мне, что Вы взяли рукопись в Московском отделении СП для переработки. Редакторы Гослитиздата должны ознакомиться с новыми вариантами в ближайшие дни. Я Вам звонила неоднократно домой, но безуспешно. Очень Вас прошу позвонить мне и сообщить, когда я могла бы получить от Вас рукопись» (РГАЛИ. Ф. 1579. Оп. 2. Д. 29. Л. 11).
Растерянная Вигдорова 19 августа 1958 года ответила: «Уважаемая Зоя Александровна! Две недели назад А. А. Бек сообщил мне, что „Маша и Катя“ отложены до 4-го номера. Вот почему я не спешила с отсылкой рукописи. Теперь посылаю её. Редакция альманаха не давала мне никаких конкретных указаний, меня просто просили заново посмотреть рукопись, ведь с тех пор, как она была принята, прошло более года. Кроме того, мне было сказано, что т. Чертова нашла многие записи бестактными» (РГАЛИ. Ф. 1579. Оп. 2. Д. 29. Л. 12). На том же этапе свои вещи для третьего выпуска подослал по рекомендации Паустовского и Юрий Казаков.
К концу августа 1958 года третий номер альманаха виделся уже в новом виде. Его основу должны были составить новые повести Константина Паустовского, Александра Бека и киносценариста Сергея Антонова. Обрамить эти крупные вещи планировалось небольшими по объёму рассказами Вс. Иванова, Ю. Нагибина. Ф. Вигдоровой и некоторых других авторов. Бруштейн, Рудный и Багриновская уходили в резерв.
Правда, в какой-то момент выяснилось, что Антонов не успевал закончить свою рукопись о молодёжи к намеченному сроку и мог всех подвести. На этот случай Антонова согласился подстраховать Бондарев. К одному из протоколов редколлегия сделала примечание: «В связи с тем, что повесть С. Антонова не сдана и может задержаться, в резерве имеется киноповесть Ю. Бондарева о шахтёрах Донбасса» (РГАЛИ. Ф. 1579. Оп. 2. Д. 12. Л. 33 об.). Скорей всего, тут имелся в виду сценарий писателя «История одного инженера», который был сочинён им в пору учёбы в сценарной киностудии Министерства культуры СССР.
Но и в этот раз подготовленный к печати третий номер альманаха «Литературная Москва» в набор так и не ушёл. Началась подготовка к намеченному на весну 1959 года Третьему съезду советских писателей. Партаппарат хотел быть уверенным, что никакие неприятные сюрпризы к этому форуму преподнесены не будут. Поэтому на всякий случай притормозили все работы по запуску в производство нового выпуска альманаха «Литературная Москва», успевшего прослыть гнездом опасных либералов. А уже в марте 1959 года главный литначальник Алексей Сурков провёл через президиум Союза советских писателей следующее постановление: «Выпуск третьего сборника „Литературная Москва“ признан нецелесообразным».
Авторам стали возвращать их рукописи. Так 15 апреля 1959 года ушло письмо Казакову. В нём говорилось: «Уважаемый Юрий Павлович! В своё время Вы передали через К. Г. Паустовского редакции сборника „Литературная Москва“ свои рассказы. Третий сборник „Литературная Москва“ не будет выпущен, в связи с чем возвращаем Вам Вашу рукопись» (РГАЛИ. Ф. 1579. Оп. 2. Д. 29. Л. 32).
Кстати, литначальство боялось, что среди членов редколлегии «Литературной Москвы» могли бы найтись несогласные и, более того, бунтари. Оно не было уверено даже в Бондареве: чтобы писатель не поддержал никакую бучу, ему пообещали хорошее место в обновлённой «Литературной газете».
Жизнь и смерть
Повестью «Батальоны просят огня» Юрий Бондарев занял очень важный для нашей литературы плацдарм. Но этот плацдарм не менее важно было отстоять – и Бондарев продолжил натиск.
В начале 1958 года писатель предложил журналу «Молодая гвардия» свою новую – объёмом в 14 печатных листов – повесть о войне «Лейтенант Новиков». Её быстро прочитал завотделом прозы Борис Бедный (а с ним Бондарев учился в Литинституте у Паустовского). Бедный считал, что «Лейтенанта», несмотря на ворчание охранителей, следовало печатать. Оставалось убедить в этом нового главного редактора журнала Илью Котенко (Макарова уже успели снять за публикацию якобы идейно ущербных стихов Евгения Евтушенко и некоторых других, по мнению комсомольского руководства, крамольных вещей).
Котенко был человеком с очень сложной биографией. Ему в начале войны сильно не повезло: он попал в окружение. Представляете, каково ему было пробираться в незнакомых лесах к партизанам и оставаться в оккупированных немцами райцентрах в подполье? В итоге Котенко смог перейти линию фронта, но свои встретили его без объятий. Ему пришлось долго доказывать свою невиновность, потом вновь был фронт, а уже перед самой Победой его ранили.
Когда Бедный подсунул ему договор на новую вещь Бондарева, Котенко поначалу заёрзал. Он помнил о выпадах против предыдущей повести писателя двух близких к секретарям ЦК ВЛКСМ критиков – Анатолия Ёлкина и Михаила Шкерина. Правда, сам Котенко тоже не был взят с улицы, его давно связывала дружба с тем же зятем Хрущёва Аджубеем. Поэтому он при удобном случае поинтересовался мнением старого товарища. И тут выяснилось, что лично у Аджубея никогда претензий к Бондареву не было – более того, ему даже понравилась повесть «Батальоны просят огня». Это оказалось для Котенко открытием, и 15 февраля 1958 года он подписал с Бондаревым договор с выплатой аванса в размере 14 700 рублей старыми деньгами. В договоре было сказано, что «повесть рассказывает о 1944 годе – о боях в Карпатах, на подступах к Чехословакии» (РГАСПИ. Ф. 73. Оп. 1. Д. 9. Л. 62).
Однако дальше начались проблемы. Котенко не понравились многие порядки, которые в журнале установил его предшественник Макаров. Он считал, что либеральный дух в этом издании следует полностью изжить. Но с этим оказались не согласны несколько членов редколлегии, прежде всего Борис Бедный, Андрей Турков и Евгений Винокуров. Первым уволился ответсекретарь Александр Шамаро (он перешёл в журнал «Смена»), затем подал заявление Турков. Дольше всех держался Бедный. На этом фоне рукопись Бондарева в журнале зависла.
Впрочем, писатель не сидел сложа руки: всё лето 1958 года он занимался новой редакцией своей повести. 26 августа Бондарев сообщил заведующему редакцией прозы издательства «Советский писатель» Ивану Козлову: «Я работаю сейчас над повестью о Великой Отечественной войне. Повесть эта называется „Последний залп“, она будет рассказывать о последнем годе войны (1944 года) – о боях в Карпатах на подступах к Чехословакии. Героизм советских людей, подвиги солдат и офицеров в исключительно трудных условиях Карпат – вот тема вещи, которую я заканчиваю сейчас.
В центре повествования – судьба артиллерийской бригады. В эпизодах боёв за Карпатские высоты, играющих важную роль в общей наступательной операции, мне хочется развернуть образы основных героев – командира батареи капитана Новикова, санинструктора Лены Колосковой, командира орудия сержанта Сапрыкина, командира дивизиона майора Гулько, солдат Перехонько и Рамзина – людей разных по характеру, разных по довоенным профессиям, объединённых войной.
Главный герой повести – капитан Новиков. Он очень молод по годам, „мальчик“, но он уже прошёл достаточную военную школу, возмужал, внешне огрубел; внутренне же он сохранил нетронутую войной юность – чистую, романтическую, светлую. Новиков – один из представителей того поколения, о котором я писал в повестях „Юность командиров“ и „Батальоны просят огня“.
О судьбе этого человека, о его ненависти и любви, о героической гибели его будет рассказывать сюжет этой повести.
Объём повести – 14 п. листов.
Повесть представлю в издательство в ноябре – декабре 1958 г.
Прошу заключить договор» (РГАЛИ. Ф. 1234. Оп. 18. Д. 210. Л. 10).
Но руководство «Советского писателя», обжёгшись с предыдущей повестью Бондарева, спешить не стало. Оно прознало о том, что автор успел связаться с журналом «Молодая гвардия». Издатели решили сначала дождаться публикации новой вещи писателя в журнале, посмотреть, какую она вызовет реакцию в коридорах власти, и только потом определять своё отношение к рукописи.
Бондарев, когда разгадал замысел «Совписа», сник. Он не знал, на кого следовало давить. Борис Бедный делами журнала уже не интересовался, а с Котенко личные отношения у него никак не складывались. Помогла писателю зам Котенко – Нина Филиппова. Её многие в писательских кругах воспринимали как креатуру руководства ЦК комсомола. Она действительно в своё время не один год провела в комсомольском аппарате. Но это вовсе не означало, что Филиппова всегда и во всём была послушна комсомольским боссам. У неё имелись свои представления о литературе. Кроме того, её муж Андрей Турков считался неплохим литературным критиком и регулярно просвещал жену по части литературы.