частей киноэпопеи. Я нашёл в архиве письмо Романова к маршалу Москаленко. Направляя в январе 1967 года военачальнику сценарий «Европы-43», председатель Госкино в сопроводиловке написал: «Учитывая серьёзное идеологическое значение будущего фильма, просим Вас ознакомиться со сценарием и сообщить нам свои замечания, которые будут приняты с благодарностью» (РГАЛИ. Ф. 2944. Оп. 4. Д. 1295. Л. 4).
Мне пока не удалось выяснить, как часто сценаристы встречались с военачальниками и в каком составе проходили эти встречи. Но точно знаю, что они произвели сильное впечатление по меньшей мере на одного из них – на Юрия Бондарева. Он ведь большую часть войны проходил в сержантах и обычно имел дело на фронте с лейтенантами да капитанами, ну иногда ещё с майорами. Генералов писатель видел крайне редко и в основном издали, а не вблизи. А Озеров организовал ему встречи и беседы сразу с маршалами. И военачальники рассказали писателю много такого, о чём он раньше даже не догадывался. После общения с ними его кругозор существенно расширился.
В режиссёрскую разработку сценарий фильма с условным названием «Европа-43» ушёл 15 февраля 1967 года. Начальство утвердило картину в двух сериях. Первую тогда было решено назвать «Курская дуга», а вторую «Днепр». Смету утвердили в размере двух миллионов рублей. Весь срок производства двух серий должен был составить пятнадцать месяцев.
Работу уже над режиссёрским сценарием Озеров закончил в мае 1967 года. Худсовет первого творческого объединения «Мосфильма» остался доволен. Теперь уже можно было переходить и к подготовительным работам. Но на этом этапе руководство Госкино решило сменить название фильма. Вместо «Освобождения Европы» начальство выступило за «Победу». Но рабочие названия двух частей первого фильма оставили прежними – «Курская дуга» и «Днепр».
В производство фильм был запущен 1 августа 1967 года, однако в установленные сроки съёмочная группа не уложилась. Черновой вариант обеих серий первого фильма удалось подготовить лишь к осени 1968 года. По этому поводу Романов собрал 3 октября всех членов Комитета по кинематографии при Совмине СССР. Однако я нигде так и не нашёл ни стенограммы состоявшегося заседания Комитета, ни подготовленных к тому заседанию справок. Правда, в одном из архивных дел мне попалась короткая справка. Процитирую её полностью: «Материалов к заседанию Комитета по кинематографии при Совета Министров СССР от 3 октября 1968 года нет (Протокол № 24» (РГАЛИ. Ф. 2944. Оп. 1. Д. 507. Л. 48). Но сохранился протокол заседания. В нём указано, что 3 октября 1968 года члены и работники Комитета просмотрели и обсудили материалы художественного фильма «Освобождение Европы» производства киностудии «Мосфильм». То есть создатели фильма (или начальство) вернулись к старому названию – акцент был сделан именно на освобождение Европы. Вероятно, здесь отразились недавний ввод советских войск в Чехословакию в августе 1968-го – когда во всем мире СССР обвиняли в подавлении свободы, власти захотели напомнить о его освободительной миссии в годы войны.
На совещании выступили Баскаков, Сурков, Марьямов, Сытин, Бондарев, Озеров, Егоров, Курганов и Романов. В итоге было принято следующее постановление:
«1. Обязать руководство студии „Мосфильм“ (т. Сурина) и творческую группу (т.т. Озерова, Бондарева, Слабневича и др.) продолжить работу над фильмом с учётом состоявшегося обмена мнениями.
2. Поручить Главному управлению художественной кинематографии (т. Егорову) определить порядок и срок завершения работы над фильмом „Освобождение Европы“» (РГАЛИ. Ф. 2944. Оп. 1. Д. 493. Л. 157).
Но на тот момент своего слова ещё не сказали военные. Позже Романов сообщил гендиректору «Мосфильма» Сурину, что военные консультанты генералы С. Штеменко, А. Родимцев, Г. Орёл и С. Синяков длительное время были заняты другими вопросами (имелись в виду события в Чехословакии) и смогли ознакомиться с материалами фильма только 7 октября 1968 года, а у них возникли существенные претензии.
Киностудия вынуждена была составить подробный план – на трёх страницах – внесения в фильм поправок. А уже через полтора месяца, 29 ноября, Сурин доложил Баскакову, что Озеров со своей группой почти всё исправил. «В настоящий вариант фильма, – сообщил он в Госкино, – введён дикторский текст, разъясняющий особую роль Степного фронта ‹…› Исключён мотив столкновения капитана Цветаева с командиром дивизии Громовым. Более отчётливо выстроены батальонные сцены» (РГАЛИ. Ф. 2944. Оп. 4. Д. 1295. Л. 70).
К слову, на этом этапе киношники окончательно определились с названиями первых серий. Теперь они стали называться «Огненная дуга» и «Прорыв».
Добавлю: в ноябре 1968 года на «Мосфильме» было организовано несколько закрытых показов первых серий фильма Озерова. Бондарев пригласил на них бывших коллег по шестому объединению писателей и киноработников киностудии. «Так случилось, – рассказывал литературный критик Лазарь Лазарев, – что я смотрел первые две серии фильма вместе с его главным военным консультантом генералом армии Штеменко. Елизара Мальцева и меня на рабочий просмотр пригласил Юрий Бондарев – все трое мы были членами сценарной коллегии творческого объединения писателей и киноработников ‹на „Мосфильме“›. Бондарев хотел узнать наше мнение, видно, кошки всё-таки скребли у него на душе ‹…›. Когда, подавленные увиденным, мы с Мальцевым молча покинули просмотровый зал и вышли во двор, Бондарев спросил: „Ну, как?“ Я, считая, что по дружбе обязан выложить ему горькую правду, открыть глаза, сказал: „Это сегодняшнее 'Падение Берлина'“. Нельзя врать, чтобы угодить начальству. Разговор тот был начальной точкой, где пути наши разошлись» (Лазарев Л. Записки пожилого человека. С. 192).
Но я думаю, что Лазарев в своих воспоминаниях слукавил. В конце 1960-х годов он и Бондарев ещё оставались приятелями и продолжали на все праздники слать друг другу трогательные поздравления. Расхождения наметились позднее, в середине 1970-х, и совсем на другой почве.
По итогам закрытых просмотров в Госкино и на «Мосфильме» Озеров вынужден был внести в свои работы ещё ряд исправлений. 4 декабря 1968 года он написал председателю Комитета А. Романову и гендиректору студии В. Сурину: «В связи с данными Вами замечаниями и поправками по фильмам из цикла „Освобождение Европы“ („Огненная дуга“ и „Прорыв“) считаю необходимым сообщить следующее:
1. Общее название цикла фильмов „Освобождение Европы“ заменено на „Освобождение“.
По исправлении фильмов будет сделано следующее:
г) будет изменён финал сцены выхода Цветаева из окружения так, что в результате перемонтажа этой сцены будет ясно, что он прорвался из вражеского кольца не один, а с группой солдат» (РГАЛИ. Ф. 2944. Оп. 4. Д. 1783. Л. 49).
К слову, в архивном документе ошибочно указан другой год (1969-й).
Исправленный вариант «Огненной дуги» и «Прорыва» вскоре увидел патриарх советской литературы Леонид Леонов. «Только что в Барвихе видел „Освобождение“, – сообщил он 13 января 1969 года ещё тому специалисту по Горькому – Александру Овчаренко. – Очень понравился фильм, настоящее искусство. Форсирование Днепра, устремлённость, а на втором плане, как неглавное, танкисты спасают горящий танк. Как будто несущественная деталь на масштабном фоне, а она-то и главная, создаёт настоящее представление о бое, а не прямые эпизоды. И впредь старайтесь в искусстве выбирать для себя самые трудные ракурсы, искать труднейший вариант ситуации, изображения. Изображая стакан с водой, не говорите, что он стоял, а, скажем, покажите отсвет в нём вон того огонька».
Однако чиновники почему-то сразу в прокат фильмы «Огненная дуга» и «Прорыв» не пустили. Злые языки объясняли это недовольством министра обороны Гречко: якобы маршал, просмотрев серии, только что матом не ругался. Лишь летом 1969 года фильмы были показаны на Московском международном кинофестивале. А официальная премьера этих картин состоялась за два дня до празднования 25-летия Победы – 7 мая 1970 года.
Я уже упоминал о том, что ещё на стадии съемок фильмов про переломные события 1943 года была начата работа над сценарием заключительного фильма киноэпопеи – о битве за Берлин. Но в начале 1969 года планы Озерова кардинально изменились. Беседы с военачальниками подтолкнули режиссёра к мысли о необходимости расширения киноэпопеи и включения в неё дополнительного фильма – о выходе советской армии в 1944 году к западным границам СССР. Он даже придумал название этой дополнительной картины: «Направление главного удара». Оставалось написать сценарий.
За это дело Бондарев, Курганов и Озеров взялись, не имея никакого заключённого с ними договора. У них не было уверенности, что идея увеличения рамок эпопеи получит в верхах одобрение. Ведь каждый новый фильм вёл к новым весьма существенным тратам. А бюджеты Госкино и «Мосфильма» были не бездонными. Озеров собирался убедить начальство готовым сценарием.
Текст сценария был сдан начальству в феврале 1969 года, после чего его сразу передали на рецензирование начальнику кафедры истории войн и военного искусства Академии Генштаба и главреду «Военно-исторического журнала» генерал-лейтенанту Николаю Павленко. А у этого историка к сценаристам возник ряд вопросов. Во-первых, Павленко усомнился в достоверности некоторых включённых сценаристами эпизодов. В рассказе о планах Ставки на летнюю кампанию 1944 года было выделено проведённое 18 апреля совещание у Сталина. В сценарий попал эпизод, как Мерецков в этот день демонстрировал Ставке макет будущей операции, но генерал по архивным документам установил, что эта история имела место не 18 апреля, а в начале июня 1944 года. По его мнению, эпизод с совещанием в Ставке следовало или совсем снять, или переписать.
Вторая претензия Павленко сводилась к выбору героев. Киношники в своём сценарии много внимания уделили командующему 65-й армией Павлу Батову, а военный историк это считал неправильным. Ведь летом 1944 года в Белорусской операции участвовали 21 общевойсковая, 5 воздушных и 2 танковые армии. Почему же предпочтение сценаристы отдали Батову? Павленко объяснил это только одним: Батов в отличие от многих других военачальников, которые в войну были задействованы на белорусском направлении, написал мемуары, которые, по его мнению, были переполнены различными домыслами и содержали мало реальных фактов. Павленко считал, что сценаристам следовало отдать в фильме приоритет командующему войсками 3-го Белорусского фронта Черняховскому.