Пока Озеров и его коллеги бодались со Штеменко, начались очередные брожения в Польше. У партаппаратчиков появилась новая головная боль: выкидывать ли из готового фильма сцены с участием поляков или, наоборот, что-то доснять? Чиновники стали навязывать Озерову разные истории. Бондарев и Курганов вынуждены были на ходу дописать в сценарий чуть ли не с десяток новых эпизодов. Но всё вместить в одну серию оказалось невозможно, и 14 августа 1970 года Кинокомитет разрешил «Мосфильму» увеличить фильм «Направление главного удара» с одной до двух серий.
Но общая конструкция картины не изменилась – маршал Жуков по-прежнему находился в центре фильма. Штеменко был просто в ярости.
Здесь, видимо, стоит хотя бы кратко сказать, что из себя представлял Штеменко. Он был головной болью для многих художников, обращавшихся к теме войны. Много досаждал он и «новомирцам»: ему не нравилось, кого Твардовский из военачальников привечал. Зам Твардовского Кондартович даже как-то взялся собрать досье на Штеменко. И вот что он узнал. Читаем его дневник:
«Доктор наук Кулиш рассказал любопытную историю о Штеменко. Оказывается, он дважды был генерал-лейтенантом, генерал-полковником. Уже во время войны он однажды, будучи полковником, удачно показал на карте Сталину один населённый пункт, который никак не могли найти другие, и в тот же день стал генерал-майором. К 1944 году он уже был генерал-полковником. Его продвигал Берия, одно время Штеменко даже и числился по ведомству Берии. После войны он получил генерала армии и не без помощи Берии стал Нач. разведупра. Но когда после смерти Сталина Берия сам погорел, вместе с ним грохнулся и Штеменко, оказавшись в Закавказском военном округе зам. командующего по учебным заведениям. И уже в звании генерал-майора!
С приходом в Министерство обороны Жукова он снова стал подниматься, был вызван в Москву, получил генерал-лейтенанта и постепенно снова дослужился до своей вершины – стал генералом армии и начальником Разведуправления. Но новая беда: он поехал с Жуковым в ту знаменитую поездку в Югославию, когда Хрущёв решил снять забиравшего большую власть Жукова. И когда Жуков вернулся, в газетах (!) появилось сообщение о присвоении Штеменко звания генерал-лейтенанта (?!). Это уже было бог знает что. Хрущёв не любил Штеменко, и был он на каких-то второстепенных должностях вплоть до октябрьского Пленума ЦК, после чего вновь стал подниматься, – а теперь опять генерал армии и уже нач. генштаба Варшавского пакта. Но любопытно, что когда Якубовский вместе с Штеменко приехал в Варшаву, Гомулка принял лишь Якубовского, а о Штеменко сказал: „Этого сталинского холуя я не хочу видеть“. Любопытно здесь всё: и то, что Гомулка так сказал, и то, что сам проводит политику, в сущности, сталинскую, и то, что Штеменко холуй – не случайно. Было заложено в нём холуйское, это ясно, но ведь и в его положение можно войти: как в известной детской игре с фишками: поднимается, поднимается по лестнице, потом – грохот, – всё сначала – до нового падения. Очень всё это смешно» (Кондратович А. Новомирский дневник. С. 665–666).
7 октября 1970 года Штеменко направил Романову новую жалобу. Теперь генерал придрался к сцене с показом одного из заседаний Ставки. Сталин на том заседании, выслушав Рокоссовского, усомнился в доводах военачальника и выпроводил его за дверь ещё раз взвесить свои предложения, а потом, когда Рокоссовский повторил своё мнение, выставил его за дверь и во второй раз. «Такой случай был в жизни, – признал Штеменко, – однако в картине он выглядит грубейшим оскорблением достоинства человека» (РГАЛИ. Ф. 2944. Оп. 4. Д. 1783. Л. 105).
Не буду сейчас спорить о корректности формулировок генерала и уточнять, оскорбил ли Сталин Рокоссовского или нет. Тут важно другое. Имела место приведённая сценаристами история или это вымысел? Имела. Так почему киношники не могли включить этот эпизод в свой фильм?
Ну и, конечно, Штеменко взбесило, что создатели фильма по-прежнему возвышали Жукова. «Он, – возмущался генерал, – заслоняет собой всё: и Ставку, и Генштаб, и командующих фронтами, и Военные Советы фронтов. Один всегда нахмуренный и злой вид Жукова невольно наводит на мысль о диктаторе, который еле терпит Верховного Главнокомандующего. Жуков ни с кем не советуется, приказывает, подменяя Ставку» (РГАЛИ. Ф. 2944. Оп. 4. Д. 1783. Л. 105).
Штеменко настаивал на том, что в фильме образ Сталина получился обеднённым. «Мы против культа Сталина и выпячивания его роли, – оговорил он, – нам думается, что руководитель партии, советский Верховный Главнокомандующий должен быть показан умным и дальновидным политиком и военачальником».
Совсем сбросить со счетов мнение Штеменко оказалось нельзя. 4 ноября 1970 года Озеров, Бондарев и Курганов доложили Романову о новой редакции ряда эпизодов.
«1. В заседании Ставки будут принимать участие члены Политбюро: Калинин, Молотов, Микоян, Ворошилов, Жданов, а также Пономаренко.
2. По-новому будут решены сцены поисков направления главного удара, в частности образы Сталина и Жукова.
3. Будут исключены реплики Сталина о наступлении до последней возможности.
4. Будет пересмотрена сцена с Мерецковым.
5. Будет смягчена сцена с Рокоссовским.
6. Сцена в Белорусском штабе партизанского движения будет переснята. Новый актёр, исполняющий роль Пономаренко, доложит секретарям подпольных обкомов о всей операции „Рельсовая война“.
7. Будет введена новая сцена заседания Политбюро ЦК совместно с уполномоченными Государственного комитета обороны под председательством Калинина, в которой мы попытаемся раскрыть масштаб подготовки тыла к операции „Багратион“. В сцене будут участвовать: Калинин, Молотов, Микоян, Косыгин, Устинов, Малышев, Ванников, Булганин» (РГАЛИ. Ф. 2944. Оп. 4. Д. 1783. Л. 112–113).
На всё это ушло несколько месяцев. В Кинокомитет двухсерийный вариант фильма Озеров отправил лишь 28 декабря 1970 года. Зато потом был триумф: в конце марта 1971 года фильм «Направление главного удара» показали делегатам ХХIV съезда КПСС, и те приняли его на ура. А в широкий прокат картина вышла через четыре месяца – 31 июля.
Здесь самое время рассказать о том, кто и сколько заработал на этом фильме. Первоначально его смета составляла 900 тысяч рублей. Но потом, с учётом увеличения объёма картины, она увеличилась до миллиона двухсот семидесяти восьми тысяч. За создание литературного сценария киностудия заплатила 17 800 рублей. Правда, позже Курганов дополнительно выпросил себе ещё 900 рублей. К слову: один из сценаристов, Озеров, числился в штате ещё и как режиссёр-постановщик с окладом 300 рублей в месяц. Кадровики подсчитали, что он был занят 56 дней в подготовительный период и 228 – в производственный и выписали ему в итоге суму 3900 рублей. Конечно, за такой гигантский труд это было очень и очень мало. Не остались без вознаграждений и консультанты. Штеменко аккордно получил 1250 рублей, генерал-полковник Орёл – 550 рублей, адмирал Алексеев – всего лишь 100 рублей. А как обошлись с артистами? Самые большие ставки были у именитых актёров. Например, Михаилу Ульянову, сыгравшему Жукова, назначили за каждый съёмочный день 50 рублей, а всего у него таких дней было 17. Привлечённые к съёмкам С. Бондарчук, В. Санаев, Н. Рыбников и П. Глебов получили по 450 рублей, хотя каждый из них был занят на съёмках меньше месяца. Николай Олялин отпахал три месяца, но ему ежемесячно платили только по 200 рублей. А ставка Ларисы Голубкиной, сыгравшей Зою, равнялась всего 25 рублям.
Ещё на стадии пересъёмок по замечаниям Штеменко отдельных эпизодов фильма «Направление главного удара» Озеров стал выстраивать некоторые кадры и для завершавших киноэпопею серий. Напомню, что вообще-то работа над сценарием заключительного фильма киноэпопеи началась аж в конце 1967 года. Однако самый первый вариант, представленный в конце зимы 1968 года в 1-е творческое объединение «Мосфильма», вызвал у начальства много возражений. И больше всего вопросов было по поводу исчезновения целого ряда персонажей из первых серий. Всех интересовало, куда делись, в частности, Цветаев и Зоя – а этих персонажей придумал, напомню, Юрий Бондарев.
Сценаристам пришлось взяться за переделку. В начале весны 1968 года они доложили руководству студии:
«В первый вариант сценария „Европа-45“ вносятся следующие изменения:
1. Увеличиваются роли главных героев – Зои, Цветаева, Васильева, Дорожкина и других.
2. Вводятся две новые сцены, над которыми работает польский писатель З. Залусский.
3. Сокращаются все сцены Гитлера.
4. Сокращается сцена Муссолини.
5. Уточняется военно-стратегическая линия Висло-Одерской операции и Берлинской операции.
6. Продолжается работа над диалогами и сокращением всех сцен.
7. Предположительный метраж фильма „Европа-45“ – 300 м» (РГАЛИ. Ф. 2944. Оп. 6. Д. 1743. Л. 1).
Обсуждение второго варианта сценария состоялось 16 апреля 1968 года на худсовете первого творческого объединения «Мосфильма». Председательствовал на заседании легендарный Григорий Александров. Наверняка где-то хранится стенограмма этого обсуждения, но я пока её не нашёл. В РГАЛИ в фонде Госкино мне, однако, попалось заключение худсовета. Во-первых, худсовет был удовлетворён тем, что объём второго варианта сценария сократился на треть: с 130 до 92 страниц. И во-вторых, в сценарии больше стало динамики. В заключении было подчёркнуто: «…выиграл ритм ‹сценария›, напряжение внутреннего хода, действие развивается стремительно, порой достигает истинного драматического накала. Как, например, в сценах в метро, боя в квартире, в финальных сценах боёв в рейхстаге и агонизирующих картинах разлагающегося последнего подземного убежища фашистского главаря» (РГАЛИ. Ф. 2944. Оп. 4. Д. 1783. Л. 2–3).
Правда, худсоветы кинообъединений «Мосфильма» тогда уже не имели решающего голоса. По каждому сценарию обязательно требовалось получить одобрение сценарно-редакционной коллегии Главка худфильмов в Госкино. А там сидели ещё те чиновники, для которых всегда было лучше перебдеть, чем недобдеть. В частности, там очень многое решали Евгений Сурков и Виктор Сытин, которых в киношном мире считали мракобесами. Эта компашка придиралась чуть ли не к каждой сцене.