Поэтому весной 1970 года власть приняла разумное решение: горячку с замами председателя Союза не пороть, а пока ограничиться избранием многочисленного секретариата этого Союза с тем, чтобы через какое-то время остановиться на самых толковых фигурах. Кстати, тогда в этот новый секретариат попал и Бондарев. Добавлю: его включение в состав руководства стоявшей на охранительных позициях структуры многие восприняли как желание власти хоть в какой-то степени разбавить чересчур консервативную организацию умеренными либералами.
Уже в нулевые и десятые годы я не раз приходил в Союз писателей России и обсуждал выстраивание там новой конфигурации с Марьяной Зубавиной, которая работала в аппарате этой организации чуть ли не со дня её основания в 1958 году. Она утверждала, что поначалу Михалкову в качестве заместителя цэковцы хотели навязать Сергея Залыгина. У неё ещё в начале 1970-х годов сложилось впечатление, что этот вариант придумала и активно продвигала инструктор отдела культуры ЦК КПСС Нина Жильцова, которая в партаппарате долгое время как раз курировала Союз писателей России. А за Жильцовой, как хорошо знали литфункционеры, стояла могущественная заместитель заведующего отделом культуры ЦК и одновременно многолетний секретарь парткома аппарата ЦК Зоя Туманова: они когда-то вместе работали в комсомоле.
Почему партчиновники пытались сделать ставку на Залыгина? Напомню: в 1969–1970 годах власть по полной оскандалилась с «Новым миром», Твардовским и Солженицыным. Она не смогла по-тихому уладить все конфликты. Вынужденный уход Твардовского из «Нового мира» и шумное исключение Солженицына породили множество скандалов и вызвали большой резонанс на Западе. Власть усиленно искала способы восстановления своей репутации. Она хотела доказать всему миру, что Твардовского никто не травил, а поэт сам попросился в отставку из-за многолетних перегрузок и проблем со здоровьем. Именно поэтому партаппарат стал обихаживать многих видных «новомирцев», предложив одним хлебные должности в разных органах печати, другим – переиздания книг, третьим – материальные блага. Именно в этом ракурсе и следовало рассматривать возможное повышение Залыгина.
Что принималось в расчёт? Первое: Залыгин входил в число любимых авторов «Нового мира» и лично Твардовского. Второе: он не скрывал своего восхищения перед талантом Солженицына. И третье. Залыгин, с одной стороны, был очень близок к набиравшим политический вес писателям-деревенщикам, а с другой – слыл антисталинистом, что очень импонировало секретарю ЦК КСС по пропаганде Петру Демичеву. Конечно, партаппарат учитывал и договороспособность Залыгина. Писатель мог упорствовать в мелочах, но никогда не поддерживал открытые акции против власти. Вспомним, как он повёл себя, когда чиновники фактически принудили Твардовского подать в отставку. Залыгину принесли письмо с протестом против произвола функционеров, но он, испугавшись последствий, свою подпись поставить отказался. В благодарность та же Жильцова из ЦК помогла ему через Моссовет пробить московскую прописку и квартиру.
Безусловно, отдел культуры ЦК в перспективе рассчитывал через Залыгина контролировать самого Сергея Михалкова.
Почему же избрание прозаика замом председателя Союза писателей России сорвалось? Есть две версии. По одной из них, такой вариант не устроил Михалкова. Якобы «дядя Стёпа» испугался, что Залыгин быстро перетянет одеяло на себя, и он поднял все свои связи, чтобы нейтрализовать возможного конкурента. И тут Жильцова с Тумановой оказались бессильны. Кто они были такие в сравнении с Михалковым, который регулярно встречался с главным партийным идеологом Сусловым и мог при необходимости пробиться даже к Брежневу? По другой версии, Кремль насторожила возможная связка Залыгина с Демичевым, который уже стоял в негласной очереди на вылет из секретариата ЦК КПСС.
Выборы зама председателя Союза писателей России состоялись лишь в конце 1971 года. И занял эту должность Юрий Бондарев. А почему именно он? Это до сих пор тайна.
Много лет входивший в окружение писателя Арсений Ларионов уже в середине нулевых годов на всех перекрёстках уверял, что всё это инициировал новый председатель правительства России Михаил Соломенцев, будто бы в конце 1971 года получивший от Брежнева карт-бланш на укрепление российских структур новыми людьми. Как заявлял Ларионов, якобы Соломенцев, ещё когда работал во второй половине 1960-х годов секретарём ЦК КПСС по тяжёлой промышленности, сомневался в деловых и моральных качествах Михалкова, а как только возглавил Совмин РСФСР, сразу стал подыскивать тому противовес и в итоге сделал выбор в пользу Бондарева, до этого прочитав роман писателя «Горячий снег» и просмотрев первые фильмы киноэпопеи «Освобождение».
Возможно, доля правды в утверждениях Ларионова присутствовала – хотя не забудем, что все свои заявления он делал на фоне обострившегося в середине нулевых годов противостояния между Михалковым и Бондаревым, поэтому вряд ли он, как заинтересованная сторона в том конфликте, мог сохранять объективность. Но, думается, с возвышением Бондарева в конце 1971 года всё было куда сложней.
Давайте ещё раз вспомним, чем была вызвана необходимость обновления руководства Союза писателей России в начале 1970-х годов. Дело ведь заключалось не только в пьяных загулах Леонида Соболева. Писательский союз стал впадать в крайности, а это было неприемлемо для главного партийного идеолога Михаила Суслова. Он сам по своей природе был охранителем и разделял многие взгляды Соболева. Но Суслов не терпел радикализма, ему одинаково претили оголтелость охранителей и либералов. Он, безусловно, был заинтересован в том, чтобы разрядить обстановку в писательских организациях и примирить разные группировки и течения. Но вряд ли он лично участвовал в формировании всей новой руководящей команды в Союзе писателей России. Да, он согласовывал кандидатуру Михалкова, но назначения всех остальных писательских секретарей проходили скорее без него. Да и не его это был уровень. Для этого существовали секретарь ЦК по пропаганде Пётр Демичев и отдел культуры ЦК. А вот Демичеву и отделу культуры ЦК было важно, чтобы замом Михалкова ни в коем случае не оказался бы тайный или явный сталинист.
Есть смутные догадки, что порекомендовал Бондарева в замы Михалкову серый кардинал отдела культуры ЦК Игорь Черноуцан. В пользу Бондарева тогда говорило многое: громкое имя, происхождение из народа, фронтовое прошлое, верность русским классическим традициям, гибкость, умеренный либерализм, недавняя близость к «Новому миру» и некоторый антисталинизм, проявившийся в последней повести писателя – «Родственники». Всё это, видимо, устроило заведующего отделом культуры ЦК Василия Шауро и его шефа Петра Демичева.
Марьяна Зубавина много раз рассказывала мне, как испугался весь аппарат Союза писателей России, когда узнал о готовившемся назначении Бондарева. Ведь все сотрудники много лет ориентировались исключительно на Леонида Соболева и искренне видели в «новомирцах» врагов. А тут власть собралась прислать им лучшего ученика Паустовского и друга многих прогрессистов. В Союзе писателей России страшно боялись, что Бондарев немедленно начнёт зачистку аппарата от «почвенников» и консерваторов в пользу каких-нибудь модернистов и даже Михалков вряд ли кого-то сможет отстоять.
Естественно, когда Бондарев появился в Союзе, весь аппарат стал тщательно отслеживать каждый его шаг. В первую очередь всем было интересно, как будут складываться отношения назначенца с Михалковым: покажет ли «дядя Стёпа» свою властность или смиренно отойдёт в сторону. Однако два начальника на людях повели себя, скажем так, ровно. Оба по первости регулярно приезжали на работу, вежливо со всеми здоровались, но ни с кем разговоров по душам не вели. Вскоре аппарат заметил в личных отношениях Михалкова и Бондарева какой-то холодок, но никто не мог тогда спрогнозировать, растает ли со временем этот холодок или, наоборот, следовало ждать крепких морозов.
Конечно, все следили за тем, с кем Бондарев встречался и общался. Аппарат хотел понять, продолжились ли у писателя контакты с либеральным лагерем и, если да, то с кем именно, и кто ему стал интересен из охранителей. А тут всё оказалось непросто. Бондарев по-прежнему был внимателен к тем, с кем сблизился ещё в конце 1950-х – начале 1960-х годов: ему доставляло удовольствие вести беседы, к примеру, с Александром Борщаговским, Михаилом Кузнецовым и Лазарем Лазаревым. Он не забывал и тех, кого открыл и привечал в «Литгазете», скажем, Владимира Амлинского. А ведь все эти люди относились к либеральному крылу литературы, и при Леониде Соболеве никто из них в Союз писателей России даже не заглядывал. В свою очередь Амлинский и Борщаговский тоже не сидели молча и продолжали прославлять Бондарева в печати.
С другой стороны, однако, Бондарев пошёл на резкое сближение со своими бывшими хулителями из охранительного лагеря. Одному из них – Анатолию Ёлкину – он даже подарил свою книгу «Повести», выпущенную в издательстве «Современник», с трогательным посвящением: «Анатолию Сергеевичу Ёлкину – с пожеланием всех благ и всяческого добра. Ю.Бондарев. 2 ноября 73 г.». А в эту книгу вошли, между прочим, когда-то обруганные Ёлкиным «Батальоны». Добавлю, что Ёлкин в ту пору вовсю работал над книгой о Михаиле Алексееве. Может, Бондарев рассчитывал, что впоследствии критик возьмётся за книгу и о нём.
К слову, тогда же Бондарев очень сблизился и с издательством «Молодая гвардия», которое всегда отличалось здоровым консерватизмом. Оно в 1971 году переиздало его повесть «Юность командиров», а потом «молодогвардейцам» пришла идея выпуска сборника сочинений близких им по духу современных писателей, и начали они с четырёхтомника Бондарева. Это тоже было неспроста.
Что ещё тут следовало бы отметить? Когда начался новый виток травли Солженицына, Бондарев неожиданно для многих оказался в первых рядах хулителей художника. Хотя что в этом было неожиданного? Бондарев не забыл, кто в 1962–1963 годах отобрал у него славу первооткрывателя лагерной темы в литературе и кто повестью «Один день Ивана Денисовича» затмил его роман «Тишина». Но отомстить обидчику случай представился лишь в 1973 году, когда Бондарев подписал в газете «Правда» письмо с осуждением Солженицына.