Такой же записи в протокол – об одарённости – в первый день защиты дипломов удостоился ещё поэт Евгений Винокуров, занимавшийся в семинаре Евгения Долматовского.
Добавлю, что из учеников Паустовского в тот день защищался с тремя рассказами ещё Григорий Фридман (Бакланов). Правда, у него оказались не два, как у Бондарева, консультанта, а три: уже известные нам Василий и Вера Смирновы и прозаик Владимир Лидин. Вся госкомиссия также оценила работу Фридмана на «отлично». Но третий пункт об особой одарённости выпускника она в протокол вносить не стала.
Позже о прошедшей защите рассказала одна из учениц Паустовского – Ольга Кожухова: «Под сводами, где читал свои стихи величайший поэт современности В. Маяковский, где в учёбе выросла целая плеяда советских поэтов, раздался спокойный голос первого из защищающих сегодня дипломы – прозаика Юрия Бондарева… Бондарев в качестве диплома представил рассказы из сборника.
– Юрий Бондарев – талантливый молодой писатель со своей темой и своеобразной манерой письма, – говорит его руководитель, писатель К. Г. Паустовский.
Высоко оценивает творчество Бондарева и писатель В. А. Смирнов.
– Если молодой прозаик будет упорно и настойчиво работать и дальше, он сможет стать одним из мастеров короткого рассказа, – говорит Смирнов» (Смена. 1951. № 10).
Защита дипломов продолжилась 13, 17 и 24 апреля и 28 июня 1951 года. Из учеников Паустовского обсуждались ещё два человека: Семён Шуртаков (он в качестве диплома представил свою повесть «Наступление продолжать») и Михаил Коршунов. Но если Шуртаков получил оценку «отлично», то Коршунов – «хорошо». Забегая вперёд, скажу, что в 1952 году на защиту диплома из учеников Паустовского вышел Борис Бедный, а в 1953 – Борис Балтер. Если же вспоминать прежние годы, то в 1951 году под руководством Паустовского свои дипломные работы выполнили Ольга Кожухова, очеркист Анатолий Злобин и рассказчица Лариса Левчик, тогда же вышедшая замуж за своего однокурсника – поэта Василия Фёдорова.
Из других выпускников 1951 года стоит отметить Инну Гофф, Владимира Солоухина, Владимира Тендрякова и Бенедикта Сарнова. Все они получили отличные оценки, а Солоухин и Тендряков ещё были выделены как наиболее талантливые литераторы. (Добавлю, что Гофф и Тендряков занимались в семинаре Валентина Катаева.)
Если кому из сокурсников Бондарева в 1951 году и не повезло, то в первую очередь молодому критику Владимиру Бушину. Он получил оценку «посредственно». Сам критик в своих мемуарах утверждал, что ему всё подпортил консультант по линии кафедры Андрей Турков, у которого якобы пошёл на поводу руководитель его диплома Александр Макаров. Турков, как утверждал Бушин, не мог простить коллеге его активного участия в общественной жизни института. Однако из сохранившегося протокола защиты диплома видно, что претензии к Бушину были не только у Макарова. Его сильно ругал и Иван Серёгин. «Для работы Бушина В., – отметил на защите Серёгин, – характерно смешение важного и наивного, излишняя дидактичность при отсутствии доказательности его положений» (РГАЛИ. Ф. 632. Оп. 2. Д. 28. Л. 62 об.). К слову, Бушин потом долго мстил за эту тройку и Туркову с Макаровым, и всем своим однокурсникам, включая Бакланова, Бондарева, Солоухина и Тендрякова.
После защиты дипломов выпускникам Литинститута предстояло сдать ещё два госэкзамена. 4 июня 1951 года они продемонстрировали свои познания в области марксизма-ленинизма. Бондареву достался билет № 5. Он должен был рассказать о борьбе большевиков против ликвидаторов и отзовистов в годы столыпинской реакции (так тогда власть характеризовала период правления великого патриота России). Его ответ всех устроил и ему поставили «отлично». Меньше повезло друзьям Бондарева – Фридману (Бакланову) и Тендрякову. Фридман запнулся, когда его спросили, как Сталин разоблачал буржуазные аграрные теории, и поэтому получил на балл меньше. А Тендряков не смог во всех деталях живописать сотрудничество Ленина со Сталиным в начале двадцатого столетия, и тоже получил всего лишь «четвёрку».
Через три недели, 25 июня, выпускники Литинститута сдавали госэкзамен уже по русской и советской литературе. Бондарев вытащил билет № 13 с тремя темами: стихи Исаковского о родине и Сталине, «Герой нашего времени» Лермонтова и «„Задонщина“: товарищ Сталин о Дмитрии Донском». Он обо всём рассказал весьма внятно и без запинки. Фридману же и тут пришлось довольствоваться «четвёркой» (ему достались вопросы о Чехове, Горьком и сатирическом журнале Крылова).
Потом последовало нечто вроде бала с вручением дипломов. «Литгазета» это событие отметила «подвалом» Александра Макарова. «Из окончивших институт прозаиков, – писал этот критик в своей статье „Выпускники“, – наиболее сложившимся творчески нам кажется Юрий Бондарев. Он работает в жанре рассказа, и это особенно отрадно – молодые писатели мало жалуют эту форму, требующую терпения, труда, умения писать коротко. Некоторые из рассказов Бондарева печатались в журналах „Огонёк“, „Октябрь“. В них слышен очень свежий и чистый лирический голос» («Литературная газета». 1951. 12 июля).
Казалось бы, перед такими круглыми отличниками, как Бондарев, немедленно должны были распахнуться все двери. Но всё оказалось сложнее. Где надо, там не забыли об аресте отца молодого писателя, и из-за этого Бондарева долго нигде в штат не брали. Молодому писателю пытался помочь Паустовский – но он в те годы сам находился у властей под подозрением.
Сейчас я бы отметил другое: послевоенный Литинститут сформировал целую плеяду блестящих писателей. Они очень долго не просто приятельствовали друг с другом, а крепко дружили. Спустя десятилетия многие отношения, увы, распались, однако у всех осталась любовь к своим наставникам. Я в разгар горбачёвской перестройки спрашивал Бондарева, изменилось ли его отношение к Паустовскому. И писатель ответил: «Каждый должен ценить своих учителей и быть им благодарным до конца дней. Я пишу в иной манере, чем Паустовский. Но Константин Георгиевич привил мне самое главное – любовь к глаголу, к эпитету, к каторжному труду за писательским столом» (Легко ли быть молодым… / Автор-составитель В. Огрызко. М., 1988. С. 67).
«Очень незрелый, но растущий автор»
Ещё на пятом курсе Юрий Бондарев узнал, что весной 1951 года в Москве пройдёт Второе всесоюзное совещание молодых писателей. По большому счёту это совещание ему было не сильно-то и нужно. Всё или почти всё нужное в плане творческой учёбы молодой прозаик и так получил в Литинституте. Зря что ли три с лишним года с ним возился руководитель семинара Константин Паустовский?
Но старшие товарищи объяснили Бондареву, для чего ему нужно было попасть на это совещание. Отнюдь не ради того, чтобы профессионалы ещё раз поискали в его рассказах «блох» – всесоюзное совещание могло решить две задачи. Во-первых, появлялись шансы найти там своего издателя. На совещание обещали прибыть редакторы из «Советского писателя», «Молодой гвардии», Воениздата и других издательств. Бондарев уже давно мечтал о выходе первой книги. Она означала бы его признание в литературном мире и, главное, – сулила большие деньги, в которых бывший фронтовик, обременённый семьёй, всерьез нуждался. Во-вторых, самых сильных участников совещания обещали принять в Союз писателей, а Бондарев более других нуждался в корочке этого союза.
Напомню: у него ещё в 1949 году арестовали отца (а в 1950-м дали срок – восемь лет лагерей по статье 58–10, но за что именно, до сих пор остаётся тайной). Молодой литератор догадывался, что с такой анкетой ему после института сложно будет куда-либо устроиться. Перспективы перед ним открывались не самые лучшие: или после защиты диплома идти в дворники, или сесть на шею жене, но тогда его могли бы привлечь к уголовной ответственности по статье «тунеядство». Корочка члена Союза писателей автоматически давала статус работающего, но обычно в этот Союз принимали по уже вышедшим книгам. Журнальные публикации, как правило, не учитывались.
Впервые о собственной книге Бондарев задумался сразу по окончании четвёртого курса – летом 1950 года. Он составил из одиннадцати рассказов сборничек и сунулся с ним в издательство «Советский писатель». Издатели отдали его рукопись на суд Сарры Бабенышевой, которая тогда работала в аппарате Союза советских писателей консультантом комиссии по литературной критике.
Почему «совписовцы» в качестве рецензента избрали именно эту литфункционерку, а не кого-либо другого? На этом настояла имевшая вес в писательских кругах Вера Смирнова, которая к тому времени уже неплохо знала Бондарева и искренне хотела ему как-то помочь. По её мнению, Бабенышева имела немалый литературный вкус и была предрасположена к работе с молодыми дарованиями. «Ценнейшее качество С. Бабенышевой как критика, – писала Смирнова уже в 1957 году, – уменье и желанье поддержать всё то новое, молодое, талантливое, что появляется в нашей литературе, дать „путёвку в жизнь“ молодому писателя» (РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 41. Д. 32. Л. 41).
Бабенышева сразу сказала, что Бондарев человек не без способностей и выделила три его рассказа: «Лена», «На острове» и «Река». Но она была убеждена, что своей потенциал он до конца ещё не раскрыл и может добиться большего. Критик высказала замечание, что молодой автор слишком увлёкся бессюжетными вещами и портретными зарисовками встреченных им людей – вместо глубокого художественного осмысления происходивших в стране процессов. А два рассказа – «День рождения» и «Ранней весной» – Бабенышева и вовсе признала неудачей студента Литинститута (первый – из-за отсутствия динамики). Поэтому она предложила автору всю рукопись заново перелопатить, чем Бондарев, собственно, и занимался весь последний семестр в институте. На совещании молодых писателей он надеялся все-таки получить от издателей договор на этот сборник.
Кстати, попасть на совещание оказалось не так-то просто – надо было представить кучу рекомендаций и справок. Одно поручительство молодому автору дал Константин Паустовский. Это было вполне объяснимо – ведь Бондарев учился у него в Литинституте, и кому, как не учителю, продвигать своего ученика?