Намекнул как-то тысяцкий Георгий Симонович, что излишне-де часто люди вовлекают в своё мелкое сутяжничество, не к лицу князю кунами да резанами свои судные решения измерять. Мимоходом так заметил, в постороннем разговоре. Но Юрий полезный совет запомнил, стал мелочные дела передоверять судным мужам.
Быстро привыкли люди, что к княжескому суду пристойно обращаться с важными делами, и реже стали докучать Юрию с пустячными жалобами.
Только разбои, порчу межевых знаков, угон воинских коней Юрий неизменно оставлял за своим судом. Это святое, это княжеское - вотчинников оберегать от недобрых людей.
На вотчинах порядок в Земле держится.
В вотчинах, как кипящая вода в крепких сосудах, замкнута простолюдинная вольница. Надтреснутый вотчинный сосуд проистекает опасными мятежами, разбоями и беззакониями. Разве одному князю со всем управиться?
А у каждого боярина-вотчинника и ратная сила своя - военные слуги и боевые холопы, и суд свой — боярский, и управители разные: тиуны, ключники, сельские и ратайные старосты. Нет нужды князю встревать самолично в вотчинные дела, если крепок вотчинник.
- Что есть Русь? - неоднократно вопрошал тысяцкий Георгий Симонович, и сам же ответствовал: — Русь есть совокупность тысяч и тысяч боярских вотчин, ветвями из княжеских кустов произраставших. Вырасти на ростовском княжеском корне крепких вотчинников, собери вокруг знамени силой или взаимным интересом, и устоит Земля перед любыми невзгодами!
Юрий кивал головой, соглашаясь.
Сам давно заметил, что в вотчинах, где сидели сильные бояре, тишина и достаток, ни разбоев не случается, ни сутяжных судных дел. Сами управляются бояре, без княжеской подмоги.
- А кто суть князь? - рассуждал тысяцкий. - Первый вотчинник! Княжеские сёла, погосты и деревни, пашни и заливные щедрые луга, заповедные леса, рыбные ловли и птичьи ловы — вот твоя княжеская вотчина, от остальной Земли отдельная, никому, кроме тебя, не подвластная. Ни великокняжеским мечникам и вирникам, ни властям ростовским сюда ходу нет. Благоустраивай свои вотчины, примысливай новые сёла. В землях и людях княжеских - твоя верная опора. Прибирай к рукам что можно...
Но тут же добавлял:
- Однако бояр не обижай, они тоже слуги твои. И горожан от излишне ревностных данщиков оберегай же, они тоже люди твои. И волостные мужики, кои к боярским вотчинам не приписаны и несут дани в княжескую казну, тоже твоя опора. Кто ратников в ростовскую тысячу присылает? То-то же, крепкие волостные мужики, люди! Каждый должен быть уверен в княжеской справедливости и заступе...
На прежние отцовские поучения накладывались новые заповеди.
«Никого не возвеличивай чрезмерно, но и не унижай без необходимости».
«Не приближай незаслуженно, но и не отринивай напрочь, если не люб тебе человек, но княжеству полезен».
«Будь выше страстей своих, ибо ты — князь!»
Так учил тысяцкий мудрому балансу княжеской власти.
3
Наставления тысяцкого не всегда легко соотносились с повседневными земными делами. Как, к примеру, подняться над собственными страстями и сиюминутными душевными порывами, если даже они не на пользу княжеству? Князь ведь тоже земной человек...
Юрий перебирал в памяти прошлые деяния и мысли свои и приходил к неутешительному выводу: нет, не умеет он жить отстранённо от своих страстей...
Взять, к примеру, случай с большим ростовским боярином Жирославом Иванковичем, тем самым, который первым встретил юного князя на берегу озера Неро и от имени всех горожан вручил Юрию власть над Ростовом. Шибко понравился он тогда Юрию - благородной сединой, величавостью, неподдельным радушием. Но присмотрелся Юрий к большому боярину, и растаяла личина благородного мужа. Безмерно болтливым оказался боярин Жирослав Иванкович, высокомерным, обидчивым. К месту и не к месту напоминал, что прапрадед его, основатель рода, пришёл в Русь с князем Рюриком и задолго до русских князей над Ростовом властвовал. Потому-де высокая честь быть большим ростовским боярином Жирославу как бы по наследству досталась, а не по княжеской воле.
Юрий поначалу даже терялся перед властным напором боярина, перед его непреходящей уверенностью в своей единственной правоте. Даже тысяцкий Георгий Симонович спорить с боярином опасался: добрая половина ростовских бояр с Жирославом в родне.
Мучительным стало для Юрия сидение на советах, где боярин Жирослав Иванкович говорит, говорит, нанизывает пустячные слова, как бусинки на нитку, и конца этой нитке не видно. Не остановить Жирослава Иванковича: не терпел боярин, когда его прерывали, гневно поджимал губы, негодующе тряс бородой.
Юрию стало ненавистно в боярине всё — от скрипучего голоса до внешнего обличья. Юрий подмечал со злорадством, что не достойная мужа борода у боярина Жирослава, а так - бородёнка, не в честь и украшение лица Богом данная - скорее в насмешку. Реденькой и клочковатой была у боярина бородёнка. А вот щёки у боярина ничего себе - тугие, толстые, с затылка видать...
Скоро ли замолчит-то?
Терпел-терпел Юрий, но однажды медленно поднялся и молча вышел из гридницы под удивлёнными взглядами мужей. Вспомнил, видно, рассказы о том, как дед его, великий князь Всеволод Ярославич, покидал надоевшие ему советы: «Да ну вас всех!»
Жирослав Иванкович (воистину глухарь на току!) не сразу и заметил, что разглагольствует перед пустым княжеским креслом, а когда заметил - оскорбился смертельно, даже на княжеский двор перестал ездить.
Тысяцкий Георгий Симонович после попенял Юрию, что поступил тот неразумно, ненадобно было прилюдно унижать большого боярина. Злопамятен Жирослав, не было бы худа. А за ним ведь старые ростовские бояре, которые и без того посматривают на новопришлых княжеских мужей без приязни. Но и молодых и задиристых мужей в Ростове тоже прибыло. Кто с князем Юрием приехал из Переяславля, кто из Смоленска и Новгорода, а кто и из Немецкой земли переселился, где тоже жили люди славянского племени. Юрий по совету тысяцкого Георгия Симоновича щедро наделял их вотчинами - благо свободных земель в Залесской Руси было много. Новые мужи быстро обустроились, окрепли, прибрали к рукам окрестные сёла и угодья. Толпятся новые мужи вокруг князя, как верные псы, в светлые княжеские очи искательно заглядывают, разве что хвостами от умиленья не помахивают. А иначе - как можно?! Единственная для них надежда и защита в чужой земле - князь! И из ростовских детей боярских многие на княжеский двор поглядывают с надеждой. Беспокоится ростовская чадь, что оттесняют её людишки молодшие, мизинные, коих в прошлые достославные времена и на порог княжеской гридницы не пускали. Умиротворить бы чем боярина Жирослава, княжеской чести от сего не убудет, а старой чади спокойнее станет....
Так советовал осторожный тысяцкий, но Юрий к совету не прислушался, отмолчался. Оказалось - правильно поступил. Пересидел Жирослав на своём дворе обиду и осторожненько, бочком протиснулся в княжескую гридницу, вроде как после хвори возвратился боярин на принадлежавшее ему по чину место в совете. В пространные речи Жирослав больше не пускался, на князя посматривал с опаской - запомнил урок!
Глядя на Жирослава, и другие ростовские бояре присмирели. Кому охота в княжеской опале быть?
На пользу сие князю?
Ещё как на пользу!
Невеликое, казалось бы, дело — поступить наперекор дядьке-воспитателю. Но Юрий тем самым словно невидимый порог переступил, другим стал. Что с того, что Георгий Симонович умён и многоопытен? У князя своя голова на плечах. Советы выслушай, но поступи, как сам разумеешь. Отныне так будет. Ни к чему князю с боярами в разговоры пускаться. Спросишь — ответят, но решать-то будет князь!
Перемену в Юрии даже ближние люди не сразу заметили, а когда заметили - призадумались. Радоваться или тревожиться? Выходило надвое. Точно бы и хорошо, что на княжении не смиренный отрок, но властный муж. Однако предостерегающим холодком потянуло от князя, как-то неуютно стало рядом с ним. Скользит князь безразличным взглядом поверх людских голов, а глянет в упор - словно оттолкнёт. Отстранился князь Юрий даже от ближних людей, и недоумевали мужи. Откуда такая напасть? Тысяцкий Георгий Симонович подучил? Своим умом дошёл - никого к себе не подпускать?
Было о чём беспокоиться боярам. Если князь в отрочестве столь недоступен, то в пору мужской зрелости каким будет? Не самовластца ли накликали на свои головы?
А голос князя Юрия звучал всё увереннее и жёстче.
Владетель!
Много было опасливых шептаний среди ростовской старой чади, когда Юрий прямо с княжеского совета выгонял боярина Сватко Свексишина и, великую опалу на него положивши, велел безвыездно жить в дальней мещёрской вотчине. Был уважаемый боярин — и нет его!
Мужи невольно примеряли к себе несчастливую судьбу опального боярина. Не потрафишь чем молодому князю, и доживай век в глухомани, в безвестности. А могло и похуже обернуться. Подземная тюрьма-поруб на княжеском дворе пока что пустует, но она есть, и сторожа-меря- не с секирами стоят над ней безотлучно.
Господи, прости и помилуй!
Где искать управу на князя-своевольника?
Ещё со времён князя-первокрестителя святого Владимира Святославича на Руси привыкли, что княжеские гневные грозы утишаются святыми отцами - митрополитом и епископом. Такое было у них предназначение - миротворствовать.
Однако в Ростове епископа не было.
Переяславский епископ Ефрем пообещал дать ростовцам духовного пастыря, но не успел, по возвращении в Переяславль преставился. Митрополичий двор, что загодя срубили ростовцы между княжеским дворцом и соборной Успенской церковью, так и остался без хозяина. Местные церковные власти смирненько сидели на подворье Печорского монастыря, занимались мелкими хозяйственными делишками, заметных и влиятельных чернецов среди них не было. Жили ещё старцы в местном Рождественском монастыре, но на миру они показывались редко, отшельничали по примеру основателя обители святого Авраамия. Княжеский духовник отец Иона оказался мужем робким и стеснительным, больше молчал, опустив очи долу. Какой из него духовный пастырь при своевольном князе, кто его слушать-то станет?