И причину неожиданного миролюбия того и другого Аепы боярин объяснил. Орды их кочуют совсем близко от русских рубежей, зимние городки стоят там же, не желают эти ханы ссориться ни с Владимиром Переяславским, ни с черниговскими князьями, потому что знают: возмездие неизбежно, и никто не защитит их зимовья, когда остальные орды откочуют к морю. Опять придёт Мономах со своими лихими дружинниками и пешцами на санях, и будет лихо. С этими ханами можно договориться, и тем самым расколоть степь надвое, чтобы не только вражины у рубежей кочевали, но и свои поганые.
— Обманут, нехристи! - не соглашался Олег Святославич. - Веры ханам нет!
Боярин возразил, что лукавства избежать можно, поять ханских дочерей в жёны своим княжичам, родственные связи половцы ценят превыше всего, верными союзниками будут.
Верно сказал боярин, - подтвердил Мономах. - Всем сие ведомо.
А Ольбег добавил, что сами ханы к русским князьям имеют немалый интерес. В ордах усобицы бывают похлеще, чем на Руси: из-за власти, из-за пастбищ под кочевья, из-за табунов и стад. Иметь за спиной князя-союзника желательно каждому хану.
Слушал Олег Святославич хитроречивого боярина, хмурился.
А умаления чести не будет, князья, ибо невесты не простого рода - ханского, сиречь княжеского...
Убедительно втолковывал боярин, возразить было нечего.
Наконец Олег Святославич устало откинулся в кресле, разжал кулаки. То ли внял разумным доводам Ольбега Ратиборовича, то ли от длинной беседы утомился. Пересидели его переяславские мудрецы, переупрямили.
Проговорил негромко, но как бы ещё с сомнением:
Может, и к лучшему будет... Почему не попробовать?.. Отдам сына своего Святослава за ханскую дщерь...
Но тут же спохватился, не слишком ли легко дал себя уговорить, выкрикнул запальчиво:
Чтобы брат мой, Давид, согласен был!
Нынче же пошлём гонца в Чернигов, - заверил Мономах.
И чтобы не мы ханских дочерей просили, а сами ханы умоляли поять их за русских витязей!
Мономах разумность предложенного оценил, о чём тут же сказал честолюбивому Гориславичу. Похвалил даже:
Мудр ты, княже. Самому бы мне с соблюдением княжеского достоинства догадаться, но ты раньше подсказал.
Польщённый Олег Святославич благодарно взглянул на Мономаха, и не было в его взгляде ни прежней настороженности, ни скрытого недоверия. Поднял чашу с греческим вином и осушил несколькими крупными глотками.
Три дня простояла эта чаша перед Олегом Святославичем, не тронул её князь, а сейчас не только выпил, но и, повернув вверх донышком, со стуком поставил на середину стола, как припечатал. Без слов обозначил завершение переговоров.
Так и понял его Мономах, поставив рядышком свою опрокинутую чашу. Договорились всё-таки, договорились!
Добавил совсем по-будничному, без внутреннего напряжения:
- Об остальном боярин Ольбег Ратиборович похлопочет, не наше это княжеское дело - перед поганым заискивать...
Ольбег Ратиборович обещал уверенно, что трудностей не предвидится. Только намекни ханам - сами примчатся или послов пришлют! Зимних походов ханы боятся пуще степных пожаров, опасаются, что Мономах за злодейства Боняка и Шарукана на всю Степь огневался. Однако самому боярину к половцам ехать ни к чему, много чести. Лучше послать стороннего человека.
Кого собирался отправить к половцам Ольбег, князей не заинтересовало, даже не спросили - кого.
Обнялись князья по-братски и разошлись по своим палатам до вечернего прощального пира. Будто груз с плеч скинули, весёлые оба, довольные.
Ольбег Ратиборович, упомянув о стороннем человеке, держал в уме хазарского жиДовина Иосифа, род которого прижился в Переяславле давно, после того как князь-витязь Святослав развеял в прах некогда могучий Хазарский каганат[44]. Не раз уже исполнял Иосиф тайные поручения боярина Ольбега, пересекая с торговыми караванами половецкие степи, и видел в том большую выгоду для себя. Благорасположение князя многого стоит, а чем сохранять это благорасположение, как не верной службой? Лукавить опасно, семья в Переяславле оставалась в заложниках. Да и к чему лукавить? Под покровительством боярина Ольбега сам Иосиф становился как бы княжеским слугой. Попробуй тронь!
С первым же попутным торговым караваном Иосиф отправился в степи. Товара с собой вёз немного, только для вида, но слова для ханов приготовил многозначительные, наизусть выучив наставления боярина Ольбега.
На своих товарищей-караванщиков Иосиф поглядывал свысока, в разговоры не вступал. Те поглядывали на него с опаской. Не без причины же столь высокомерен и неприступен жидовин, да и два рослых отрока, что его сопровождали, больше на дружинников похожи, чем на купеческих слуг. От такого лучше держаться подальше...
Поэтому не удивило никого из караванщиков, что Иосиф со своими удальцами свернул прямёхонько к стану хана Аепы и пробыл там долго. И к стану другого Аепы, когда караван вошёл в его кочевья, тоже Иосиф ездил. Возвращался довольный, хмельной от кумыса. Видно, встречали Иосифа в ханских шатрах как дорогого гостя. С чего бы это?
Любопытно, а любопытствовать нельзя. Себе дороже могло обернуться такое любопытство, как бы беды не накликать. Непонятный жидовин, а непонятное страшит. Разумнее поостеречься. Поэтому никто не осмелился расспрашивать Иосифа, когда тот после второго Аепы вдруг отделился от каравана и ускакал налегке, без товара.
Куда товар девал? Ханам раздарил?
Тогда не товар это был, а подарки...
Кто жидовина к ханам посылал? Зачем?..
Всё получилось, как предсказывал боярин Ольбег Ратиборович.
Аепа и другой Аепа намёки поняли с полуслова и обещали немедля послать к князьям дружеские посольства.
В начале зимы, едва улеглись первые снега, в Переяславль приехали ханские послы. Встречали их торжественно и радушно. И в трубы трубили, и стяги вынесли, и дружинники рядами на соборной площади стояли, приветственно поднимали копья.
Посольство заслуживало такого приёма: не простые люди приехали - родственники ханские и знатные мурзы. Когда Ольбег перечислил Мономаху громкие имена послов, князь сразу понял: задуманное дело можно считать свершённым, по пустякам такие известные мужи утруждать себя путешествием по зимним дорогам не станут.
Несколько дней послов обильно потчевали в княжеской гриднице. За столом с ними сидели знатные переяславские бояре и воеводы, а однажды и сам Мономах почтил пирование, разговаривал с послами ласково.
Тем временем быстрый гонец известил Олега Святославича и обратно возвратился. Князь Олег приглашал послов к себе в Новгород-Северский.
И в Новгороде-Северском пировали, рекой лилось греческое вино, до которого половцы оказались великими охотниками.
А потом и гонец из Чернигова приспел: князь Давид Святославич звал к себе в гости. Снова многодневное пирование, княжеские подарки и ласковые слова.
Половцы остались довольны. Обещали, что нынешней же зимой ханы привезут невест для княжеских сыновей и крепкой ротой[45] скрепят мир и союз. Позовут князья - непременно придут ханы со всеми своими ордами на помощь новым родственникам, пусть князья ханской роте верят...
На одном настаивали послы, и настаивали неуступчиво: встреча должна состояться не в русских градах, а в степи, на реке Хороле.
Владимир Мономах и Олег Святославич были согласны.
Послы расхваливали красоту и добродетели ханских дочерей, а сами осторожно интересовались, кто из княжеских сыновей возьмёт за себя девиц ханского рода. Имя одного из женихов, княжича Святослава Ольговича, было им уже известно. Пришёл черёд приоткрыться и Владимиру Мономаху.
Отпуская половцев обратно в свои вежи, Мономах шепнул послу хана Аепы, Осенева сына:
- Отдаю сына Юрия, князя Ростовского и Суздальского. Но пусть до поры о том ведает только хан...
Так, без участия самого Юрия Владимировича, определился крутой поворот в его жизни. Даже о сговоре не предупредил его Мономах, не сомневаясь, что сын подчинится отцовской воле.
А неугомонный Ольбег Ратиборович, безмерно гордый своими успехами, уже нашёл невесту и для самого младшего Владимировича - Андрея. Дочь сильного хана Тугорхана, чего уж лучше?
Мономах засомневался — Андрею всего-то пять годков!
Но боярин настаивал, убеждал, что, дескать, не для ложа берём половецкую ханшу, но для княжеского великого дела.
Владимир Мономах обещал подумать.
2
Пока на юге сильные князья плели хитроумные дипломатические сети, улавливая доверчивых половцев, на Залесскую Русь обрушилась беда: пришли войной волжские булгары.
Для Юрия Владимировича война не была неожиданной - давно к этому шло. Ещё князь Владимир Святой дважды воевал с булгарами[46] и, победив, замирился с ними. И не просто замирился, но и скрепил мир взаимной выгодой. Владимир позволил булгарским купцам свободно торговать по всей Волге, дал им свои княжеские грамоты в поволжские города, чтобы никаких препятствий торговле не чинили. Булгары остались довольны.
Мудрый это был шаг и дальновидный. Мало было ещё русских городов на Волге, и людей в них тоже было мало, не под силу было одним русским насельникам держать Великий Волжский путь.
Почти столетие после этого совместно оберегали торговый путь от Балтики до Каспия русские и булгарские дружины. Безопасно проплывали судовые караваны по Волге, а потом торговые люди дальше пробирались: в необъятные и сказочно богатые владения Арабского халифата, в Персию, в Индию.
Так продолжалось почти столетие.
Но поднялись и окрепли русские города вдоль Великого Волжского пути. Свои купцы теперь снаряжали судовые караваны, прибирали к рукам волжскую торговлю. Оборотистые булгары не друзьями и союзниками стали, но торговыми соперниками. Ишь ты, впускай их во все грады свободно! А свои как же?