Юрий Долгорукий — страница 24 из 87

Неуютно стало булгарам в русских городах, ограничивали местные власти их торг, а то и вовсе в города не впускали. От разрешительных грамот Владимира Святого власти отговаривались незнанием, а подлинных великокняжеских грамот у булгарских купцов не было - затерялись за давностью времени. А нет грамоты - нет и послушания.

А тут ещё владения корыстолюбивых и дерзких князей - Гориславичей - придвинулись к самой Оке. На Оке и на Волге начались разбои. Исчезали без следа булгарские торговые караваны. Виноватых не находили. Княжеские воеводы разводили руками: может, залётные половцы шалят, может - торки, а может, ещё кто? Поди разберись...

До того дошло, что булгарских торговых людей грабили и побивали возле собственных городов.

Булгары неоднократно жаловались на разбойников и князю Олегу Гориславичу, и брату его Ярославу, но управы на разбойников не добились. Заверял их Олег Гориславич, что княжеских людей среди разбойников нет и не было, а с татями булгары пусть сами управляются. А где их найдёшь? Известно было только булгарским старейшинам, что лихие люди приходили из Руси.

Тогда собрали булгарские князья свои конные дружины и пошли на Муром, владение Олега Гориславича, всю землю пограбили и сёла пожгли без остатка. Боком обернулась Гориславичу разбойная добыча.

Случилось это в лето шесть тысяч пятьсот девяносто шестое[47], ещё до приезда князя Юрия Владимировича в Ростов.

Поутихли муромцы, на Оке стало спокойно.

Но выше устья Оки вся Волга оказалась под бурно поднимавшимся Ростовом. Ростовские, ярославские, белозерские, новгородские ладьи бороздили волжские просторы. Встречаться с ними было небезопасно: и товар могли отнять, и в воду покидать чужих торговых людей.

Получив из руки прославленного воителя Владимира Мономаха своего собственного князя, Юрия Владимировича, ростовцы возгордились, на увещевания из Киева внимания обращали мало, хотя и просили великие князья не рушить волжскую торговлю. «Волга - наша!»

Ватаги неизвестных лихих людей проскальзывали ненастными ночами мимо булгарской крепостницы, что стояла близ устья реки Оки, и нападали на прибрежные города. Виноватых опять не находилось. Ростовский тысяцкий Георгий Симонович степенно объяснял булгарским послам, что он ростовцев на разбои не посылал, и ярославцев тоже не посылал, и угличан тоже, а кто ходил разбоем в Булгарию, ему неведомо.

Даже возле Великого Булгара, столицы Булгарского царства, шалили лихие люди!

Для безопасности булгары перенесли свою столицу на сто вёрст от волжского берега, в Биляр, что означало по-булгарски «Великий город». Но ведь Волгу-то подальше от Руси не передвинешь, а в волжской торговле - вся жизнь Булгарии!

Зашевелились булгарские князья, снова принялись собирать дружины.

Булгарская тяжёлая конница славилась лихостью в атаках и хорошим вооружением. Не только у князей, но и у простых дружинников были длинные норманнские мечи или однолезвийные прямые сабли своей, булгарской выковки; боевые секиры с богатой инкрустацией и звериными литыми ликами на топорищах; тяжёлые бронзовые шестопёры, утыканные острыми шипами; пластинчатые железные шлемы, кольчуги и щиты.

Не дай Бог столкнуться в поле с такой бронной ратью!

Луком и стрелами булгары тоже владели искусно - и дружинники, и простолюдины - пешцы. Хотя пешцев булгары не больно-то уважали, больше при обозах держали или пленников сторожить.

Стали замечать ярославцы, что булгарские воинские ладьи всё чаще появляются под русскими городами. Воевать ещё не воевали, но дерзко стояли посередине реки, пропуская за собой торговые караваны. Попробуй тронь!

Ростовские старые бояре, посовещавшись, послали гонца: «Приди, княже, быть войне!» И Георгий Симонович от себя добавил, что без войны не обойтись, больно уж осмелели булгары, и что лучше бы господину Юрию Владимировичу встать с сильным полком в Ярославле — и Волжский путь поберечь, и речную дорогу к Ростову по Которосли накрепко закрыть, потому что если придут булгары, то непременно придут в ладьях.

Юрий послушался совета многоопытного тысяцкого, встал в Ярославле со своим княжеским полком и с половиной ростовской тысячи и простоял там всё лето.

Булгарской опасностью отговорился Юрий и от поездки в южный Переяславль (хотя отец и звал), и от участия в войне с ханами Боняком и Шаруканом Старым.

Накрепко запер Юрий Верхнюю Волгу, но беда нагрянула с другой стороны. Булгары пошли на Суздаль, вторую столицу Залесской Руси (а может, уже и первую).

Первые вести о войне пришли в лето шесть тысяч шестьсот пятнадцатое[48], на исходе августа месяца, когда лето навстречу осени вприпрыжку бежит. Однако значения им не придали.

В Кидекшу война вошла мерным топотом дружинной конницы.

Как только с дальней сторожи на Клязьме-реке прибежал в Суздаль гонец и принёс весть о чужих ладьях, проплывавших к устью Нерли, и о конском ржании в прибрежном лесу, — воевода Пётр Тихмень послал сотню дружинников для береженья княжеского городка.

Булгары - эка невидаль!

За Суздаль воевода не беспокоился: знал, что крепко приступать к укреплённым городам они не умеют. Ну, хитростью искрасть, застать врасплох, неожиданно ворваться конным клином в открытые ворота или ночью тихохонько перевалить через стену, вырезать кривыми ножами зазевавшихся сторожей — это они могут. Но если не получилось с первого раза, если отпор крепкий - откатываются булгары от стен, ставят шатры, пугают осаждённых своим многолюдством.

В булгарском обычае рассылать конные ватаги для добычи и пленников. Пётр Тихмень усматривал для себя немалую выгоду. Первый отчаянный приступ суздальцы отобьют без труда. Стены высоки и крепки, вороты затворены наглухо, сторожа бдительны, ратных людей довольно. И на испуг гордых суздальцев не взять: чувствуют свою силу. Посидим в осаде, подождём. А как разойдутся конные булгарские дружины грабить сёла, оставив под градом малых людей, выйти в поле со всеми полками и самим ударить!

Отсиживаться за городскими стенами Пётр Тихмень не собирался. Иное задумал воевода: так повернуть войну, чтобы Русь была наказана разорением, но сами булгары потерпели бы немалый урон и зареклись хаживать в русские земли.

А мужики по сёлам...

Ну что ж, пошлём гонцов, предупредим, пусть, кто похочет, садится с нами в осаду, под защиту крепостных стен и ратных мужей. А кто предпочтёт самостоятельно спасаться (всегда такие есть), пусть в лесу прячется, в глухих урочищах. Скотину пусть угоняют, рухлядишку увозят в безопасные места. Спасутся как-нибудь, не впервой. Сколько прокатилось по Руси войн, а людишек всё прибавляется.

Избы, спросите? А долго ли новые поставить, если булгары сожгут!

Если бы кто-нибудь упрекнул воеводу Петра Тихменя, что он отдаёт сёла на поток и разорение, тот бы удивился и даже обиделся. Как же иначе? В каждое село по дружине не поставишь, да и неразумно это: побьют ратных людей поодиночке без пользы, а сёла всё равно не уберечь.

Иное дело - княжеский городок на Нерли. Вот за него- то воевода в ответе! Не простит господин Юрий Владимирович, если булгары пожгут любезную его сердцу Кидекшу.

Потому-то и поторопился воевода послать в Кидекшу Дружину со своим доверенным мужем Иваном Клыгиным, а уж потом захлопотал по осадным делам.

Сотни добрых воев, как полагал воевода, будет довольно, чтобы оборонить град. Своих ратников там было ещё с полсотни, да дворовая челядь (мужики крепкие, сытые), да мужики сбегутся из окрестных сел. Больше ратников и на стены не поставишь - тесно будет, только друг дружку локтями толкать, а не оружьем биться. А стены в Кидекше крепкие, сам смотрел. Весной заборола срубили, бойницы-стрельницы прорезали, и помост возле бойниц для лучников изладили. Продержатся!

К тому же, как полагал воевода, большими людьми булгары к Кидекше приступать не будут — так, летучим загоном, что от остального войска своим путём пойдёт сёла разорять. Может, и князя при этом загоне не будет. Тогда ещё легче — ожгутся, и прочь гнать их на стену вдругорядь будет некому...

Про все эти рассуждения многоопытного воеводы жители Кидекши не ведали, а неведомое всегда страшит, и был в граде трепет и страх великий.

Суздальские дружинники, нежданно-негаданно нагрянувшие в мирный городок, были хмуры и неразговорчивы. Привязали к коновязям лошадей, не рассёдлывая, только подпруги ослабили. Молча протопали за ключницей Ульяной в дружинную избу — на скорую подорожную трапезу. Поваренные мужики потащили из подклети готовизну, что всегда была под рукой: солонину, копчёных кур, прошлогодние соленья, караваи хлеба, жбаны с квасом.

Любопытствующие горожане столпились возле княжеского терема, где уединились огнищанин Корчома и суздальский сотник. В терем заходить никто не осмеливался, да если бы кто из добрых людей, прежде ходивших к огнищанину Корчоме запросто, осмелился на это — ходу бы им не было. Возле дверей стояли, скрестив копья, два дружинника, приезжий суздалец и свой, Гаврила Попок.

Гаврила слыл в Кидекше превеликим озорником и балагуром, друзей-приятелей у него было полгорода, а тут смотрит строго, бровенки реденькие сдвинул, губы поджал - не подступись!

Если спросить не у кого, одно оставалось людям — гадать. От кого война может быть? Поганые половцы сюда сроду не заходили. От муромцев и рязанцев худа ждать точно бы не приходилось. По слухам, батюшка Юрьев, господин Владимир Всеволодович Мономах, нынче с тамошними князьями Святославичами в дружбе. На булгар никто не подумал. Не бывали ещё булгары войной на Суздальской земле, хотя купцы из Булгарского царства неоднократно заезжали на торг в Суздаль или на сёла, что стояли вблизи проезжей дороги.

Булгарские купцы были улыбчивы и угодливы, товары свои отдавали недорого, по совести.

Бойко расходились в сёлах височные кольца, похожие на местные, вятичские, только с подвесками: серебряной утицей или тремя бусинками на тонкой золотой проволочке. Покупали мужики глиняную посуду, чернёную или расписанную разноцветными узорами. Нарядная была у булгар посуда, лёгкая и звонкая, такая у суздальских гончаров не получалась. Невесомыми шёлковыми тканями из далёких восходных стран в сёлах не интересовались. Не мужицкий это был товар - господский. Плохо расходились хазарские одноострые мечи, были они ничуть не лучше своих, домодельных, но дороже. Многие купцы и возить их на Русь перестали. А вот лёгкие топоры-секиры с литым зверьем на топорищах раскупались нелениво, но опять же лучшими людьми, кои за красотой гонялись. Мужикам-то свои топорики были сподручнее...