– Страх какой, – поежилась Агриппина, кутаясь в конскую попону.
– Но, надо честно признать, он бывает человеком высокой чести, – продолжал Иван. – Поляки у него обманом захватили в плен отца, князя Володаря Ростиславича. Так он дал выкуп такой, что все поражались! На колесницах и верблюдах было привезено немыслимо много одежды, золота, серебра, драгоценностей… И отца вызволил-таки из неволи!
– Он по-настоящему любящий сын.
– А вот случай был. Тогда я еще под его началом воевал. Пошли мы походом на поляков, осадили крепость Вислицу, что на реке Нида, это в Малой Польше. Поляки отчаянно защищались, мы уже не надеялись на успех. Но тут к нам перебежал изменник-венгр и подсказал, как незаметно проникнуть в город. Вислицей мы овладели. И вот Владимирко на центральной площади собрал войско, рядом с собой на кресло посадил венгра, одарил его драгоценностями, а потом вдруг приказал связать его, лишить зрения, вырвать язык, да еще оскопить, чтобы, как он выразился, у вероломного чудовища не родилось чудовище еще более пагубное.
– Но ведь человек ему помог!
– Изменник! А изменников он не терпит!.. Вот кто мой злейший враг, которому я буду мстить всю свою жизнь. Тут уж так: или он меня, или я его!
Агриппина молчала. Слишком непонятны и даже страшны были и князь Иван, и князь Владимирко… Наконец спросила:
– Неужели надеешься справиться с таким сильным человеком?
– Поживем – увидим. Пути Господни неисповедимы, – рассудительно ответил князь Иван.
На другой день, когда уже смеркалось, выехали на огонек. Двое мужчин варили на костре ужин, рядом стояли телега и лошадь. Князь Иван решил нагнать страху, наехал на незнакомцев лошадью, закричал зычно:
– Кто такие? По какому-такому праву?
Мужики вскочили и со страхом уставились на вооруженного человека. Один из них забормотал:
– Мы здесь проездом… Ненадолго… Только на ночку остановились…
Иван рассмеялся, соскочил с коня, присел возле костра. В котелке варилось незамысловатое кушанье – репа без какой-либо приправы. Князь вынул из своей сумы хлеб, мясо, вино, пригласил к совместной трапезе. Мужики сначала мялись, но потом присоединились.
Постепенно разговорились. Оказалось, что оба они были у киевского боярина в закупах. Боярин дал им коня, сбрую, соху, борону, а они должны были с годами отрабатывать взятое. Все бы хорошо, но боярин умер, а его сын стал требовать лишнего, на возражения отвечал зуботычинами. Обратились было в суд, но там все было куплено. Оставался один выход – бежать. Согласно «Русской правде», коли поймают – быть им холопами, рабами. Вот такое невеселое повествование получилось…
– И как решили поступить? – спросил их князь Иван.
Тот, который постарше, с длинным носом и круглыми навыкате глазами, звать Сбыславом, ответил с вызовом:
– Да бродниками хотим стать!
Бродники – бродячие люди, предтечи казаков. Селились на окраине страны, вели вольный образ жизни. Защищали сами себя, а это в тех условиях безраздельного господства кочевников и князей делом было весьма многотрудным. Их было немного, проживали они, как правило, на стыке государств, куда власть правителей доходила не в полной мере.
– И куда же направляетесь?
– В низовье Дуная. Вольница там проживает. Вот к ней и хотим присоединиться.
– Откуда про нее прознали?
– Сосед наш недавно оттуда вернулся‚ порассказал. Привез с собой кое-какое богатство. Одежда, тряпье, золотишка немного. Отстроил дом, землицы прикупил, живет припеваючи. Вот и мы решили туда кинуться.
– Как же он сумел заработать?
– Говорит, честным трудом. Но мы-то догадываемся…
– И что еще он рассказывал о тех краях?
– Есть у бродников крепость, Берладом именуется. Вроде как столица вольных людей. Там они проводят вече, по ихнему круг. На нем они избирают себе старшину, с ним совершают походы по суше и морю.
– А этот вожак у них – князь, что ли?
– Нет, они признают князя Галицкого. Только не подчиняются они ему. Ни тиунов, ни других людей княжеских к себе не пускают. Вольные они!
– Вот это мне по нраву! – Иван даже приподнялся на локте от волнения. – А что если и нам с тобой махнуть на этот Дунай, а, Агриппина?
Она с восторгом смотрела на него. Вот таким он ей нравился больше всех, за таким – хоть в огонь и воду!
– Значит, решено! Будет теперь нас четверо. Завернем в попутную кузницу, закупим мечи, ножи и прочие припасы, чтобы при случае нас голыми руками степняки или другой лихой народ не взял, и прямиком двинемся в вольное общество бродников!
IX
Ростислав в подаренных великим князем волостях жить не стал, а поселился в тереме тысяцкого Лазаря; в Киеве жить было интереснее, а у боярина каждый день дым столбом, гости за гостями приходили и для всех были и еда, и питье. Пили, правда, на Руси вино разбавленным и сильно напивался редкий, разве что очень невоздержанный. Но все равно, по сравнению со скромной и даже суровой жизнью в Суздале, времяпровождение в столице казалось ему чуть ли не одним непрекращающимся праздником.
Да тут еще дочь тысяцкого, Сусанна, стала к нему ластиться. Была она лет на десять старше, мужа потеряла в каких-то войнах, которые в последние годы почти не прекращались на Руси, и, как видно, изнывала от скуки. Едва завидев молоденького князя, она, тонкая, гибкая в стане, качающейся походкой подходила к нему, щурила по-лисьи хитрые глаза, надувала пухлые губки и говорила наигранно:
– Ну и как спалось эту ночку? Страшненькие сны не привиделись?
– Сплю как убитый.
– А чего такой грустный? Наверно, по папочке с мамочкой скучаешь?
– Я достаточно взрослый, чтобы обходиться без родителей.
– Ах, ах, какие мы большие!
Сначала она его раздражала, но потом стал замечать за собой, что начинал думать о ней, искать встречи. Наверно, это происходило оттого, что жилось ему в Киеве довольно одиноко, друзей и подруг не было, а случайные товарищи по выпивке не устраивали его. Хотелось с кем-то поделиться, рассказать о своих переживаниях, излить душу. И ему стало казаться, что Сусанна именно тот человек, с которым он мог быть откровенным. И он потянулся к ней.
Она это тотчас заметила, и хитрые бесенята заиграли в ее длинных прищуренных глазках.
– А что, князь, не прогуляться ли нам по Киеву? – предложила она как-то.
Он охотно согласился.
Они не спеша прошлись по улицам. Сусанна рассказала ему, какие терема кому принадлежат, когда и кем были воздвигнуты храмы. Остановились на крутом берегу Днепра, стали любоваться бескрайними степными далями. День выдался солнечный, снег слепил глаза.
– Нравятся наши места? – спросила она.
– Красиво. Только я привык к лесам. Мне их очень не хватает.
– Наведаемся как-нибудь в загородный лес. Мы летом туда по грибы и ягоды ходим. Как хорошо поаукаться, чтобы не потеряться и не отстать от подруг!
– Это разве леса! У нас днями можно идти и ни разу жилья не встретить.
– Говорят, у вас зимы суровые, морозы трескучие?
– Это верно. Дедушка Мороз бревна в избах заставляет трещать.
– Нет, у нас зимы мягкие. Правда, снега порой много бывает.
Сусанна на этот раз не подтрунивала над ним и казалась родной и близкой. Ему захотелось обнять ее. Он легонько прижался к ее плечу и положил руку на пояс, но она тотчас отстранилась и сказала шутливо:
– А ты оказывается еще тот шалунишка!
Такие слова подбодрили его, он стал надеяться на лучшее.
Как-то, когда они сидели рядом на пиру, она спросила:
– Выходит, твой отец – очень плохой человек?
– С чего ты так решила?
– Раз сбежал от него…
– Он удел отказался мне выделить. А Изяслав, как видишь, дал.
– А я-то думала…
– Много ты знаешь! – запальчиво проговорил он, явно под хмелем. – Мой отец умелый правитель. Он еще великим князем станет!
– Киев к себе его не пустит. Здесь все стоят за Изяслава Мстиславича.
– И неправда! Я со многими говорил, они с радостью встретят моего отца.
– Выходит, ты подговариваешь людей, чтобы они поддержали князя Юрия?
– Я же его сын!
Когда пир был в разгаре, они вышли на крыльцо. Стояла ветреная погода, мутная пелена закрыла небо, город скрылся в темноте. Ростислав тотчас полез обниматься, но Сусанна ужом выскользнула из его рук, погрозила пальчиком:
– Снова к шалостям потянуло? Какой же ты все-таки неспокойный!
А ему хотелось ее схватить за плечи, прижать к себе, добраться до пышных грудей и смять в своих сильных руках… Но он сдержал себя, бросил ей в лицо:
– Ну и оставайся! Подумаешь, цаца какая…
И быстрыми шагами удалился к себе в горницу, где бросился в кровать, повторяя одну и ту же фразу:
– И чего ей надо? И чего ей надо?..
На другой день он отправился к черным клобукам, чтобы проверить их готовность к отражению возможного нападения с запада. Кто должен напасть и нападут ли вообще, он не знал, но ему поручили оборону границ, и он хотел старательно выполнить задание.
Черные клобуки жили в Поросье – в землях пограничной реки Рось. Ростислав ехал между кибитками и поражался бедноте кочевников. Только самое необходимое было у них: юрта, постели из войлока, обеденный столик на низких ножках, костер для приготовления пищи, на крючьях – замызганная одежда. Но зато паслось множество скота. Он им служил и пищей, и сырьем для приготовления одежды и обуви; он был для них всем.
– Как же вы зимуете в юртах? – спрашивал Ростислав сопровождавшего его хана Кара-Чурина, сухощавого, жилистого мужчину лет сорока пяти. – Ветрами, наверно, насквозь продувает!
– Так и зимуем, – с усмешкой отвечал тот. – Закутаемся в шкуры с головой, только нос наружу выглядывает, костерок разожжем посредине юрты, чтобы дышать было легче, ну и – ничего! Так и наши предки жили, и внуки, и правнуки будут жить!..
Юрта у хана была богатой, обшитой красным шелком, на земле постелены ковры. Пили вино, заедали жаренной на костре бараниной, которая была такой нежной, что чуть ли не таяла во рту. Потом слуги поставили перед Ростиславом кумыс, но он предпочел шурпу, что-то вроде русской похлебки, но в ней было много мяса.