Осада Луцка затягивалась. Изяслав с войском пытался прорваться к городу, но путь ему преградил Владимирко. И тогда он запросил мира. Для посредничества в переговорах обратился к Галицкому князю: «Уведи мя в любовь к дяде моему и своему свату Дюргеви. Яз в всем виноват перед Богом и перед ним».
Юрий не хотел заключать мира. Он предчувствовал, что Изяслав, опираясь на соседние страны, попытается вернуть Киев. Но полная победа Юрия не устраивала Владимирко: тот всегда был против влияния великого князя на Волынщине. К тому же лучане проявляли исключительную стойкость и не сдавались, а идти на приступ мощной крепости, значило погубить тысячи русов; Юрий же был всегда против кровопролития: на его гербе, изображавшем льва, готового к стремительному прыжку, внизу помешался лук с наложенной стрелой, направленной в землю – это знак мира. Ему он следовал всю свою жизнь.
Спустя три недели после установления осады был заключен мир. По его условиям Киев оставался за Юрием, а Владимир-Волынский – за Изяславом.
Вернувшись в Киев Юрий пригласил князей на соколиную охоту. Погода стояла неустойчивая, дул сильный ветер, по небу неслись низкие рваные облака, но дождя не было. Юрий и Святослав Ольгович скакали рядом, недалеко от них – сокольничие, в радостном предвкушении охоты, стелясь над землей, неслись быстроногие собаки.
Остановились возле небольшого болота на краю леса. Святослав загляделся на сокола-сапсана, сидевшего на рукавице сокольничего. Спина сокола была аспидно-серого цвета, а крылья отливали глянцево-черным оттенком; хищная птица наблюдала за ним злобными глазами из-под своих огромных полуопущенных век. Когда он протянул к ней руку, она хищно взъерошила перья.
– По-прежнему холостякуешь? – спросил его Юрий.
Святослав поджал губы – разговор неприятный, – сухо ответил:
– Приходится.
В небе не было видно ни одной птицы, если не считать жаворонка, зависшего у них над головой.
– А вернулась бы – простил? – Юрий пытливо посмотрел в лицо князя.
Тот, не отводя взгляда от мглистой степной дали, произнес:
– Лишь бы вернулась…
Потом, после долгого молчания, спросил:
– А как ты с новой женой?
– Трое сыновей народилось.
– Это сколько же у тебя их всего?
– Одиннадцать! – с гордостью ответил Юрий. – И еще две дочери. Ольгу сосватал у меня Владимирко за своего сына, а вот младшенькая пока свободна. Может, еще раз породнимся?
– Я – не против, – пухлые губы Святослава впервые в этот день тронула улыбка. – Отдавай дочь за моего сына. Олег растет хорошим человеком, характером пошел в меня. Уверяю, дочь будет жить, как у Христа за пазухой.
Обе свадьбы сыграли в Киеве одновременно.
Едва отшумели торжества, как с запада пришла неприятная весть: Изяслав, в предыдущей войне сохранивший свою дружину, пополнился польскими и венгерскими отрядами и двинулся на Киев. Юрий был спокоен: на его пути в сильной крепости Пересопница стоял его сын Глеб. Он сумеет задержать противника, пока не подтянутся войска из Чернигова и Суздаля.
Но произошло неожиданное: растяпа Глеб вывел свою дружину с обозом из Пересопницы и встал, ожидая противника. Но он забыл о главном: наладить хорошую разведку. Между тем Изяслав умело обошел Глеба и отрезал его от города. Глеб бежал, а вся его дружина и обоз попали в руки Изяслава.
Но и это не испугало Юрия. Дорогу на Киев преграждало несколько крепостей, их он усилил дополнительными отрядами. Они надежно прикрывали западное направление.
И тут Изяслав блестяще проявил себя как полководец. Он «поднырнул» под укрепленный район, резко свернув на юг, в область черных клобуков. Торки и берендеи ждали его, потому что Юрий обидел их недавно, не защитив от набега половцев. Силы Изяслава возросли в несколько раз.
Появление больших войск под стенами Киева стало совершенной неожиданностью для Юрия. Не имея сил для отпора, он в начале июня 1150 года бежал из столицы. Великим князем Руси вновь стал Изяслав.
XII
После разграбления купеческого судна и похорон старшины, бродники предались повальному пьянству. Иван Берладник много хмельного употреблять не любил и пытался уклониться от шумных застолий, но его всерьез предупредили:
– Трезвых мы не любим. Трезвые – народ подозрительный, себе на уме. Таких мы можем и зашибить досмерти. Так что будь с нами и в схватках боевых, и в веселье!
Пришлось подчиниться. Кое-что ценное Агриппина сумела припрятать, но остальное было спущено торговцам лавок, которые продавали еду и питье.
И вот во время гуляний родилась у него мысль, которая не давала ему покоя: а что, если вырваться из узких берегов Дуная на просторы необъятного Черного моря? Вот где можно разгуляться вволю! И судов купеческих поболе, и мест для грабежа и разбоя предостаточно!
– Это ты славно придумал, – отвечали ему бродники. – Недаром мы тебя вожаком выбрали – соображаешь!
Однако некоторые возражали:
– Куда нам в моря! Мы и паруса не можем поднять, и у руля стоять не обучены!
– И не надо! – тотчас нашелся Берладник. – Вот вы зачем судно сожгли и моряков поубивали? Пусть бы у нас служили, морское дело под нашим наблюдением правили, а мы им долю добычи отчисляли. Куда им деваться? В море не сбежишь, кругом вода…
Так он говорил изо дня в день. И когда все было проедено и пропито, на созванном им круге против предложения захватить судно и выйти на нем в Черное море уже никто не возражал. Наоборот, будущее представлялось захватывающе интересным и все готовы были выступить хоть завтра.
Два купеческих судна были захвачены через месяц. Хозяевами его были венгерские купцы, а моряков они набрали из разных народов, в том числе и славян. Им Иван предложил или закончить жизнь в глубоких водах Дуная, или присоединиться к бродникам. Те раздумывали недолго и дали согласие на дальнейшее совместное плавание.
Когда вышли из устья Дуная, перед ними открылось море, огромное, необъятное, ленивое. Над ними простиралось высокое лазурное небо без единого облачка, безбрежная голубая водная гладь таяла в синей дымке горизонта. Дул свежий ветерок, бежали невысокие светло-зеленые волны. Это была такая захватывающая картина, что все на некоторое время замерли от восторга, а потом началось ликование.
Корабли в те времена ходили вдоль берегов, поэтому решено было стеречь добычу, спрятавшись в одном из заливов. Только встали на якорь, как бродники предались пьянству. Ни уговоры, ни запугивания Ивана не помогли, по-иному проводить свободное время они не умели. Пришлось смириться.
Простояли несколько дней. Наконец на краю неба был замечен парус. Снялись с якоря и поплыли наперерез.
Иван подошел к кормчему своего судна, тридцатилетнему славянину с небольшой окладистой бородкой и крепкими руками, звали его Драгошем, спросил:
– По-твоему, какое это судно – военное или торговое?
Тот прищурился, вглядываясь в далекий корабль, ответил не спеша:
– Трудно определить. Подойдем поближе, будет ясно.
– А в чем у них различие?
– Военное длиннее и уже поэтому движется быстрее. Купеческое в воде сидит низко, грузно, потому что для перевозки товара предназначено.
– Значит, мы сойдем за купеческое? Не заподозрят нас в злом умысле?
– Да нет, могут разгадать.
– Это как?
– На купеческом народу немного, а у вас полным-полно.
– Значит, когда приблизимся, прикажу бродникам спрятаться, на палубе останутся только моряки.
– И еще. Мы идем наперерез судну, значит, пытаемся перехватить. Это наверняка вызовет подозрение, как бы ты людей не скрывал. Там тоже люди не глупые.
– А что ты предлагаешь?
– Сделать вид, что идем в том же направлении. Нам, дескать, по пути. И потихоньку будем сближаться. Конечно, чтобы их догнать, уйдет больше времени, зато можно обмануть.
– Тогда так и делай.
Помолчали. Потом, скосив взгляд на Ивана, кормчий спросил:
– Зачем это ты бреешься?
– Как зачем? Принято так среди бродников: бороду брить, а оставлять вислые усы. Все-таки старшина я у них, иначе нельзя.
– Так-то оно так, да в море без бороды быть не годиться.
– Это почему? Примета, что ли, плохая?
– Да нет. Но все равно – нельзя.
– Расскажи.
– Да все очень просто, сама жизнь морская заставляет. Это сейчас море спокойное. Но подуют ветры, полетят соленые брызги. А мы все время в движении, головой крутим, шея о воротник трется. Ну и сам понимаешь, когда на раздраженную кожу соленая вода попадается, язвы образуются. Ничем не спасешься, кроме бороды.
Иван подумал, ответил:
– Спасибо за совет. И другим передам.
Суда между тем настолько сблизились, что было видно, как ходят по палубе люди – в полосатых халатах, чалмах на голове. Вели они себя спокойно, не подозревая об опасности.
– Араб идет, – определил Драгош. – Надо полагать, везет восточные пряности, виноградное вино, шелковые ткани и, конечно, оружие. Мечи и сабли дамасские славятся во всем мире.
– А вот мы сейчас проверим, что у него в тюках, – проговорил Иван и подал команду. В тот же момент поднялись во весь рост прятавшиеся бродники и, потрясая оружием закричали что есть мочи. Это делалось неслучайно: важно было напугать, лишить способности к сопротивлению противника, а потом с меньшими потерями победить его.
Так произошло и на этот раз. Увидев вооруженных людей, арабы забегали, заметались по палубе, бестолково кидались то в ту, то в другую сторону, а в это время на борта были брошены крюки с веревками, судно было подтянуто впритык, и на него стали прыгать пираты. Завязалась короткая схватка, все арабы были убиты, а тела их выброшены в море.
И тут начался неистовый разгул. Дорвались до вина, стали пить прямо из кувшинов, между делом развязывали тюки и раскидывали товар по палубе, надевали красочные одежды на себя, обматывались драгоценными тканями. Каждый похвалялся перед другими своими успехами при захвате судна, выставлял себя героем и сочинял то, чего и не было.