Но вообще плохого было много.
В частности, китайцы отказались нам готовить — ладно, тогда у нас приехали солдаты-таманцы, армейские повара из Таманской мотострелковой дивизии. Когда на первый дипломатический приём они пришли все стриженые, то наши коллеги из социалистических стран, которые во время „культурной революции“ также лишились местной обслуги, посмотрели на них и решили: „А это выход!“
Солдаты были поварами, а вот с прачками был вопрос. Стирали сами. А так как у многих в то время уезжали семьи, то мужикам было нелегко. Мы собирались вечером на бассейне, все жили там, рядом, и обсуждали, кто как выходит из положения, делились опытом. Победил один товарищ, который заявил: „Я очень просто делаю. Всё кидаю в ванну, а когда много всего накопится, то залезаю в ванну сам, включаю душ и быстро-быстро перебираю ногами. Да, и туда ещё мыло! И оно стирается, стирается…“
Людмила Александровна тоже стирала, но ей помогали — жена водителя, в частности. Они вместе и стирали, женщины…»
Можно понять, что жизнь разведчика в зарубежной командировке — не только вербовки, встречи с агентами, тайниковые операции или дипломатические приёмы, но и многое, многое иное, что чаще всего остаётся «за кадром».
Дроздов вспоминал:
«Обстановка вокруг представителей „советского ревизионизма“ продолжала накаляться. Несколько раз наши сотрудники подвергались нападениям со стороны хунвейбинов. Почти целую ночь я провёл недалеко от ворот торгпредства в своём новеньком „Москвиче“, облепленном всякими дацзыбао{37}, с выхлопной трубой, обмотанной соломой (гори, ревизионист, сам себя подожжёшь, если заведёшь мотор). Напряжённость нарастала. Хунвейбины подвергли городок посольства двухдневной физической и звуковой блокаде, вынудившей нас с помощью других дипломатических представительств провести эвакуацию членов семей»[85].
«С раннего утра до глубокой ночи к посольству шли колонны так называемых демонстрантов. У посольства постоянно находились тысячи бесновавшихся хунвейбинов. Ворота и забор, ограждающий территорию посольства, прилегающие к посольству улицы были обклеены антисоветскими лозунгами со словами угрозы расправиться с советскими гражданами в Пекине и вообще с Советским Союзом. На воротах посольства вешали чучела советских людей, которые здесь же сжигались на кострах. Советских граждан, проезжавших по улицам, ведущим к посольству СССР, осыпали бранью, колотили по автомашинам всем, что попадало под руку, плевали и бросали камни в автомашины…»[86]
Но не стоит думать, что советские представители — речь в данный момент не только о сотрудниках резидентуры — покорно и перепуганно сидели в этой «самоизоляции», окружённые плотным кольцом придурковатых хунвейбинов, и покорно ждали своей печальной участи.
Кстати, насчёт «придурковатых хунвейбинов» — никакого национализма тут нет, не подумайте! Но как ещё относиться к людям, которые тупо «сотворяют себе кумира» и поклоняются ему, подобно живому божеству? К чему обожествлять «верховного правителя», тобою же, как считается, избранного? Почему человеку так хочется ощущать себя рабом другого двуногого? А именно это происходило в Китае «эпохи „культурной революции“». Думается, что как раз неограниченное властолюбие одних, обеспеченное той самой рабской психологией других, скомпрометировало и опорочило великую социалистическую идею, привело к крушению мировой социалистической системы.
Так вот, советские люди отнюдь не желали чувствовать себя невольниками — и не позволяли маоистам превращать себя в таковых.
…Любая война неизбежно приводит к людским потерям, и хотя подразделения Советской армии не принимали непосредственного участия в отражении американской агрессии против Социалистической Республики Вьетнам, однако советские военные советники в СРВ были, ну и кому-то, скажем так, к сожалению, не повезло. За время военного конфликта погибло, по различным данным, от 13 до 16 советских военнослужащих.
В январе 1967 года через Китай в СССР должны были быть переправлены тела трёх погибших (при каких обстоятельствах — нам неизвестно) воинов зенитно-ракетных войск. В принципе, можно было бы просто отправить в Москву «груз-200» (впрочем, этот термин вошёл в обиход во время Афганской войны), не привлекая ничьего внимания. Однако Посольство СССР в Китае решило провести торжественно-траурные проводы павших. Не знаем, согласовывалось это с Москвой или нет, потому как тогдашний Чрезвычайный и Полномочный посол СССР в КНР Сергей Георгиевич Лапин{38} был личным другом Леонида Ильича и выполнял лишь его указания — или решал сам.
На посольской территории перед главным зданием были собраны и выстроились коллективы официальных советских представительств — посольства, консульства, торгпредства. Играла траурная музыка, был проведён митинг; посредством громкоговорителя собравшимся вокруг посольства хунвейбинам и просто любопытным, которых было немало, рассказали по-китайски о подвиге советских воинов-коммунистов, оказывающих помощь вьетнамцам, братьям по социалистическому лагерю, ведущим справедливую борьбу против американцев — «акул империализма», врагов «прогрессивного человечества» и мира на земле.
Под звуки траурного марша грузовик с гробами медленно проехал мимо замерших шеренг дипломатов и других советских работников (пусть и гражданские, но стоять в строю советские люди умели) и выехал через раскрытые ворота за территорию посольства. Хунвейбины, которые совсем ещё недавно сходили с ума и бесновались, озадаченно притихли и расступились, траурный кортеж, не прибавляя скорости, беспрепятственно двинулся в сторону аэропорта.
Этот нравственный урок отрезвляюще подействовал на блокировавший посольство «молодняк»: в течение нескольких дней обстановка вокруг посольства была гораздо спокойнее, нежели раньше, но, очевидно, встревожил «кукловодов» из маоистского руководства. Через несколько дней толпы хунвейбинов были двинуты на штурм городка советского представительства. Были перебиты все стёкла на первом этаже посольского здания, разгромлено консульство и сожжена будка привратника.
Но вот тогда Юрий Иванович совершил большую ошибку, о которой нам известно из весьма информированного источника. Думается, об этой ошибке тогда знали всего лишь несколько человек… Когда начался штурм, Юрий Иванович вызвал шифровальщика: «У тебя есть определённый знак, показывающий нападение на нашу страну. Поставь его в телеграмме!» Тот беспрекословно выполнил приказ резидента.
Формально всё было именно так: территория диппредставительства официально считается территорией той страны, которой оно принадлежит. Но всё-таки есть немалая разница в алгоритме действий соответствующих структур при нападении на посольство и при начале вооружённой агрессии противника.
Понятно? Не очень? Ну и слава богу!
Действия соответствующих структур в первые минуты по получении сигнала были именно такие, как при начале войны… Но потом, очень и очень быстро, был дан отбой и введён другой алгоритм…
«Юрию Ивановичу, при многих его положительных качествах, была присуща некоторая торопливость, — пояснил наш источник. — Порой он мог принять не совсем продуманное решение, ни с кем при этом не посоветовавшись…»
Что ж, примем эту информацию к сведению. Мы пишем не «житие», но биографию, а каждому человеку свойственно ошибаться, каждый обладает определённым набором не только положительных, но и отрицательных качеств. К тому же те характеристики личности, которые в одной ситуации представляются сугубо положительными, в другой могут оказаться и негативными…
Кстати, сам Дроздов это прекрасно понимал. Нам он представляется образцовым семьянином и, насколько мы знаем, относительно спиртного был достаточно строг. Естественно, он, мягко говоря, должен был беспокоиться о моральном облике своих сотрудников. Однако мы знаем, что Юрий Иванович говорил так: «Если оперработник не обернётся вслед симпатичной женщине и если он никогда не выпьет — это плохой оперработник! Вызывает вопросы: что это такое и всё ли с ним в порядке?»
К каким последствиям лично для Дроздова привела та самая ошибка, мы не знаем. Нет смысла повторять общеизвестное, что от ошибок никто не застрахован. Но если у одних это «явление» разовое, то у других вся жизнь — сплошная череда ошибок. Значит, определённо в Центре сопоставили цену этого «прокола» с той пользой, что приносила пекинская резидентура, и оценка гораздо в большей степени оказалась положительной. Думается, «чертей он получил», причём весьма основательных, но на том всё и успокоилось.
А через несколько дней, пролётом в Ханой, в Пекине побывал премьер Косыгин, которого сопровождали Андропов, пока ещё заведующий Отделом ЦК, и, как писалось в газетных отчётах того времени, «другие официальные лица».
Как мы знаем, Юрий Владимирович накоротке переговорил с Дроздовым на лестнице в посольстве. Алексей Николаевич же имел недолгую беседу с Чжоу Эньлаем, и эта беседа, как отмечал потом Юрий Иванович, «на некоторое время сняла острое напряжение».
…Между тем даже в тогдашних ненормальных условиях работа резидентуры продолжалась и давала свои результаты.
О некоторых людях легенды слагают ещё при жизни. Наш старинный друг — назовём его Аарон Бенедиктович, хотя на самом деле это совершенно не так, но где-то к тому близко, — работавший по линии «Н», рассказывал:
«У нас говорили, что именно Юрий Иванович установил, что китайцы будут на нас нападать.
Он, будучи резидентом, имел настолько хорошие контакты в Китае, что однажды к нему явился один из старых казаков, который там поселился ещё в царские времена, древний старик, пришёл и рассказал, что вот, китайцы выгнали его из его жилища, а на его земельном участке построили макет острова Даманский, все наши тамошние коммуникации изобразили и там тренируются. В Москву пошла предупреждающая телеграмма…