опись.
Для «Роланда» была придумана «легенда», почему он этими вопросами интересовался. Поверив рассказанному, подруга приносила ему неуничтоженные материалы, а Пушке переписывал их в блокнот с тайнописной копиркой. Работы было много! И как-то раз девица ушла в посольство, потом вдруг возвращается с одним из сотрудников своей «конторы» — а тут наш агент с блокнотом сидит. Любой разведчик сразу поймёт, что это за блокнот! «Роланда» чуть кондрашка не хватил, однако он успел чем-то прикрыть и материалы, и блокнот.
Что интересно, его знала вся парижская резидентура БНД: на квартире у Хайдрун нередко бывали вечеринки, она приглашала всех сотрудников — и наш «Ромео» там нередко появлялся, со всеми перезнакомился. Но никто из гостей к нему особого интереса не выказывал, зато болтали при нём много, и много при нём говорилось лишнего. В результате советская разведка имела очень хорошую информацию о контактах германских и французских спецслужб, ценнейшие сведения поступали по линии НАТО…
В частности, высокая оценка была дана Центром информации о начале проведения крупных учений Североатлантического блока «Винтекс-71»:
«Как отмечалось в натовских планирующих документах, основные цели и задачи учений „Винтекс“ включали: проверку эффективности системы управления Объединёнными вооружёнными силами НАТО; отработку схемы перевода ВС с мирного на военное положение; развёртывание частей и соединений ОВС блока в назначенных им районах; переброску резервных войск из США на Европейский театр войны; подготовку и ведение обычных боевых действий и перерастание их в операции с применением вначале тактических, а затем (при необходимости) стратегических ядерных средств»[103].
Можно понять, что всё это было очень серьёзно.
О том, как эта работа планировалась, готовилась и обеспечивалась, нам рассказывает Николай Павлович, немножко приоткрывая самое святое — «кухню» разведки:
«Очень тяжёлая работа была. Напланируем, в Москву послали, приходит отчёт, что они не согласны. Наоборот — они присылают задание, мы с Хансом обсуждаем, он говорит: „Да нельзя это!“ В Берлине я был младшим во всей этой цепочке, хотя все оперативные дела именно у меня в сейфе лежали. Меня тогда здорово поддерживал Иван Анисимович. Иногда из Центра пришлют указания, которые ни в какие ворота не лезут! У них же свои каноны, а исполнитель на месте знает какие-то детали — тогда Фадейкин звонил по „ВЧ“ напрямую, добивался отмены поступивших указаний и поддержки нашего варианта… Это было беспрерывно, а потому, чтобы решать сразу и на месте, к нам стали часто приезжать опытные руководители высокого ранга из Москвы…»
Всё было настолько серьёзно, что, когда у Николая Павловича завершился срок командировки и он укладывал домашнее имущество в контейнер — реально, а не фигурально! — вдруг приехал дежурный из Представительства, сказал всё бросить и отвёз его к начальству. Там оперработнику показали телеграмму за подписью Андропова с указанием: «Продлить командировку». Лично председатель КГБ СССР продлял командировку капитану! В результате с последующими продлениями командировка затянулась на целых семь лет.
Впрочем, возвратимся к началу этой истории, потому как именно тогда, когда «Ромео» ещё только удалось «зацепить» секретаршу из БНД, Николай Павлович и познакомился с полковником Дроздовым.
В то время Юрий Иванович только что приехал из Китая — из самой настоящей «горячей точки», где набирала обороты пресловутая «культурная революция», которая, как оказалось, продлится до 1976 года; а в марте 1969-го начнутся вооружённые столкновения на советско-китайской границе… Как известно, в Советском Союзе была маниакальная страсть всё засекречивать (хотя ещё в XIX столетии французская писательница Жорж Санд заявила: «В России всё тайна, но ничто не секрет»), зато была и особая категория людей «допущенных» (чтобы не употребить масонский термин «посвящённых»), которым что-то «приоткрывалось». Чекисты, как традиционно именовались сотрудники госбезопасности, относились к этой категории. Вот почему Дроздов в качестве «первоисточника» был отправлен в командировку в Представительство в ГДР, на передовую линию, чтобы рассказать сотрудникам всё как есть в бывшем братском Китае. (Разумеется, в каких-то определённых пределах.) Тем более Юрий Иванович ещё не был определён на должность — время было.
Николай Павлович рассказывает:
«Меня ему представили как человека, который закреплён за 5-м, Европейским, отделом Управления „С“. Он ведь в Китай уезжал из „С“, и хотя его качество официально пока ещё не было определено, но все знали, что он возвращается в „С“, замом. Вот он и подошёл ко мне познакомиться, по этим делам поговорить…
Потом в Москве, на докладе Андропову, он предложил, чтобы для подтверждения перед Хайдрун „легенды“ о том, что это реальная пронацистская организация, надо с ней познакомиться кому-то из, так сказать, представителей её руководства. Сказал: „Давайте я, я же владею немецким языком!“ И он трижды с ней встречался. Не только он ездил — ещё одного нелегала, который был у меня на связи, к ней посылали. Всё было хорошо, но, единственное, пару раз её смутил немецкий язык Юрия Ивановича…»
Делаем паузу и напоминаем, что перед тем Дроздов почти пять лет провёл в Китае, а до того ещё год на УСО, и это было совсем не то, что всё время находиться в «языковой среде». Возвращаемся к рассказу Николая Павловича:
«А я же был молодой, глупый! И никто мне не подсказал… Поэтому я в своём докладе в Центр преспокойно сообщил о том, что язык Дроздова вызвал вопросы. Юрий Иванович, конечно, обиделся, когда узнал. Хотя я помню, что писал деликатно — чтобы никого особенно не задевало… Мне потом сказали, что та часть в доклад Андропову не вошла — ему же некогда всё читать, ему выжимки доложили. Но такая вот кошка на какое-то время между нами пробежала, было… Это мне всё потом рассказали, когда я вернулся из командировки. Но, по большому счёту, на наших отношениях это никак не сказалось. Мы с Юрием Ивановичем сошлись, и это дело семь лет держало нас как бы в связке. Когда я в Москву приезжал, то шёл к нему, мы согласовывали следующий шаг; он в Берлин несколько раз приезжал и специально со мной работал…»
Не только Николай Павлович, но и некоторые другие сотрудники рассказывали нам о подобных «кошках», «пробегавших» между ними и генералом Дроздовым по тому или иному поводу. Однако ни одна из этих «кошек» не превратилась в «камень за пазухой». Говорили, что да, он мог обидеться, но ненадолго, злопамятным не был и обид не таил, мог обидеть и сам — но потом, как правило, всё сглаживал. К некоторым из этих историй мы ещё вернёмся…
Так что, отправляясь на встречу с секретаршей из БНД, Дроздов сначала прилетал в Берлин, обсуждал с Николаем Павловичем и немногими другими «причастными» то, что он должен сказать или не сказать, представляя «организацию». Общался он, разумеется, и с Пушке. Кстати, «Роланд» объяснил своей подруге, что за четверть века проживания за океаном его «старший товарищ» несколько «подпортил» родной язык, на котором по ряду обстоятельств ему там редко приходится разговаривать. Объяснение было принято.
В общем, Юрий Иванович серьёзно погрузился в это дело, о котором по возвращении всякий раз подробно докладывал Андропову — не случайно же потом он получил за эту операцию награду.
Сейчас уже можно сказать, что работа по этой самой Хайдрун являлась для Дроздова чем-то типа генеральной репетиции для исполнения роли барона фон Хоэнштайна, бывшего офицера СС, ныне — представителя неонацистской организации из Латинской Америки, в другой, ещё более важной операции. Для того чтобы вжиться в образ — прямо-таки как настоящему артисту! — ему пришлось даже побывать в некоторых странах Южной Америки, пообщаться с теми «особями», по которым ему довелось вести огонь из своих орудий на улицах Берлина в апреле 1945 года. Понятно, что он им об этом не рассказывал… Под какой он там был легендой — этого мы не знаем. Соблазнительно представить, что и туда советский разведчик прибыл под личиной эсэсовца барона фон Хоэнштайна (этакий послевоенный вариант штандартенфюрера фон Штирлица), но вряд ли — слишком велик был риск встретить какого-нибудь бывшего «сослуживца», который тебя знать не знает, после чего навсегда затеряться в аргентинских тропических лесах…
Об этом Юрий Иванович говорил корреспонденту «Российской газеты» — скромно и без лишних подробностей: «Мне пришлось посетить некоторые страны Латинской Америки, познакомиться с рядом бывших нацистов, проживавших там…»[104]
Но в те далёкие края заместитель начальника Управления «С» мотался не только ради знакомства с гитлеровскими недобитками. Известно также, что он несколько раз побывал в Чили, где к власти пришло правительство Народного единства, стремившееся повернуть страну на путь социалистической ориентации, что очень не нравилось руководству Соединённых Штатов.
Впрочем, речь у нас сейчас не о том…
Итак, в Латинской Америке Дроздов обзавёлся какими-то связями и набрал информации, необходимой для серьёзного легендирования подпольной организации. Затем «под флагом» этой организации он, теперь уже обладатель звучного титула, и завербовал агента «Д-104» — ценного источника в БНД. Вполне возможно, что в этом деле интересному и представительному «барону» помогла и фройляйн Хофер, однако на этот вопрос Николай Павлович ответил так:
«Не нужно старика трогать! Бээндэшники долго, но безуспешно и старательно искали нашего „крота“ в своих рядах и не нашли. Ну и ладно! Лучше будет, если они про него поскорее забудут, и пусть он себе спокойно живёт — дай ему Бог здоровья и долгих лет жизни!»
Мы следуем этому совету и ограничиваем рассказ на эту очень интересную тему цитатой из уже известного нашему читателю германского журнала «Фокус» (представляем ту информацию, что знакома противоположной стороне), потому как вообще обойти эту тему молчанием всё-таки не можем: