ики), «установить» целый ряд лиц, представлявших оперативный интерес, и, как выразился Юрий Иванович, «предостеречь наших сотрудников от целого ряда неожиданных сюрпризов».
«Поиграв» подобным образом с фэбээровцами, «мнимый агент», так ими, разумеется, и не установленный, сообщил о своём скором возвращении «к родным осинам» и выходу из игры. Удивления со стороны ФБР это не вызвало, так как далеко не все из советских граждан, по той или иной причине связавшиеся с зарубежными спецслужбами, соглашались контачить со своими «кураторами» в СССР, опасаясь — и недаром! — «всевидящего ока КГБ».
Так успешно закончилась эта операция.
Соответственно нечто подобное по отношению к советской разведке пытались предпринять и местные спецслужбы.
Известный нам корреспондент центральной газеты (повторим, что разведчики добросовестно выполняли обязанности по своему «прикрытию») вспоминал:
«В 70-е были сплошные „подходы“ — то ЦРУ, то ФБР! И вот в один прекрасный день — точнее, вечер, я с одним моим знакомым, о котором я знал, что он из спецслужб, в очередной раз встретился в баре. И он, по ходу встречи, фактически сделал мне вербовочное предложение — как сотруднику советской разведки! Мол, ты такой умный, ты бы мог… А у него жена была полячка, она тогда как раз поехала в Варшаву, и я ему сказал: „Послушай, я в десять раз профессиональнее тебя, и я могу ответить в Варшаве…“
Потом я сразу вышел оттуда, сел в свою машину и уехал.
Но всё не так просто! Утром я подробно доложил обо всём Дроздову… Есть разные начальники, разные люди, — Юрий Иванович воспринял эту беседу нормально. Конечно, при докладе в Москву некоторые углы мы срезали, потому что всегда надо срезать…»
«Вербовочный подход» к разведчику — ЧП! Значит, сотрудник «установлен» противником, вполне возможно, на него имеются компрометирующие материалы. Не обязательно же вербовщик сразу бросит «все карты» на стол. И часто, после того как разведчик докладывает резиденту о таком происшествии, ему предлагают собирать чемоданы. Так происходит в любой, пожалуй, разведке мира. Сотруднику говорят: «Если на тебя вышел противник, ты где-то прокололся!» Ну и, что называется, «гуляй вальсом», здесь тебе находиться опасно.
То, что Юрий Иванович разобрался в ситуации и понял, что этот «подход» не представлял реальной опасности, а потому не стал принимать радикальных решений, свидетельствует в его пользу как думающего руководителя. Сотрудник, как мы помним, успешно завершил командировку и уезжал из Штатов одновременно с Дроздовым.
Сам же наш собеседник так подытожил происшедшее:
«Часто резиденту на себя надо брать ответственность! Потому что напиши он в Центр какую-нибудь хрень — они, бедняги, не будут знать, что с этим делать. В этом смысле Юрий Иванович проявил оперативную мудрость как руководитель».
Можно понять, что Дроздов прекрасно ориентировался в тамошней сложнейшей обстановке. В книге своей он писал так:
«Американцы тогда активно начали использовать в работе против нас свою подставную агентуру под видом доброжелателей. Мы несколько раз уходили из приготовленных для нас ловушек»[181].
Как мы говорили, нам меньше всего хочется писать «житие Юрия Дроздова» или рассказывать о работе советской разведки по принципу «мы — умы, а они — увы!». Это походило бы на старые советские фильмы о Великой Отечественной войне, в которых немцев показывали дураками, тем самым неизбежно принижая подвиг советского солдата: зритель понимал, что победить подобных идиотов особого труда не стоило. Между тем нам противостояли достойные противники — и в годы той войны, и во времена последующей «холодной». К тому же, насколько мы знаем, о неудачах разведки рассказывать гораздо проще, нежели о её тщательно засекреченных успехах, хотя порой неудачи эти выполняют роль «дымовой завесы», прикрывающей те самые успехи.
Эпизод, о котором пойдёт речь ниже, к сожалению, наиболее известное событие из всего времени пребывания Юрия Ивановича в США, так что не рассказать о нём нельзя, но и слишком расписывать — неинтересно. Впрочем, известность произошедшего обусловлена прежде всего высоким рангом дипломата-перебежчика, а к нью-йоркской резидентуре и её руководителю это имеет несколько опосредованное отношение — но при весьма негативных последствиях.
Чрезвычайного и Полномочного Посла Аркадия Николаевича Шевченко{99}, заместителя Генерального секретаря ООН, нередко именуют «вторым лицом» в Организации Объединённых Наций, однако это не совсем так. Заместителей по различным направлениям у Курта Вальдхайма{100} было много (не станем затруднять себя подсчётом), так что Шевченко был не «вторым», но в числе «вторых лиц».
«Первоначально, в 1975 году, когда Шевченко вступил в контакт с ЦРУ, он хотел дезертировать, но ЦРУ направило для встречи с дипломатом одного из своих лучших вербовщиков и тот уговорил Шевченко отложить свой побег и поработать в качестве агента»[182].
Вопрос, почему высокопоставленный дипломат решился на измену, звучит почти риторически. Ну конечно же по идеологическим соображениям, разочаровавшись в социалистической системе, потому как был честным и совестливым человеком. Так утверждает сын предателя, Геннадий Аркадьевич. Кандидат юридических наук и сам в прошлом дипломат (не станет же сын посла работать дворником!), он писал:
«Отец был весьма честолюбивым человеком и переживал, что своим назначением в ООН был обязан жене, подарившей, как он говорил, за этот пост супруге Громыко брошь с 56 бриллиантами. (Не знаем, сколько времени ему пришлось экономить и недоедать, чтобы приобрести подобную „безделушку“. — А. Б.) Не раз он повторял мне: „Но ведь посланником я стал сам!“ В те времена недостаточно было быть талантливым человеком (отец закончил МГИМО с красным дипломом) для достижения высшего дипломатического ранга и поездки в хорошую страну, нужно было иметь высоких покровителей или делать подарки»[183].
Ну прямо-таки настоящий литературный герой! Истинный «застенчивый ворюга» Александр Яковлевич — завхоз из романа «12 стульев» Ильфа и Петрова, который «крал, и ему было стыдно». Хотя всё «существо его протестовало против краж, но не красть он не мог»! Вот и в нашем случае: брошка с 56 бриллиантами — это начало или продолжение, но уж никак не разовое и тем более не окончательное действо! Свидетельством тому — отзыв генерала Соломатина:
«Этот человек, на мой взгляд, полностью соответствовал формальному стереотипу иуды, предателя. Во-первых, на его лице всё время была приклеена бесконечная лживая улыбка… Подчёркнутое подобострастие в отношениях с вышестоящими: чего изволите? Плюс законченный пьяница. Что ещё нужно для того, чтобы изменить родине? Влез в задницу Громыке{101}. Осыпал подарками его жену»[184].
«Влезть» сумел он давно и прочно: в 1970 году Шевченко был назначен личным советником министра иностранных дел, но так как, учась в МГИМО, дружил с сыном Громыко Анатолием{102}, то был вхож в дом его родителей со студенческих времён.
А вот что рассказал нам генерал-лейтенант Иван Юрьевич:
«Жена Шевченко обихаживала жену Громыко покупками. Работа в ООН называлась „подарочный фонд министра“. Туда попадали по блату…»
По свидетельству и других людей, работавших в то время в Нью-Йорке, для «мадам Громыко» покупались шубы и много ещё чего. Хотя при этом у Шевченко, как у того «голубого воришки», всё «существо протестовало», но…
Американская сторона приводит такую информацию относительно жены дипломата Леонгины Иосифовны (надеемся, это злобная клевета!):
«Она дружила с Лидией Дмитриевной Громыко, супругой министра иностранных дел Советского Союза Андрея Андреевича Громыко, и обе женщины уже давно занимались спекуляцией. Лина Шевченко покупала в Нью-Йорке шубы и антиквариат и пересылала их Лидии Громыко для последующей перепродажи в Москве по сильно завышенным ценам. Это было незаконно, о чём Шевченко не раз предупреждал жену, но она лишь твердила, что он трус и что все начальники только и делают, что наживаются на своих загранкомандировках»[185].
Ну и наконец свидетельство самого Юрия Ивановича:
«В 1975–1976 годах мы уже чувствовали, что в составе советской колонии в Нью-Йорке есть предатель. Естественно, что мы искали его. Американской стороне, видимо, было недостаточно ценной и достоверной политической информации, и она стала активно использовать в местной печати его информацию об известных ему сотрудниках и возможных агентах КГБ в аппарате ООН. У нас в колонии возникло беспокойство, однако при анализе стало ясно, среди кого искать предателя. Мы смогли успокоить „пропечатанных“, объяснили, что наши политические противники ведут борьбу за вытеснение советских сотрудников с ответственных постов ООН, так как наше представительство поставило вопрос об увеличении их численности. Круг осведомлённых об этом сузился до нескольких человек, и среди них был и Шевченко»[186].
Что дальше? Друг Юрия Ивановича, генерал-майор, но не из разведки, а руководитель территориального органа, так что имя его читателю совершенно не интересно, рассказывал нам:
«Дроздов и говорил, и писал, как он хотел, чтобы своевременно отозвали из Америки Шевченко — предателя. Он бомбардировал Центр письмами — а ведь не отозвали!»
Другой генерал, из разведчиков, заявил ещё более откровенно:
«Почему Шевченко возник? Дроздов гнал информацию по этому вопросу очень сильно — у него были серьёзные источники, и он говорил Трояновскому, что Шевченко завербован, что Шевченко на пределе — но дело в том, что Шевченко был связан с министром иностранных дел. Там шубы шли кому нужно — и была дана команда молчать. И когда это случилось, тут была бомба, конечно, — но ничего не поделаешь!»