– До поездки сюда вы имели какое-либо определенное мнение о Швеции?
– Во всяком случае, я теперь не верю в холодность шведов.
– Много в Советском Союзе желающих стать космонавтами?
– Интерес огромен.
– И женщины тоже?
– Конечно! Я бы сказал, что появляется в своем роде «космическая болезнь».
– Верите ли вы в Бога?
– Не верил ни до полета, ни во время полета, и не вижу оснований верить в него после завершения полета. Я верю в человека.
– Нравится ли вам твист?
– К сожалению, не располагал временем, чтобы научиться.
Следующим утром Гагарин поехал к судостроителям верфи «Гётаверкен». Гагарин спросил директора, где у них литейная. Формовщик Иосиф Отват, к которому подошёл Гагарин, готовил форму под жидкий металл.
– Могу я немного помочь? – попросил Гагарин.
Тут подошли другие рабочие. Отват передал стержни Гагарину с некоторой опаской. Юрий Алексеевич точно вставил стержни в форму.
– Э, да я вижу, что вы не князь, а рабочий, – проговорил швед.
– Я тоже был литейщиком, – пояснил Гагарин. – Хорошая специальность.
Юрий Гагарин был молодым, жизнерадостным, а порой и озорным человеком. В один из дней я сопровождал Юрия Алексеевича в поездке в шведский аэроклуб. Начальник клуба, отставной генерал, подробно рассказывал молодому космонавту о деятельности клуба.
Подробности утомили Гагарина, и без того перегруженного мероприятиями. Когда швед сообщил, что здание аэроклуба построено в XVI веке, Гагарин с внимательным видом кивал головой, а мне шепнул: «Ну и хрен с ним». Так же он отреагировал на предложение генерала внимательно посмотреть на старинную лепнину на потолке.
Гагарину «завернули» рукопись книгиВалентин Осипов
Вечером 25 марта 1968 года Юрий Гагарин приехал к нам, в издательство «Молодая гвардия» (был я здесь главным редактором), чтобы – кто бы мог подумать?! – оставить автограф. Необычный. Ибо по необычному поводу. Подпись означала, что он разрешает печатать свою книгу «Психология и космос» в нашей научно-популярной серии «Эврика».
Чего скрывать, стол к приезду знатного автора уже был заставлен бутылками вина, коньяка, фруктами и чайными забавами.
Гость отверг наши притязания «обмыть»:
– Мне нельзя. Совсем нельзя. У меня – полет…
Запивали акт подписания чаем, похрустывая печеньем. Вполне домашние посиделки.
Вспомнили и о том, как три года тому назад он пришел к нам вместе со своим приятелем, ученым-медиком Владимиром Лебедевым. И рассказал, что собрали научный материал о том, что сопутствует пребыванию человека в космосе; выражались солидно, по-научному: «психологический аспект жизни в космическом аппарате».
Через год соавторы пожаловали с рукописью. Началось чтение-знакомство.
…Человек в заземном бездонье.
Неужто ему уготована участь придатка к ракете, к кораблю, к приборам и наушникам? Неужто длительные тренировки превращают его в робота – исполнителя вызубренных на земле инструкций и команд, что поступают уже в полете?
Психика человека – его чувства, нервы, разум в не прекращающейся ни на мгновение лавине изменчивых впечатлений, а они перегружены увиденным, волнениями, переживаниями, сомнениями и даже ощущениями неминуемого страха – и впрямь, не робот же.
Одна из последних фотографий космонавта. Сделана в издательстве «Молодая гвардия» за два дня до гибели
Первыми-то и взялись обо всем этом рассказать Гагарин и Лебедев.
В книге были главы, которые заинтересовывали даже своими названиями: «Космонавт и робот», «Эмоции и космос», «Загадки тишины», «При встрече с опасностью», «Повесть о том, как я жил в сурдокамере», «Оттачивание воли», «Врачи остаются на земле».
Когда листал эту книгу, так невольно вспоминались строки из «Божественной комедии».
Поначалу это был фундаментальный, снабженный множеством схем и цифровых выкладок труд. Обстоятельный, солидный, научный, рассчитанный на человека с высшим техническим образованием. Словом, абсолютно не «молодогвардейский». Но как об этом сказать авторам? В моей практике бывали случаи, когда и менее именитые авторы при более «божеских» претензиях издательства, хлопнув дверью, забирали рукописи. А тут Гагарин.
Как ему сказать, что работа не принята? В кабинете воцарилась выжидательная тишина. Гагарин не улыбался. «Ох, Вася, наломал же ты дровишек!» – пожалел я себя. И тут раздался ровный голос Юрия Алексеевича: «Спасибо за мужскую откровенность!» Гагарин повернулся к Лебедеву: «Ну как? Будем работать?..» – «Будем», – подтвердил его соавтор.
Еще через год книжка была готова. Но о том, как ее разбирали в магазинах, Юрий Алексеевич уже не узнал.
Итальянская кинозвезда Джина Лоллобриджида познакомилась с Гагариным на 2-м Московском международном кинофестивале, 1961 год
Крутые дороги космоса
Отгремели залпы прощального салюта над прахом Владимира Михайловича Комарова, отзвучали марши частей, отдающих последние воинские почести отважному космонавту, а память людская осталась, осталась боль, остались мысли о будущем, о великом будущем дерзновеннейшего из человеческих свершений – проникновения в космос.
В эти дни Центральный комитет комсомола, отряд космонавтов и редакции «Комсомольской правды» получили очень много писем и телеграмм, связанных с трагической гибелью В.М. Комарова, дважды Героя Советского Союза, ставшего подлинным героем нашего времени.
Юрий Гагарин и Владимир Комаров
Горечь утраты сплавлена в этих письмах с глубоким оптимизмом, с искренней решимостью продолжить дело Владимира Комарова; десятки юношей и девушек готовы занять в строю штурмующих неизвестное место выбывшего товарища.
С этих писем и началась беседа нашего специального корреспондента Ярослава Голованова с Героем Советского Союза летчиком-космонавтом СССР Юрием Алексеевичем Гагариным.
– Юрий Алексеевич, во многих письмах находим мы одну и ту же горячую просьбу: хочу стать космонавтом! Зачислите меня в отряд! Вот, например, группа московских студентов Евгений Юдин, Анатолий Черников, Григорий Потапов, Алексей Митрофанов, Вячеслав Титов пишут в ЦК ВЛКСМ: «В ответ на трагическую гибель летчика-космонавта Комарова готовы в любую минуту выполнить задание нашей партии и советского правительства. И если понадобится, просим иметь нас в виду».
«…Хочу встать вместо трагически погибшего летчика-космонавта СССР, дважды Героя Советского Союза Владимира Михайловича Комарова и продолжить дело, за которое он не пощадил самого дорогого – своей жизни. Я преклоняюсь перед его мужеством, и в этом полете хотел бы быть вместе с ним. несмотря на то, что он так трагически закончился», – пишет москвич шофер Дмитрий Аносов.
Под этими строками из письма можно поставить сотни и тысячи подписей юношей и девушек из Ленинграда, Калуги, Горького. Владивостока…
– А мы в отряде получили такое письмо от Валентины Мараховец из Донецкой области: «Дорогие космонавты! Мое имя Валя. Мне 14 лет. Я хожу в седьмой класс. Учусь хорошо. 30 марта этого года меня приняли в члены ВЛКСМ. Я уже давно хочу стать космонавтом. Понимаете, вот если бы я сейчас была космонавтом, я обязательно бы полетела в космос, обязательно!
Напишите, как нужно тренироваться, чтобы стать космонавтом, ведь я же все равно обязательно стану космонавтом!
Комсомолка Валя».
– Здесь много наивного…
– Согласен. Но еще больше здесь искренности и веры в продолжение подвига Володи, веры, что его труд, его жизнь отданы во имя счастья людей, во имя коммунизма на земле.
– Чувство, о котором вы говорите, всегда было присуще подлинному советскому характеру. Я здесь специально пролистал подшивки нашей «Комсомолки» разных лет… В 1934 году погиб экипаж нашего стратостата, поднявшегося на высоту 22 тысячи метров: П. Федосеенко, А. Васенко, И. Усыскин, и сотни тысяч юношей и девушек записались той зимой в Осоавиахим. В декабре 1938 года трагически погиб Валерий Чкалов, и в летные училища пошли тысячи ребят – будущих командиров эскадрилий Великой Отечественной войны. Погиб В. Комаров, и как эстафета мужественного оптимизма звучит сегодня письмо: «Владимир Михайлович погиб, но, я уверен, на его место придут сотни, тысячи молодых людей, чтобы продолжать завоевание космоса. В числе этих буду и я. Колесник Владимир Сергеевич, член ВЛКСМ с 1963 года».
– Да, это эстафета духа нашей молодежи. Иначе и быть не может. Такими воспитывали и воспитывают наших юношей и девушек партия, комсомол. Но мне хотелось бы ответить Владимиру Колеснику и многим его единомышленникам. Ответить не общими словами: «Дерзайте! Учитесь на отлично!» Разговор у нас серьезный, начистоту.
Осоавиахим 1930-х годов, популярности которого, может, к сожалению, позавидовать наш нынешний ДОСААФ, был замечательной, подлинно массовой школой прежде всего военных знаний и сыграл именно благодаря своей массовости важную роль в подготовке советской молодежи к битвам Великой Отечественной войны. Бурно развивающейся авиации предвоенных лет требовались сотни, тысячи обученных пилотов.
Профессию космонавта на нынешнем этапе освоения космоса никак нельзя назвать массовой: за шесть лет в нашей стране в космосе побывали 11 человек. Я никак не хочу подчеркивать исключительность моей профессии. Это исключительность временная. Во времена Уточкина профессия летчика тоже была исключительной, редкой профессией; а теперь ее такой уже не назовешь. То же самое будет и с космонавтикой. По мере ее развития число людей, которые будут принимать непосредственное участие в космических полетах, будет резко возрастать. Думаю, уже на нашем с вами веку станут известны имена сотен космонавтов. И все-таки до момента освоения Луны, строительства на Луне и ближайших планетах, которое невозможно без регулярной транспланетной связи, эта профессия массовой не станет.
И еще мне бы хотелось уточнить самое понятие «космонавт»…
Юрий Гагарин с женой и Владимир Комаров (слева на заднем плане) выходят из магазина. Снимок сделан незадолго до полета корабля «Союз-1»