Королев пожал плечами, усмехнулся.
— Наверное, как Луна, как месяц…
— Вот-вот, — продолжил возбужденно Гагарин. — Земля как месяц… Значит, из тех космических далей нашу планету можно увидеть как серп… Серп Земли?
— Возможно, наверное, так, — произнес в мечтательной раздумчивости Королев. — Ну что ж, пора спускаться на грешную Землю?
И прежде чем зайти в лифт, они повернулись к уже облаченному в обтекатель кораблю.
Королев потрогал кромку люка, постучал пальцами по металлическому корпусу.
— За надежность этой машины мы ручаемся, Юра…
— А никто и не сомневается, — ответил Гагарин и хитровато прищурился. — Как в сказке про царя Салтана: «В синем небе звезды блещут, в синем море волны хлещут; туча по небу идет, бочка по морю плывет…»
— Вот-вот, — с одобрением продолжил Королев: — «Сын на ножки поднялся, в дно головкой уперся, понатужился немножко: «Как бы здесь на двор окошко нам проделать?» — молвил он, вышиб дно и вышел вон…»
Они вошли в лифт и спустились вниз. Но на порожках трапа Королев, поднеся палец к губам, подал знак остановиться — его заинтересовал невольно услышанный разговор. Группа рабочих, как видно, устроила короткую передышку, и один из них, пожилой, в ватнике, старался в чем-то убедить другого — молодого, в ярком, выглядывавшем из-под спецовки свитере.
— Ты вот говоришь, СП крутой? Как бы не так… Не то слово, — рассуждал пожилой. — Было дело, готовили мы такую же очередную машину. Известно — все до миллиметра, до микрона проверено, прощупано вот этими руками. И тут она бестия, гайка, возьми да вырвись у меня из рук. Чуть ключом тронул, ну, на полнитки — она и закатилась черт знает куда, сгинула. Ни рукой, ни проволокой не нащупать. А операция на завершении. Я, конечно, другую гайку достал, закрутил. Спустился вниз, доложил, что, мол, все в порядке. А у самого земля под ногами качается, и на ракету оглянуться не могу: вдруг что случится, кто узнает, отчего, почему? А уж найти виновника и вовсе невозможно. Ну? Ты бы как поступил?
— Ничего бы не случилось… Подумаешь, гайка… — спокойно-уверенно протянул молодой.
— Вот такие вы теперь все умные, — сдерживаясь, вздохнул пожилой. — А я взял себя, можно сказать, за воротник и повел на эшафот. Да. К самому СП пошел и признался. Так и так, говорю. Что доложил о готовности, так обманул, значит, струсил. Гайка завалилась в агрегат. СП побелел, рванул телефон, дал команду отменить запуск. А потом поворачивается ко мне и говорит: «Спасибо». И руку пожал. Вот так. Я это его слово как орден ношу. Конечно, бывает, что СП…
Королев не дал продолжать, выявился, мягко перебил:
— А ведь неправду, Григорий Семенович, баешь…
Рабочий смутился. Все притихли. А Королев, приглашая Гагарина, присел, прислонился к железной ферме рядом.
— Орден Ленина кто получил?
— Так то ж оптом за все, — улыбнулся рабочий.
— Большая заслуга из маленьких складывается, — заметил Королев.
— Что правда, то правда, — согласился рабочий. — А вы что же, нашему имениннику обкатку даете? — И он с почтительностью показал на Гагарина.
— Да вот, привыкаю, — охотно отозвался Гагарин. Видно было по лицу, что ему хочется сказать что-то душевное, уверить этих людей. — Все системы надежные… Одним словом, сразу видна работа… — Он никак не мог подобрать нужное.
— Что ж, наше изделие, как говорит Сергей Павлович, первый сорт! — степенно проговорил рабочий. — Извини, что на «ты», но ты же из нашей кости, Юра, из рабочей? И как рабочий рабочему тебе говорю: «Мы сделали все на совесть». Теперь дело за тобой…
Он поворотился к Королеву, не без намека подмигнул товарищам:
— Мы тут порассуждали, Сергей Павлович, и пришли к такому заключению: без рабочего человека ракета ни туды и ни сюды, как говорится… И на старт ее вывозил тепловоз. По рельсам, значит, по шпалам. Видели, машинист из окошка выглядывал? Ракету вез! Вот так-то. Не дрова там какие-нибудь! Ракету! Значит, кто ей дает здесь, на Земле, силу небесную?
— Ты прав, Григорий Семенович, на сто процентов, — сказал Королев. — До свидания, не будем вам мешать. Юрию Алексеевичу еще надо выспаться.
— Всего доброго, — сказал Юрий, пожав каждому руку.
— А ведь Зародов прав, — произнес раздумчиво Королев, — не знаем даже фамилии машиниста. И таких, кто готовил старт, — тысячи…
— Вот это-то и тяжело держать на плечах, Сергей Павлович, — вздохнул Гагарин.
Они спустились по трапу, оглядываясь на ракету, на площадки, заполненные людьми в спецовках. У одноэтажного домика, где Гагарину предстояло ночевать, они распрощались.
Разгорались огни космодрома, напряженнее становился ритм предстартовой работы.
Звезды одна за другой зажигались над космодромом. Огромное степное небо словно проникалось любопытством к невиданному: ракета, высвеченная прожекторами, принимала все более стройные, стремительные очертания, наливалась силой. И словно торопила старт. Но люди на площадках обслуживания, обступившие ее, сдерживали это нетерпение, еще и еще раз перепроверяли системы, механизмы, приборы. Они работали сосредоточенно и углубленно, стараясь меньше шуметь. Многие нет-нет да и поглядывали в ту сторону, где скапливалась небудимая тишина, — подсвеченная нить асфальтовой дороги указывала туда: там, под молодыми пирамидальными тополями, белели два крытых шифером домика. В одном из них окна были пригашены, в другом, точно таком же, светились воспаленным беспокойным огнем.
В домике с невыключенным светом из угла в угол комнаты вышагивал Королев, Он так и не раздевался, только распахнул на две-три пуговицы ворот рубашки, и, не находя места, то присаживался за письменный стол, листая какие-то бумаги, то ложился на кушетку, прикрывал на минуту глаза и, внезапно вскочив, подходил к шкафу, доставал книгу. Читать не читалось. И поверх страниц он все чаще поглядывал на телефон, почему-то упорно молчавший. Не вытерпев, резко набирал номер, задавая один и тот же вопрос:
— Ну как дела? Все проверили?
И снова начинал вышагивать по комнате.
Напряженные черты лица его разгладились, когда, достав из верхнего ящика стола фотографию, он, придвинув лампу, начал ее рассматривать. Это был портрет Гагарина «девять на двенадцать», какие обычно посылают домой — родителям или любимой. Гагарин выглядел в короткой стрижке мальчишески молоденьким старшим лейтенантом — в глазах запечатлелась серьезность, даже грустная задумчивость, но в ямочках губ таились озорники, выдававшие характер неунывающего, покладистого, доброго, отзывчивого на шутку парня.
Королев положил в стол фотокарточку, прилег на кушетку, но волнение подняло, заставило его встать. Часы в домике на Байконуре показывали за полночь. Сергей Павлович прислушался, посматривая то в окно, то на безмолвный телефонный аппарат, и начал решительно застегивать пуговицы на рубашке.
Набросил пальто, вышел в ночь. И через некоторое время его высветили у ракеты прожекторы космодрома.
Люди подходили к нему с докладами, он выслушивал их, но все время поглядывал на ракету.
Выждав паузу, когда на минуту остался один, направился к лифту, нажал кнопку подъема.
На площадке у корабля вышел. В раздумье постоял возле открытого люка, просунулся вовнутрь, потрогал кресло космонавта.
«Вот она, моя мечта», — подумал про себя Королев. Он опробовал тумблеры, кнопки, как бы одно за другим включая пережитое до этих минут. И начал мысленный разговор то ли с собой, то ли с Юрием.
«Большая жизнь прожита. Не только по годам, нет… По пережитому. Много в нее вместилось — и радостного и горького. Отца лишился, когда был совсем малышом. Воспитывали меня мать — учительница и отчим — инженер. Среднего образования тоже получить сразу не удалось — не было условий. Окончил сначала строительную профшколу. Работал плотником, крыл крыши… Трудовой стаж с шестнадцати лет. Но все же пробился к высшему образованию. МВТУ… Дипломная работа — двухместный легкомоторный самолет. И захватило небо. А потом, после встречи с Циолковским, к звездам потянуло. Работа с Цандером, ГИРД… Первые ракеты…»
Это прекрасно, когда лицезреешь собственную свою мечту. Но как труден и долог путь — вот уж поистине: «Через тернии к звездам!»
Взрывались на стапелях ракеты — одна, другая.
«А тут война. И надо было сначала выжить, победить… Только выстояли, из-за океана ахнули атомной бомбой по Хиросиме и Нагасаки. Целились в нас. Мы не могли, Юра, позволить себя пугать. Бессонные, голодные дни и ночи. Первая баллистическая стартовала в сорок седьмом. Тогда же подружился с Курчатовым. Частенько мы с ним вспоминали одну нашу встречу. В Кремле, у царь-пушки.
Шли от Сталина. Я докладывал ему о разработке новой ракеты. Он слушал сначала молча, почти не вынимая трубки изо рта. По мере заинтересованности стал изредка прерывать меня, задавая вопросы. Чувствовалось, что имеет полное представление о ракетах. Его интересовали скорость, дальность и высота полета, полезный груз, который она сможет нести. С особым пристрастием расспрашивал о точности полета ракеты в цель… Я не знал, одобряет ли он то, что я говорю, по эта встреча сыграла свою положительную роль.
Когда запустили сверхдальнюю межконтинентальную многоступенчатую баллистическую, думал не о будущих войнах: «Сейчас есть реальная возможность прорваться в космос». И почувствовал — близок полет человека…»
Королев в последний раз оглядел кабину, потрогал ручки.
Вскоре он был уже в своем домике. И опять не находил себе места. Взялся за телефонную трубку:
— Ведущего срочно ко мне!..
Отозвался Олег Генрихович Ивановский.
— Ну как дела? — спросил Королев, глядя в окно.
— Пока все в порядке, Сергей Павлович, — ответил конструктор.
— По аварийным ситуациям вчера прошлись с Гагариным и Титовым?.. Проштудировали? А Феоктистов экзаменовал?
— Сергей Павлович! — обиженно откликнулся ведущий. — Все до пункта, буквы…
— Ну, ладно-ладно, хватит… — прервал Королев. — Верю. Я вижу, ты очень устал. Но что поделать? Последняя земная ночь. Планета крутится, и никто на ней даже не подозревает, что завтра… Нет, теперь уже сегодня… Первый человек… Впервые… И чем ближе к старту, тем… как бы тебе это объяснить… Роднее, понимаешь, роднее становится Юрий…