Королев полулежал в кресле, прикрыв глаза.
— Вы еще полетаете, друзья, — произнес он. — Это будут длительные, со сменными экипажами космические экспедиции. Такие вахты настолько приблизятся к заботам и делам земным, что люди воочию убедятся в пользе нашей работы. А мы останемся первопроходцами… Как геологи… Пробурят — и пошло. А кто о них потом помнит?
— Ты утомился, Сережа, — склонилась к нему Нина Ивановна.
— Нет-нет, что вы, — притворно бодро отозвался Королев и с укоризной посмотрел на привставших Гагарина и Николаева. — Торопитесь? — Ему не хотелось их отпускать.
— А жизнь, она такая… — задерживал он их разговором. — Когда у человека крылья только-только подрастают, так и хочется взлететь. Когда они набирают силу, расправляются, пробуешь их и вроде бы набираешь высоту. А когда крылья, ну… как это сказать… мудростью наливаются… Когда видишь далеко-далеко, глядь, а сил уже нет. Сдает сердце, с перебоями работает.
— Сергей… — умоляюще перебила Нина Ивановна.
Королев взглянул на часы и разочарованно постучал по циферблату:
— Мои остановились. А ведь заводил… Знаешь чго, Нина, принеси-ка мне завтра другие. Без часов как-то скучно.
— Возьмите мои, Сергей Павлович, — быстро сняв с руки, предложил Гагарин.
— Нет-нет, что ты, — запротестовал Королев.
— Очень вас прошу, — настаивал Гагарин. — Пусть это будет моим скромным подарком к Новому году…
— Ну хорошо, хорошо, — сдался Королев. — Только потом что-нибудь на них надо надписать, выгравировать. — Надел часы на руку, довольный. — Все-таки от первого космонавта.
Юрий, польщенный, заулыбался.
— А вы вот что, друзья, — сказал Королев, пожимая им руки своей, непривычно ослабленной, — налегайте на академию. Без инженерных знаний вам нельзя.
1 сентября 1961 года, ровно через двадцать лет после того, как Юрий пришел в первый класс Клушинской школы, он стоял на плацу перед главным входом в Петровский дворец на торжественном построении слушателей Военно-воздушной инженерной ордена Ленина Краснознаменной академии имени профессора H. E. Жуковского.
— Здравствуйте, товарищи офицеры!
— Здравия желаем, товарищ генерал!
В первой шеренге рядом с Юрием Герман Титов, Андриян Николаев, Павел Попович, Валерий Быковский, Алексей Леонов, Борис Волынов, Евгений Хрунов, Георгий Шонин, Виктор Горбатко. Гагарин назначен командиром отделения слушателей-космонавтов.
Неужели сбылось? Он внимал речи начальника академии и оглядывал дворец, в котором уже неоднократно бывал, но смотрел теперь на него совершенно иными глазами. Кувшинообразные колонны, арки с подвешенными гирьками, зубчатые стены… Гагарина ввел сюда за руку мудрейший Сергей Павлович Королев.
— Подумай, Юра, жизнь убеждает, что, кроме смелости и отваги, летного мастерства, нужны глубокие систематические знания основ наук, серьезная инженерная подготовка. Учиться, Юра, надо, учиться.
Этот совет относился ко всем космонавтам гагаринского набора. Значит, опять двойная, а то и тройная «тяга»? Эти открывшиеся в царство науки ворота старинного замка и радовали, и пугали своей именитостью. Ведь основателем академии по настоянию В. И. Ленина был отец русской авиации H. E. Жуковский.
Отец русской авиации… «В этих словах, — писал академик А. Н. Туполев, — глубокая правда, так велика заслуга H. E. Жуковского в создании нашей советской авиации. Николай Егорович помнится мне как прекрасный учитель, который учил нас просто, ясно и всегда чрезвычайно доброжелательно, и то, что он хотел передать, западало к нам в душу не только как знание, но и как любовь к тому, что он любил, а любил он науку, любил авиацию и любил, очень любил эксперимент, считая его совершенно необходимым.
Н. Е. Жуковский был не только великим ученым, но и инженером «высшего ранга». Поэтому приходящие к нему ученики не замыкались только на науке, а стремились создать планеры, самолеты на основании науки и эксперимента».
Оказалось, что с академией был связан и К. Э. Циолковский. 23 августа 1923 года в Круглом зале Дворца красной авиации, так называли старинные апартаменты, ученый сделал доклад о своем дирижабле. Воздухоплавательная секция организовала группу по исследованию межпланетных сообщений, одной из целей которой было создание Всесоюзного общества. Циолковский поднимался по этим ступеням! Жаль, что здоровье его слабело. В письме к слушателям он сожалел об этом: «Дорогие товарищи, радуюсь открытию секции межпланетных сообщений, послал вам, что мог. Насчет поездки и лекции сейчас обещать ничего не могу. Будь я молод и здоров, счел бы долгом немедленно исполнить ваше желание. Ваш К. Циолковский».
«Пожалуйста, нам никаких скидок, — убеждали космонавты. — Мы такие же слушатели, как все».
И все-таки Юрию была выдана зачетная книжка № 1. «Номер один» — это значит: надо быть первым. И он старался как мог. Впрочем, скидок действительно не делали.
Сергей Михайлович Белоцерковский, руководивший тогда кафедрой аэродинамики, вспоминает, что высокая требовательность к себе и слушателям всегда была гордостью преподавателей и украшением Жуковки. Новые порядки поначалу оказались для космонавтов неожиданными. Но ведь не зря же они умели преодолевать большие перегрузки. Специфика коснулась всех предметов, в том числе и социально-экономического цикла. Кроме обычных занятий — лекций, семинаров, зачетов, экзаменов, — сама жизнь заготовила целую серию специальных испытаний. Уже побывавшие на орбите Юрий Гагарин и Герман Титов часто выезжали за границу и выступали там как представители нашего народа. Они общались с самыми разнообразными аудиториями. Легко и свободно. Их слово было весомым — они несли правду о нашей стране, нашей жизни, наших идеалах.
Ну а как же зачетная книжка номер один?
Преподаватель Л. М. Воробьев, который вел у космонавтов курс теоретической механики, рассказывает, что Гагарин был первым в учебной группе. Механику он понимал хорошо, особенно успешно решал задачи, требующие геометрического метода исследования! Как летчик, легко воспринимал и постигал основные закономерности динамики полета. В группе были и не менее способные к теоретической механике слушатели — Герман Титов, Георгий Шонин. Однако Юрий удивительно легко проникал в существо задачи и высказывал оригинальные суждения.
И все же ученье давалось нелегко.
Вот что записал Юрий Гагарин однажды в своем дневнике:
«Тяжело учиться в академии, но бросать нельзя. Все это нам очень нужно. И английский язык, и лабораторные работы по электронным машинам, и лекции… Ничего, надо поднатужиться. У всего есть конец, зато мы станем инженерами… С таким багажом знаний будет легче…»
Отношение к учебе у Юрия было просто вдохновенным, жажда знаний удивительная. Общение с ним приносило радость и преподавателям: он обладал живым, оригинальным мышлением. Есть люди единомышленники, но с ними трудно говорить — так они любят слово «нет» — и при обсуждении любого вопроса даже при сходных позициях переходят в тупиковую полемику. Гагарин спорить умел и любил. Иногда горячо, до хрипоты, но и воспринимал, уважал чужую точку зрения, признавал правоту. «Платон мне друг, но истина дороже», — говорил он в таких случаях.
Эти качества проявились и на первом зачете по аэродинамике. Сергею Михайловичу захотелось поглубже узнать, прощупать способности именитого слушателя. На экзамене обстановка более официальная. А здесь они один на один.
Сергей Михайлович рассказывал, что начал с вопросов простых, обычных, когда для ответа надо только формально знать предмет — элементарная память подскажет. Это легкое препятствие миновали мигом. Потом пошли разговоры посерьезней. Здесь уже требовались формулы, умение оперировать с ними. Короче, надо было и соображать. Гагарин подумал, немного поплутал, но ответил. Наконец дело дошло до прямых каверз. Юрию такой оборот дела понравился — он загорелся, начал искать выход, спорить. И разгрыз орешек, хотя и не без труда.
Кончился большой раздел курса. Во время экзамена на слушателей решили посмотреть начальник академии В. И. Волков и начальник центра подготовки космонавтов Н. Ф. Кузнецов. На столе цветы. Торжественная, но довольно напряженная обстановка. Из-за жары экзамен решили проводить в прохладном, полуподвальном помещении — в гидравлической лаборатории.
Разумеется, все волнуются — и слушатели и преподаватели. Гагарин тоже «не в себе», не знает, как скрыть волнение. Заметил обрывок старого кабеля со свинцовой оболочкой, поднял, попробовал согнуть — идет. Начал отламывать — не поддается, раскручивать — не получается. Кто-то из товарищей проговорил с удивлением:
— Юра, что это ты? И сдался тебе это свинец…
— Не видишь? К рыбалке готовлюсь, грузила нашел.
Как обычно, в таких случаях вокруг собираются советчики. Шутки, смех, о своих треволнениях на какое-то время забыли. Гагарин сумел разрядить обстановку.
Но вот экзамен сдан, Космонавт-1 облегченно вздыхает и, как он любил говорить, выходит «в открытый космос» — во двор.
Андриян Николаев, Павел Попович, Валерий Быковский, Алексей Леонов совмещали учебу в академии с подготовкой к космическим полетам, и хотя космонавты не любили поблажек, по инициативе Юрия для них была разработана специальная программа, которая, впрочем, мало облегчала их участь. Ведь эти ребята тоже работали с двойной «тягой». И Юрий как мог помогал им.
11 августа 1962 года стартовал Андриян Николаев. В бункере за переговорным пультом сидел Юрий Гагарин. Объявлена пятиминутная готовность.
— Андрюша! Ни пуха ни пера тебе! — крикнул он в микрофон.
— Спасибо, Юра!
Стены бункера сотряслись от грома работающих двигателей. Донесся голос Андрияна:
— Поехали!
Потом это первое гагаринское слово, залихватское словечко, станет обязательным, как талисман, для всех отправляющихся на орбиту.
В космос улетел Павел Попович, и опять знакомый голос Гагарина, уже там, на невообразимой высоте:
— Как настроение, Паша?
— Настроение отличное, все идет хорошо. Вижу Землю. Какая она красивая!