Юрий Хой и группа «Сектор Газа» — страница 19 из 56

Голос Татьяны Фатеевой звучит и в студийной версии «Носков», которую «Сектор Газа» исполнил и в «Программе А». Но здесь почему-то таланты певицы задействованы не были, а деланный женский голос уморительно сымитировал Алексей Ушаков. Его роль в живых шоу «Сектора Газа» переоценить трудно. Похоже, это понимал и Юрий Хой, поскольку перед проигрышами вместо привычного для таких случаев слова «соло» он выкрикивал: «Клавиши!» Остальные музыканты тоже отнюдь не расслаблялись, покорно маршируя в амплуа провинившихся клиентов вытрезвителя под оглушительные выкрики Юрия Хоя: «Выходи в сортир по одному!» и «А ну, быстрее!».

Завершая тему телевизионных «вылазок» «Сектора Газа» в начале 90-х, нельзя не вспомнить об их клипе на песню «Колхозный панк». Получилось, что называется, простенько, но со вкусом. Как истинный панк, герой Юрия Хоя норовил вырваться из пластмассового мира нарочито лубочных сельских декораций. Коровы сочувственно кивали головами в такт его музыке, а свиней приходилось охлаждать в атмосфере тотального угара выливаемыми ведрами воды. От других сельских жителей понимания добиться не удавалось. Татьяна Фатеева и какая-то конфузливая матрона обихаживали сидящего на лавочке гармониста (в исполнении сексапильного Алексея Ушакова), бросая время от времени в сторону Юрия Хоя презрительные взгляды. А эксцентричный Сергей Тупикин, согнувшись в три погибели, копировал шаржированную походку Чака Берри, которую режиссер удачно «зарифмовал» с телодвижениями важно вышагивающего петуха.

Глава XVIII«Гуляй, мужик!»

Альбом «Гуляй, мужик!» записывался ровно через год после своего предшественника «Колхозного панка» – в январе 1992 года. Смутное время, тревожные песни. Сельская экзотика отходит на второй план, а в фокусе оказываются истерзанная страна, замученные непрерывным ростом цен люди, полная неопределенность впереди. Даже на обложке диска устрашающего вида пропойцы, кажется, вот-вот превратятся в какую-нибудь нечисть. Но ожидаемой метаморфозы все же не происходит. Там, где мог быть вампирский клык, во рту у одного из колдырей зияет щербина. А все, на что он способен, ― изобразить рожки из пальцев над лысиной уронившего голову на стул друга.

Получилась почти буквальная иллюстрация к заглавной песне альбома «Гуляй, мужик!», где поминается и 1992-й на дворе, и водка по 100 рублей, и коммунисты, пропившие страну. Дескать, чего еще остается делать простым мужикам, которые остались не у дел при закрывшихся заводах и развалившихся колхозах, как не пропивать последнее – «стол, сервант, диван, софу, шифоньер, сервиз»? Залихватская аранжировка в духе чуть утяжеленной Boney M. не отвлекает от главного: веселье здесь натужное, пьяное, обреченное.

Другая социально ориентированная песня альбома – «Бомж» – тоже получилась с двойным дном. Недаром автор научной статьи «Сатирическая проблематика песен Юрия “Хоя” Клинских: к постановке вопроса» Михаил Шеленок окрестил ее «песней-обманкой». Вступительная ремарка автора: «Три месяца назад я написал эту песню, но с ебучим темпом инфляции я заебался тексты переделывать. Так что пусть в этой песне все остается, как было» – настраивает, казалось бы, на злободневное прочтение песни. То же настроение поддерживают и «сиротские» гитарные переборы – совсем как у уличных нищих, выпрашивающих копеечку.

«Это одна из моих первых песен, она придумана была где-то еще в 89-м году, – вспоминал Юрий Хой. – Где-то вот так, ну я ее долго никуда не вставлял, думал, подождет. Я не знал, что она будет такая нормальная, получится хитом». За внешним слоем кроется нечто большее. «У слушателя / читателя изначально может возникнуть сочувствие к одинокому старику, у которого “с детства жизнь <…> наперекосяк”, однако уже в первом куплете возникает противоречивое заявление: “Но я счастлив по-своему, поверь”, а следующий за ним припев подтверждает, что образ жизни для персонажа – это его осознанный выбор, – пишет Михаил Шеленок. – Он не хочет быть полноценным членом общества, работать и т. д. Поэтому его призыв: “Не жалейте меня – я прекрасно живу” – функционирует. Когда начинается третий куплет, построенный на контрастном припеву обращении: “Ах, подайте, люди, мне ради Христа! / Не мила мне жизнь, я от нее устал”, перед нами разворачивается балаганное действо – театр одного актера, свободно меняющего маски в зависимости от обстоятельств. Бомж готов ради подаяния унижаться перед публикой, давя на жалость: “Помоги, прохожий милый, пятаком. / Сжалься надо мной, над бедным стариком”, при этом выкручиваться перед стражами порядка, способными отнять у него “свободу”: “Ах, отпусти меня, товарищ старшина! / Я простой советский бомж, а не шпана. / Я не сделал ведь плохого никому. / Так за что ж меня берете, не пойму?!” Таким образом, здесь содержится насмешка и над центральным персонажем – абсолютно асоциальным типом, – и над свободой выбора, которая стала, по мнению автора, мнимой ценностью в 1990-е годы».

Татьяна Фатеева

В этой песне я всегда вижу какую-то заботу об этом человеке. Юре явно его жалко. Ему хочется понять этого несчастного, ведь бомжи-то тоже разные бывают. Есть те, кто доходит до подобного состояния по воле обстоятельств, а есть и те, кому это не только нравится, но и промышляют еще какими-то нехорошими вещами. Прежде чем судить, нужно сначала разобраться, и Юрка это всегда делал.

Как видим, театрализация, присущая так или иначе всем альбомам Юрия Хоя, не выступает здесь в качестве декларативного элемента, а работает на уровне приема, позволяющего рельефнее обрисовать психологический портрет героя. Такими же выпуклыми и рельефными получились и доморощенные синефилы из песни «Видак». Как от поклонника фильмов ужасов, от Хоя стоило ждать сюжета о том, как впечатлительные зрители перепугались в результате просмотра до смерти. Но этот сюжет был уже к тому времени занят песней группы Михаила Литвина «Рондо» – «Видео», с которой, кстати, часто сравнивают эту песню «Сектора Газа». Поэтому в «Видаке» описаны лишь побочные эффекты от просмотра эротики и боевика. Картинка вышла невероятно живой и динамичной – хоть сейчас переноси события песни на какую-нибудь любительскую театральную сцену.

Одна из бросающихся в глаза особенностей альбома «Гуляй, мужик!» состоит в том, что соблазны здесь перестали быть запретным плодом и превратились в какую-то тягостную повинность. Сравним то нетерпеливое предвкушение от первой близости с девушкой, которое великолепно передано в «Вечером на лавочке», и секс как механический процесс в «Мастурбации», и в том же «Видаке», запущенная по принципу физиолога Ивана Павлова «сигнал – реакция». Эта запрограммированность хорошо прослеживается по песне «Трипак», состоящей из повторяющихся простейших синтаксических конструкций:


Я подошел, я речь завел, я обнимал, я целовал,

Я хату снял, чтоб было все ништяк!

Я предложил, я положил, я снял с тебя, я снял с себя…


В альбоме вообще многое делается по инерции, без малейшего задора. Таковы будни «Колхозной»:


Встану рано поутру, Нюрке я своей вотру,

Опосля схожу в сортир, Нюрка ж приготовит пир,

Я кирну, я эт люблю, силос телке нарублю,

Писклокам я дам зерна, двор очищу от говна.


Стимулы исчезли с распадом былых устоев и с деградацией колхозной жизни:


Ох, тяжел крестьянский труд, от него и кони мрут,

Все на мне хозяйство, дом пропитался весь говном,

Ох, тяжел колхозный труд, на меня весь день орут,

Председатель и парторг, хоть живьем ложися в морг!


Процесс деградации деревни ощутим и в озорной пародии на украинскую «Ти ж мене пiдманула» «Як на хуторе». Основная трагедия здесь в том, что из села за лучшей долей сбежали все ладные дивчины, оставив несчастным парубкам одних лишь кривых и косых соплеменниц. А в «Частушках» экспансия города на деревню зафиксирована уже на уровне аранжировки: вместо народных мелодий песнопения сопровождаются типичными для той эпохи образчиками «кооперативного попса» – «Батька Махно», «ЛЮБЭ», «Эскадрон» Олега Газманова, «Баба Яга» «На-На» и «Бухгалтер» «Комбинации».

Алексей Ушаков

Почему-то никто не говорит об этом, но частушки не Юра придумал! Зачем были использованы матерные частушки? Во-первых, это был чисто конкретный ответ на заклеймение «Сектора Газа» как матерной группы – мол, не хотите мат, получайте народное творчество. А частушки исполняются под мотивчики ваших любимых песен – «Бухгалтер», «Свежий ветер». Во-вторых, Юра использовал частушки именно воронежские. У нас же в городе была певица Мария Мордасова, которая собирала и исполняла частушки. «По-воронежски поем» была вставлена туда им специально. Так что это был обдуманный шаг.

«Гуляй, мужик!» основательнее, чем другие альбомы «Сектора Газа», локализован в пространстве и во времени. Чаще всего здесь Юрий Хой описывает не какие-то умозрительные ситуации, а вполне привычные черты позднесоветской и постсоветской эпохи, воспринимающиеся уже сейчас как рудименты. Из этой серии – песня «ЛТП», аббревиатура в названии которой расшифровывается как Лечебно-трудовой профилакторий – были в СССР такие заведения, куда отправляли на принудительную детоксикацию отстающих из-за увлечения алкоголем членов трудовых коллективов.

Изобретенный Юрием «колхозный панк» был дерзок и искрометен. В альбоме «Гуляй, мужик!» впору было заменить этот стиль постпанком, который, как известно, отличается депрессивностью и ощущением тотального упадка сил. Показательно наличие в трек-листе диска песни с характерным названием «Я устал». Можно вспомнить композицию с точно таким же названием у «НАИВа», настроение которой особенно точно передал «Король и Шут» в своем утяжеленном кавере. Здесь до постпанка уже всего полшага, однако под пружинящую мелодию с ведущей клавишной партией герой Хоя что есть мочи бодрится, хорохорится и оправдывает собственное бессилие временными трудностями.