которую уже раз апробировал при записи канонической версии песни «Банка».
Алексей Ушаков
В «Банке» я говорю голосом Эраста Гарина, он потом и в царя превратился. Раньше на тусовках мы просто прикалывались и хохмили, говоря таким голосом: «Что ж ты пошел-то?» Ну, раз у меня неплохо получалось его пародировать, я и предложил Юре использовать.
Структура сказки оттачивалась в нескольких предыдущих номерных альбомах «Сектора Газа». Как и подобает опере, она открывается «Интродукцией» с кратким изложением сюжета и представлением персонажей. По форме это вступление напоминает репризу «Здравствуйте, детишки» из альбома «Гуляй, мужик!», предварявшую две песни – о Снегурочке и об Илье Муромце. А тут «Интродукция» исчерпывающе охватывает весь альбом. Отдельной строкой идут благодарности группам, чьи мелодии заимствованы для песен «Кащея Бессмертного». Данный ход говорит о том, что здесь мы имеем дело не с плагиатом, а с осознанной игрой Хоя со слушателями в кошки-мышки. Радость узнавания и новый неожиданный контекст создают комический эффект. Любопытно, что Хой разделяет «форменные» и «совковые» группы подобно тому, как это происходит в «Эстрадной песне». Но в этом разделении нет никакого снобизма, потому что к «совку» наряду с «Песнярами» он причисляет и «Сектор Газа» – создавший для альбома одну оригинальную мелодию – «Вторую арию Ивана», или «Еду бабу выручать».
Иван в «Кащее Бессмертном» – это настоящий недоросль, типичный маменькин сынок. Возникает параллель из классики – Гринев из пушкинской «Капитанской дочки», который, будучи уже подростком, гонял голубей под крылышком у отца. Иван же у Хоя характеризуется через аллюзии на песню «Поспели вишни в саду у дяди Вани» из репертуара Аркадия Северного. Несанкционированное проникновение, пускай даже царского сына, в колхозный сад в пространстве мифа сулит неминуемое наказание свыше. Так что Иван, помимо разорванных штанов и истерзанной задницы, получает более серьезное взыскание в виде невесты-лягушки. Двойной издевкой выглядит использование в «Первой арии Ивана» песни «Give it Away» Red Hot Chili Peppers об альтруизме и самоотвержении.
Дальше контрасты и парадоксы между первоисточниками и новым содержанием будут только усиливаться. И если еще в переработке «Go Girlie Go» модного в 90-е проекта «Midi, Maxi & Efti» есть смутные намеки на грядущий романтический хэппи-энд, то в «Арии Бабы-яги» – полное расхождение с оригиналом Ace of Bace. В «All That She Wants» шведского дуэта содержится хвастовство самовлюбленной прожигательницы жизни, а в версии Хоя – жалобы на растоптанную девичью честь.
Еще забавнее вышел граф Дракула, изъясняющийся с помощью стремительной «I Am The Law» Anthrax. Добровольные тезки сибирской язвы дурашливо воспевали комиксового Судью Дредда. А у «Сектора Газа» напыщенный вампир делегирует право мести случайному прохожему, пуская ситуацию на самотек. Тем не менее Дракула – исключительно важный для понимания замысла Хоя персонаж, хотя бы потому, что в его панк-опере он заменяет сразу нескольких магических помощников из исходной версии «Царевны-лягушки» – селезня, зайца и щуку. Кровососущий граф вышел у Клинских этаким байкером, грозным только с виду, а на деле – добрым и компанейским парнем.
С учетом того, что в 80–90-е годы злейшими врагами фанатов хард-хеви были гопники, в панк-опере именно таким выведен заглавный герой Кащей Бессмертный. Недаром он начинает разговор с противником с типично дворовой «предъявы», знакомой нам по песне того же «Сектора Газа» «Местные»: «Ты, нарушил, Вань, границу территории моей!» Пожалуй, именно с альбома «Кащей Бессмертный» Юрий Хой осознанно начнет ставить знак равенства между гопниками и прочей нечистью, крайне убедительно объясняя одно через другое.
Что касается Василисы, то с нею связан ярко выраженный эротический подтекст панк-оперы, что в контексте нашего предположения о «праве первой ночи» вполне объяснимо. Плотское желание настолько ощутимо разлито в канве альбома, что даже в сугубо задиристой «Третьей Арии Ивана» использована «You Shook Me All Night Long», на самом деле повествующая о ненасытной куртизанке. Ну и, конечно, «Ария Василисы Прекрасной» – не просто эмоциональная кульминация, а настоящий оргазмотрон всего альбома. Правда, и тут Хой не удержался от своего фирменного юмора, использовав фрагмент «Богемской рапсодии» Queen с исповедью психопата.
Единственный русскоязычный музыкальный источник сказки – «Дрозды» «Песняров», очень нецензурно переосмысленные в предсмертной «Арии Кащея Бессмертного». Возможно, это просто неприкрытый стеб Юрия Хоя над не вполне симпатичным ему творчеством советского ВИА. Но можно найти и более глубокий подтекст: не знавшее войны поколение растрачивает попусту свою силушку в бессмысленных уличных боях район на район. Для середины 90-х, когда неформалам во избежание облав со стороны местной шпаны возбранялось, например, пробираться поодиночке по парку на очередной рок-сейшн в «Горбушке», это было еще весьма актуально.
В финальной «Четвертой арии Ивана» форма и содержание наконец-то, что называется, сливаются в экстазе. И в оригинальной «Sliver» Nirvana, и в контексте сказки речь идет о долгожданном возвращении домой. Но если вспомнить болезненный подтекст лирики Курта Кобейна, которому чего-то там не понравилось у бабушки с дедушкой, поэтому он запросился обратно, то у Юрия Хоя в образе дома появляется потустороннее измерение, которое он потом доведет до логического совершенства в «дембельском» цикле «Туман», «Пора домой» и «Демобилизация».
«Кащей Бессмертный» – последний альбом «Сектора Газа» с просто зашкаливающим количеством ненормативной лексики. Дальше Юрий Хой будет использовать мат более дозированно. Но вот парадокс: именно с помощью «Кащея Бессмертного» Клинских смог расширить свою целевую аудиторию, завоевав в том числе и симпатии тех, кто раньше не приветствовал использование нецензурных выражений.
Галина Клинских
Когда Юра записал эту сказку, у нас на авиационном заводе, где я работала, была принципиальная женщина строгих правил, при которой нельзя было не только выражаться матом, но и просто грубое слово сказать. Прихожу однажды на работу, а она мне говорит: «Я слышала, твой муж сказку написал». Я думаю, ну все, сейчас начнется… А она продолжает: «Я послушала эту сказку полностью, и ты себе не представляешь, насколько к месту там мат, хотя я его ненавижу!»
Глава XXVIТуман
«Сектор Газа» никак нельзя назвать группой одной песни. Наиболее часто поминаемый в ее контексте «Колхозный панк» перестал быть самой показательной вещью для концертов коллектива уже к средине 90-х. И ничего – народ не схлынул и не устраивал музыкантам бойкотов и обструкций. То же самое можно сказать и о «Вечером на лавочке», которой группа, безусловно, обязана ярким стартом, но не могла чисто физически исполнять без Татьяны Фатеевой. Для каждого поклонника «Сектора Газа» определяющими являются совершенно разные песни. Кому-то милее творчество Юрия Клинских зрелого периода, ну а кто-то жадно «грызет метал, как фрезерный станок» под песни «Восставшего из ада». А, например, весной 2021 года в Питере на фестивале памяти Юрия Хоя народ наиболее настойчиво требовал от участников не запланированную программой «Яву», которую группа «Черный вторник» и сыграла в итоге в качестве второго биса.
Такой плюрализм мнений отчасти объясняется тем, что у «Сектора Газа» было несколько переломных периодов, когда группа проходила полную перезагрузку и фактически начинала с нуля. И если на раннем этапе такой переход от местечковых гаражных звезд к подлинно народному статусу для Хоя и сотоварищей ознаменовала песня «Вечером на лавочке», то спустя лет пять новым «паровозом» стал «Туман».
Просчитать логически появление таких композиций совершенно невозможно. Даже сам автор отзывался о ее сочинении с изрядной долей удивления: «Она пришла чисто спонтанно, и я сам иной раз удивляюсь, так же как и прослушивая некоторые другие песни, что мне даже самому не верится, что это я сочинил. Просто что-то навеет, отбахаешь, а потом слушаешь и думаешь: “Неужели это я сделал?” То есть вообще это спонтанно».
По воспоминаниям близких, Хой не раз задумывался над тем, что будет исполнять лет через 20–30. Примеряя на себя некоторые образчики раннего творчества, он чувствовал, что вырос из них. А вот как раз «Туман» легко представить в исполнении хоть пятидесятилетнего, хоть шестидесятилетнего артиста. Возможно, потому что он появился в кризисный для Юрия Хоя момент и отобразил его рефлексию насчет того, куда двигаться дальше.
Недаром он прямо связывал «Туман» с приближением возраста Христа, который переживал достаточно остро. На игровом уровне эти размышления отразились в песне «30 лет», которая несколько запоздала к календарному поводу и подоспела аккурат к тридцатитрехлетию Юрия Хоя. А «Туман» содержит более глубинные переживания. «В песне это путь, эта песня – аллегория нашей жизни, – рассуждал Клинских о «Тумане». – Не конкретно туман, а в смысле… Ну тот, у кого есть фантазия, ее сразу вычислит. Наш путь какой? Обыкновенный. Мы просто сейчас повзрослели, конечно, немного. Я уже начинаю подходить постепенно к возрасту Христа. Уже глубже задумываюсь о жизни. Поэтому сейчас и песни, соответственно, получаются такие. Но самое главное – петь то, что хочешь петь, и стараться не быть похожим. Не то чтобы мы там стебанулись, содрали там какой-то кусок, но стараться петь свое и ни под кого не подстраиваться. И в этом и заключается, может, вот эта наша популярность».
«Туман» «Сектора Газа» получился ни на что не похожим, хотя и параллелей с другими произведениями уже проводилась масса. В мировой культуре значение символа тумана весьма многомерно. И одно из значений заключается в способности проводить некую границу между прошлым и будущим, что как раз и можно уловить у «Сектора Газа». Во всяком случае, именно этот смысл выходит на передний план в песне «Туман» из фильма «Хроника пикирующего бомбардировщика», широко известной благодаря проникновенному исполнению Егора Летова: «Туман, туман – на прошлом, на былом». Нельзя не вспомнить и другой советский паттерн – мультфильм Юрия Норштейна «Ежик в тумане», отсылки к которому встречаем и у Егора Летова, и у других экзистенциальных панков. В этом случае туман обозначает инициацию героя (отважного Ежика), который, проходя через враждебный ему лес, как бы переживает символическую смерть.