Но пушкинская фраза в романе дана с мотивировкой: «Люблю тебя, как брата, Кюхля, но, когда меня не станет, вспомни мое слово: ни друга, ни подруги не знать тебе вовек. У тебя тяжелый характер».
И одиночество наступило. Оно наступило раньше, чем не стало Пушкина, а тяжелый характер к этому отношения не имел.
Пушкин говорил об одиночестве меж людей. То, что его ждет одиночество без людей, не могли предвидеть ни Пушкин, ни он сам. И вот оно наступило: побег, крепость, Сибирь. И оказывается, что это не то одиночество, о котором сказал Пушкин. Оказывается, что пушкинского одиночества нет, что он все время с друзьями, что у него не тяжелый характер. В одиночке и на смертном одре он все время с друзьями. Воспоминания о близких так живы, что граница между воспоминанием о человеке и реальным человеком стирается. Человек-воспоминание заносится в его жизнь прежней привязанностью. Узник назначает встречи воспоминаниям, свидания памяти. Он устраивает приемы: в лицейские годовщины и в дни именин друзей. Сам он тоже не сидит на месте: он ездит в Париж и Царское Село, в лицей. В минуты перед смертью он видит юного Пушкина.
Одиночество Вазир-Мухтара иное. Грибоедов вспоминает друзей и пишет письма с просьбой о помощи им. Но друзья в какой-то другой реальности — между ним и друзьями непроходимая пропасть времени. Он одинок.
Мотивировки одиночества в «Кюхле» связаны с естественно отобранным реальным материалом — судьбой героя: побегом, крепостью, Сибирью, а в «Вазир-Мухтаре» со специальным отбором материала, связанным с авторской убежденностью в том, что поражение восстания, Эпоха реакции не только растаптывает человеческую душу, но и разрушает естественные связи между человеком и другими людьми.
Люди, ушедшие из «Кюхли» до восстания, попадают во второй роман контуженные картечью, просвистевшей 14 декабря. Как будто, пока Кюхельбекер сидел в крепости, они пролежали в госпиталях и выписались инвалидами.
Люди в «Вазир-Мухтаре» — те же люди, что и в «Кюхле», и история во втором романе не другая история, а та же, что и в первом. Но в «Кюхле» главное — Это то, что человек делает в истории, в «Смерти Вазир-Мухтара»— что делает история с человеком. «Смерть Вазир-Мухтара» — это роман, написанный в страдательном залоге: в нем рассказано не то, что делает человек, а что делается с человеком. История «Вазир-Мухтара» какая-то уж очень самостоятельная и независимая.
В отличие от «Кюхли», где история проходит цепью крупных событий, описанных обстоятельно и подробно, в «Вазир-Мухтаре» исторических событий нет, а есть только исторические герои. Вместо изображения исторических событий предлагается рассказ о том, как человек реагирует на происходящее. Эта книга о закономерностях, которые выше истории, о процессах, которые управляют ею; все, что происходит в книге, происходит как бы после истории. Все заканчивается вместе с разгромом восстания, а после разгрома начинается выяснение отношений героев к истории. Во втором романе люди умирают от ран, полученных в первом. После разгрома восстания в «Кюхле» параллельно идут две истории: одна за стенами крепости, другая в крепостной одиночке. «Он пишет статьи, в которых сражается с литераторами, давно позабытыми, и хвалит начинающего поэта, который давно кончил… Все тот же Дельвиг в его глазах, ленивый и лукавый, все тот же быстро смеющийся Пушкин и та же веселая, легкая и чистая, как морской воздух, Дуня». А за стенами крепости своя история: «умер Дельвиг», «какой-то гвардеец убил на дуэли Пушкина», «решилась не ехать» к нему Дуня.
История раздваивается, разлагается. Она разделена на две неравные части — большую и малую. В «большой» истории, в России, происходят события огромного значения, а в «малой», в Сибири, — незначительные. Между событиями «большой» и «малой» истории соблюден масштаб: события петербургской истории переносятся на сибирскую карту крохотными значками: «…в январе 1837 года у почтмейстера Артенова веселье… Дронюшка нашла себе жениха, выходит замуж за Вильгельма Карловича Кюхельбекера». «Через месяц после свадьбы Вильгельм узнает, что какой-то гвардеец убил на дуэли Пушкина». В «большой» истории убийство Пушкина, в «малой» — свадьба Кюхельбекера, там Дуня, здесь Дронюшка. Подчеркнутая единовременность убийства Пушкина и женитьбы Кюхельбекера вызвана уверенностью писателя в том, что после тяжелых общественных потрясений стирается исторический рельеф и утрачиваются различия между большим и малым. Эта мысль окажется чрезвычайно устойчивой. Она приведет к тому, что в «Вазир-Мухтаре» история окажется серьезно поправленной психологией, в «Малолетном Витушишникове» любовная неудача царя окажет существенное влияние на судьбу государства, а в «Восковой персоне» деяния Петра I встанут рядом с монстрами и натуралиями. Но в «Смерти Вазир-Мухтара» и рассказах уравнение великих и незначительных событий приводит не к снижению великих, а к возвышению незначительных. Все события во втором романе и рассказах приобретают повышенное значение. Вот два исторических ряда в двух романах.
«Кюхля»:
«В 1819 году блеснул кинжал студента Занда… Вся Европа знала, что Зандов удар падает на Александра и Меттерниха…
Вслед за кинжалом Занда засверкал стилет Лувеля: в феврале был убит герцог Беррийский…
Троны королей снова закачались…
В Испании дело было, пожалуй, еще серьезней: король, трусливый и загнанный, как заяц, уступал кортесам шаг за шагом… Народ, предводимый вождями Квирогой и Рирго, глухо волновался…
15 сентября 1820 года корабль, пришедший из Лиссабона в Петербург, привез известие, что в Португалии революция…
В Греции началась война за освобождение от ига Турции…
Таков был календарь землетрясений европейских».
«Смерть Вазир-Мухтара»:
«На всем протяжении России и Кавказа стояла бесприютная, одичалая, перепончатая ночь.
Нессельрод спал в своей постели…
Ровно дышал… Макдональд…
Пушкин… прыгал по кабинету…
Храпел в Тифлисе… генерал Сипягин…
Чумные, выкатив глаза, задыхались в отравленных хижинах под Гумрами…
Герцог Веллингтон и Сент-Джемский кабинет в полном составе задыхались в подушках.
Дышал белою плоской грудью Николай…
И спал за звездами, в тяжелых окладах, далекий, необычайно хитрый император императоров, митрополит митрополитов — бог. Он посылал болезни, поражения и победы, и в этом не было ни справедливости, ни разума, как в действиях генерала Паскевича…»
В «Кюхле» выделены из истории «землетрясения». Спокойные периоды для Тынянова в первом романе не имеют значения. В «Вазир-Мухтаре» гор и низменностей нет. Он весь высоко приподнят. Ровной линией вытянуты Сент-Джемский кабинет и генерал Сипягин, и чумные под Гумрами, и вице-канцлер империи Нессельрод, и полковник Макдональд, и император Всероссийский Николай Павлович, и император императоров господь бог.
Отличие исторических рядов обоих романов в том, что в первом конкретное событие не выходит за пределы своей реальной значимости, а во втором роль самого события резко понижена, но приобретает повышенную роль то, что за ним стоит. Исторические ряды «Кюхли» и «Смерти Вазир-Мухтара» относятся друг к другу, как арифметическое и алгебраическое значения: частные значения «Кюхли» входят в общую формулу «Вазир-Мухтара». При этом они утрачивают конкретную осязательность.
Стилистическая неоднородность первого романа, связанная с тем, что в нем генетически совмещены различные линии, которым предстоит развиться в «Вазир-Мухтара» и «Пушкина», привела к неустойчивости сходства и различия общих для всех романов Тынянова элементов. Сложность связей «Кюхли» и «Смерти Вазир-Мухтара» наиболее очевидна в общих эпизодах, общих героях, истории, сходной фразеологии.
Люди в «Вазир-Мухтаре» не другие, а те же, что и в «Кюхле», и история во втором романе та же, что и в первом. Но «странность» человека из первого романа становится во втором «сумасшествием», а частный случай истории приобретает всеобщее значение абсолютного исторического закона. Во втором романе перерождения людей и переоценки их поступков не происходит, а происходит усиление, конденсация прежних человеческих свойств, и поступки людей приобретают повышенное значение. Все во втором романе связано с первым и все усилено и приобретает повышенное значение. Усиление прежних свойств вызвано повысившимся давлением времени. Гибель декабризма только обнажила наиболее характерные свойства человека, и поэтому хорошие люди стали еще лучше и еще хуже плохие.
Второй роман выбирает из первого мотивы и темы по духовной родственности и вступает с ними во взаимоотношения, как в химической реакции. Но в химической реакции не любое вещество вступает во взаимоотношения с любым, а по определенным тяготениям одного к другому, по избирательному сродству. «Смерть Вазир-Мух-тара» сообщила «Кюхле» определенный облик и выявила не замеченные раньше черты. После «Смерти Вазир-Мух-тара» «Кюхля» стал значительнее и лучше. «Вазир-Мух-тар» в отношении «Кюхли» сыграл роль французских импрессионистов, о которых Уайльд сказал, что они открыли лондонские туманы. Без «Вазир-Мухтара» многое ответственное и важное в «Кюхле», вероятно, не обратило бы на себя внимание. Это обычный случай в истории литературы: какое-то явление обнаруживается последующим историческим опытом. Это закон восприятия по сходству. Так открываются незамеченные черты не только отдельных книг, но так открываются забытые, то есть до определенного времени ненужные, писатели, литературные школы, стили, тысячелетия. Так символистами был открыт Тютчев (открытый Некрасовым в 1849 году, но за ненадобностью снова забытый на пятьдесят лет), романтиками были открыты средние века, Возрождением — античность. «Вазир-Мухтар» открыл в «Кюхле» сложность и противоречивость конструкции, связанные с трагической концепцией декабрьского поражения. Второй роман возник из трагической концепции разгрома восстания, которая уже начиналась в первом романе. Он лишь явственнее обнаружил ее. Книга не возникла на гладком месте, а была естественным продолжением «Кюхли» и результатом воздействия условий, которые диктовало писателю время. Книги не возникают на гладком месте, а рождаются из условий, которые диктует время, и из предшествующих книг.