Князь Юрий, как мы помним, получил Галич от отца по духовной грамоте. Это был очень ценный удел. Дело в том, что здесь добывали соль (отсюда так много тут «сольных» названий, включая и ближнего «двойника» Галича — Соли-Галич). А товар сей был просто «золотым». Без него — никуда. Такой удел приносил постоянный доход. Об этом знали и в Орде, потому требовали отсюда повышенной дани.
По крайней мере, Дмитрий Донской своего любимого сына не обидел. Галич сполна заменял многие другие владения иных родственников. Что-то вроде современных нефтяных промыслов: прибыль «течет» постоянно и производится природой сама собою. А соль ведь предмет первой жизненной необходимости. Не подсолишь, как говорится, не поешь.
Может быть, по этой причине в галичских краях люди селились издревле. Кстати, исходя из того, что тут жил народ «меря», сам город и стали величать Галичем Мерьским. А мы добавим к этому важное замечание. Название «Мерьский» обязательно следует писать с мягким знаком (как это и делали в царской России). Потому что оно произошло не от слова «мерить» или «отмерять» (как у поэта А. Блока, или даже от соляных промыслов, где как раз и отмеряли вес), а от имени народа! Необходимо, наконец, поставить точку в различном написании и подчеркнуть этим самым «соляной титул» этого града.
Кроме этого, само княжество следует именовать не Галицким, как бывшее одноименно южное, а Галичским, что и делают некоторые историки, дабы не было путаницы.
Народ меря, или мерячи, в свое время как будто был в числе тех, кто согласился призвать Рюрика править Русской землей. Говорят, они даже участвовали в походе на Царьград, а потом, не приняв христианства, ушли в эти северные края, слившись с мордвой и русскими. Так и оставили меря здесь свои «следы» в названиях.
Как пишет Сытин, «только в Галиче удержались следы языка мерячей: некоторые урочища, сёла и города Костромской губернии носят еще названия, данные первобытными обитателями, как то — реки: Нея, Шуя, Андоба, Индоса, Кусь, Тебза; озера: Неро, Нико, Рамин; села: Шебано, Емена, Юхоть, Кледем, Ликурга; города: Нерехта, Кинешма, Чухлома и проч.».
Но ведь Галич — южнорусское название, как принято считать. Это явный повтор в наименовании города, о котором мы уже говорили, когда двойник прежнего русского города переносился на Север (как Звенигороды или Переяславли). А как поселение на месте Галича называлось до этого, «по-мерьски»? Мы или не знаем, или… Галич-южный также был назван благодаря мерьскому языку и обитавшим тогда еще в его округе представителям народа меря?! Это вовсе не утверждение, а простое (хоть и спорное) предположительное размышление «по ходу», для будущих изысканий…
Русские летописи «вспоминают» существование северного Галича уже в 1238 году, во времена монголо-татарского нашествия. В те времена враги Руси наткнулись на сильную городскую крепость, которая была возведена на высоком холме, именуемом Балчуг. Считается, что к основанию града еще ранее имел отношение князь Юрий Долгорукий, Данное утверждение трудно как подтвердить, так и оспорить.
Кстати, Галич Мерьский можно назвать «Городом Трех Крепостей». Редко, когда встретишь остатки нескольких мощнейших цитаделей Средневековья в одном месте, границы которых словно очерчены какой-то огромной десницей и сохранились по сей день. Первую из них возвели еще в добатыевские времена. Другую — уникальную и почти неприступную — построил князь Юрий Дмитриевич Звенигородский. Затем — еще одну — начал сооружать его сын Дмитрий Юрьевич Шемяка, а закончил отобравший все у него великий князь Василий Васильевич.
Из-за крепостной «троичности» весь город словно переворочен остатками крутых валов и глубоких рвов. Его как будто перерыли циклопической лопатой в поисках не столько таинственного клада, сколько защиты от опасных врагов, которая, в конце концов, оказывалась эфемерной. Крепости выручали, но временно, высокие холмы и валы в конечном итоге — не спасали от полного разорения. Но по причине стараний устроителей, готовящихся к нападению злых ворогов, пейзажи пересеченной местности Галича Мерьского до сих пор производят неизгладимое впечатление.
Самостоятельным княжеством, платившим дань Орде, Галич с окрестными землями стал в 1246 году, когда скончался великий князь Владимирский Ярослав Всеволодович. То был уже один из главных уделов Северо-Восточной Руси. Видимо, все из-за той же соли, не создававшей проблемы — на какие средства строиться.
Наступил XIV век. Галичские земли прикупил Московский князь Иван Калита. Самостоятельность местных князей утратилась. Вот почему князь Дмитрий Донской распоряжался этими землями как совершенной своей собственностью.
Юрию Дмитриевичу достались просторы вокруг Галичского и Чухломского озер, левые берега великой Волги, леса, поля и луга вдоль реки Костромы, а также по основным ее притокам. К ним же присоединялись земли вокруг рек Унжа и Ветлуга. На расстоянии однодневного переезда на лошадях от Галича разрослись города Соль Галичская (нынешний Солигалич), Унжа и Чухлома. Князь Юрий присоединит к Галичскому уделу еще и город Вятку, о чем сообщает нам его договорная грамота с правящим Москвой племянником — Василием Темным.
Орда и Волжская Булгария торговали с Новгородом, Псковом и Бежецким Верхом — через галичские земли. Получалось, что княжество утвердилось на территории не совсем удаленной от других центров Северо-Восточной Руси.
В 1363 году удельное княжество Галичское было присоединено к Московскому окончательно. У последнего удельного Галичского князя из рода Ярослава Всеволодовича — Дмитрия москвичи город отобрали без проблем.
В одной из многих грамот, которые Московские князья подписывали со своим соперником и родственником князем Владимиром Андреевичем (эту заключил с ним Дмитрий Донской), впервые, в 1371 году «промелькнул» город Галич. Как уже московский. Вот что поведал нам этот плохо сохранившийся документ, отдельные части которого истлели почти до полной невозможности разобрать написанное.
«Жити по сей грамоте… Господине, дал в удел Галич, Димитров с волостьми и с селы.,. И твоим детем под моими детьми и до живота; а добра… до живота; а блюстити, Господине, вотчины моее и Московское… блюсти, а не обидети, и твоим детем. А рубеж Галичю и Дмитрову… Пожалует нас Бог, найдем тобе, князю Великому великое… Князю Великому, брату моему старшему».
Теперь Дмитрий Иванович мог завещать княжество кому угодно.
Юрий Дмитриевич, получив этот удел, точно как и в Звенигороде, после похода на Булгар, стал строить в Галиче Мерьском свою крепость. Новую, современную, мощную. Но все так же — деревянную, обмазанную глиной (против огненных стрел), а потому, в перспективе, недолговечную.
Сегодня Галич хранит остатки самой первой своей крепости, еще середины XII столетия. Их можно рассмотреть, если отправиться на север от центра города, прямо у подножия высокого холма Балчуг (так и вспоминается местность с таким же названием напротив Московского Кремля).
Бытует тут и еще одно название здешней местности — Шемякина гора. Не могут жители забыть имя человека, о котором мы поговорим немного позже.
Крепость Юрия Дмитриевича обосновалась в этот самом месте. Она имела свою, независимую от прежней структуру укреплений. Князь приказал обновить не только рвы, но и высокие валы.
Средневековые инженеры удачно задействовали для обороны и природный ландшафт, присоединив к валам и рвам изгибы и впадины местных урочищ и оврагов. Не меньшее значение для крепости играло и Галичское озеро. Часть стены проходила вдоль его берега.
Для очередной — «пост-юрьевской» городской крепости было выбрано место немного южнее от старых фортификаций. И, что удивительно, для ее постройки выбрали не только высокие холмы, а не вполне удобную для такого дела и довольно плоскую равнину, очерченную речкой Кешмой. Похоже, что сделано сие было намеренно, с большим желанием не возвращаться на место разрушенных предыдущих крепостей. И можно было понять — почему. Ведь Галич был жестоко разорен Василием Васильевичем в 1434 году, когда Юрий сам, добровольно и совершенно неожиданно для всех отдал ему власть в Москве. Всю свою ненависть к дяде (особенно за его столь благородный поступок) юный Московский князь выразил в этом нападении на город. Он сжег то, что возводилось веками на берегу озера. Добавили к этому проблем своими набегами ордынцы, уже после кончины Юрия. И никто не хотел больше вспоминать старого, погибшего городского центра. Решили, видимо, строиться на новом месте.
Крепость окружили насыпными земляными валами, высота которых достигала более пяти метров, а рядом соорудили рвы. Сохранилось предание, что деревянные стены укрепляли 12 мощных башен.
Известны были еще со времен Балчуга три подъемных моста, перекинутые через рвы с водой. Каждый из них направлял путников к своим въездным воротам в крепость. Считается, что внутри самой древней крепости могли располагаться два храма, а также дворец князя, некоторые дома бояр и дружинников, многочисленные постройки хозяйственного типа.
У Сытина находим дополнительное описание. «Город, т. е. крепость, — пишет исследователь Галича, — окруженный насыпным валом (окружность нового вала простирается по завалу до 577 саж. в поперечнике, внутри вала около 200 саж., а вышиною до 4-х саж.), был обнесен поверх насыпи деревянным тыном с несколькими башнями. Этот земляной вал был окружен широким и глубоким рвом, наполненным водою… В городе было трое ворот: ворота Архангельские, Покровские и Успенские. Между первыми воротами были две башни глухие, не имевшие особых названий. Между Покровскими и Успенскими воротами было три башни, также глухие; из них средняя называлась На-угольною и стояла к стороне горы Красницы. Далее, между Успенскими и Архангельскими воротами было 4 башни; из них 1-я от Успенских ворот была глухая и называлась башнею против Шатинской улицы, или просто Шатинскою; 2-я — Архангельскою и была проезжая; 3-я — Тайницкою, и последняя, ближайшая к Архангельским воротам, — безымянная; обе последние были глухие. Как ворота и башни были неодинаковой архитектуры, так расстояние между ними было неравномерное. От Архангельских ворот до Покровских было только 71 саж.; между тем как от Покровских до Успенских было уже 150 саж.; а от Успенских до Архангельских 245 саж. Ворота и башни занимали 46 саж.».