В последний день своей жизни Бакстер покинул Питсбург еще до восхода солнца. За пять часов «порше» должен был преодолеть триста миль дороги до Скрэнтона. Банковская карта подтвердила, что в девяноста милях к северу от Питсбурга, на заправке у пересечения автострад С-79 и С-80, Бакстер долил в бак бензина. Далее путь его лежал на восток по дороге С-80. Через два часа поездка закончилась. Возле небольшого городка Сноушу Бакстер оставил машину на площадке для отдыха, а сам отправился в туалет. Была пятница, середина ноября, без двадцати одиннадцать вечера. Движение на автостраде почти отсутствовало, площадка пустовала – только «порше», видавший виды пикап и микроавтобус с тремя пассажирами.
Мистер Дуайт Новоски, пенсионер из Дейтона, который вместе с женой торопился попасть в Вермонт, обнаружил Бакстера через несколько минут после того, как был произведен выстрел. Бакстер еще дышал, но жизнь стремительно вытекала из него – точнее, из аккуратного пулевого отверстия в голове. Мистер Новоски увидел его на кафельном полу, у писсуаров, в луже крови и мочи, с расстегнутыми джинсами. Пальцы молодого человека судорожно сжимались и разжимались, на губах пузырилась розовая пена. Больше в туалете никого не было. Объятый ужасом, пенсионер замер на пороге.
Убийца, очевидно, следовал за Бакстером по пятам. Он мгновенно определил, что кабинки пусты. Неизвестный приставил к затылку Бакстера девятимиллиметровую «беретту» (так значилось в рапорте криминалистов) и нажал на спусковой крючок. Грохот выстрела был ослаблен глушителем. Камер слежения на площадке для отдыха не было.
Полицейские штата Пенсильвания ограничили место убийства красно-белой пластиковой лентой и допросили шесть человек, включая мистера и миссис Новоски. Кто-то из пассажиров микроавтобуса вспомнил о небольшом грузовичке, который заезжал на площадку, однако сколько он там простоял, осталось невыясненным. Перед тем как было обнаружено тело, площадку покинули три или четыре автомобиля. Никто не видел ни входившего в туалет Бакстера, ни следовавшего за ним убийцу. Пожилая дама из Род-Айленда обратила внимание на мужчину, что стоял метрах в пятнадцати от туалета; после некоторых размышлений она согласилась с полицией: это вполне мог быть сообщник убийцы. Но в любом случае мужчина уже исчез. Предложенное дамой описание его внешности оказалось довольно скудным: белый джентльмен от тридцати до сорока пяти лет, ростом не выше шести футов и двух дюймов, в темной куртке, которая могла быть из кожи, шерсти или хлопка. Вместе с заключением судмедэксперта, осматривавшего труп, и рапортом криминалистов это было все, чем располагало следствие.
Бумажником Бакстера, его часами и металлическим зажимом для купюр с пятью банкнотами убийца не прельстился. В карманах убитого эксперты обнаружили три монеты по двадцать пять центов, ключи от машины и начатый тюбик бальзама для губ. Чуть позже из результатов лабораторных исследований выяснилось, что ни в автомобиле, ни на одежде, ни в теле Бакстера нет следа алкоголя или наркотиков. Патологоанатома удивила печень убитого: для человека двадцати пяти лет ее поражение было очень значительным.
Убийство вряд ли совершили с целью грабежа – если только жертва не имела при себе чего-то небольшого и чрезвычайно ценного. Однако и при этом кто из грабителей побрезговал бы пятью сотнями долларов и восемью кредитными карточками? И почему нападавший не угнал дорогую машину? Отсутствовали всякие свидетельства того, что преступление совершено на сексуальной почве. На разборки между наркоторговцами оно тоже не походило: как правило, в таких случаях остается несколько трупов.
Исключив версии грабежа, убийства на почве наркотиков и секса, следствие оказалось в тупике. Наблюдая за тем, как санитары укладывали черный пластиковый пакет в карету «скорой помощи», детективы постепенно осознавали сложность возникшей перед ними проблемы. Безукоризненно точный расчет времени, полное отсутствие следов и глушитель оставляли полиции лишь один возможный вариант: здесь действовал профессионал.
Весть о загадочной и столь жестокой смерти члена именитого семейства всколыхнула Питсбург. К воротам особняка Тейтов толпами ринулись газетчики и тележурналисты – чтобы встретить стойкий отпор охраны. Из поколения в поколение на все вопросы Тейты отвечали вежливым «Без комментариев». В этом плане данная трагедия ничуть не отличалась от предыдущих. Адвокаты семьи обратились к представителям средств массовой информации с просьбой помолиться за душу безвинно погибшего и проявить уважение к чувствам родственников. Именно такой приказ прозвучал из уст главы клана – дядюшки Уолли Тейта.
Когда Джой Бернардо позвонил Кайлу, тот, сидя в своем «кубике» с мисс Армстронг, строил планы на вечер. Была пятница, до конца рабочей недели оставалось чуть больше часа. Поужинав во вторник в компании Бакстера, Кайл так и не заставил себя еще раз переговорить с другом. Насколько сам он и Джой могли судить, Бакстер исчез, растворился. Во всяком случае, на их телефонные звонки он не отвечал.
– В чем дело? – спросила Дейл, заметив, что Кайл внезапно побелел.
Он не проронил ни звука. Прижимая телефон к уху, вышел в коридор и едва ли не побежал к лифтам. Джой продолжал:
– …видеть сам на экране. У тебя там есть телевизор?
В кабине лифта связь прервалась. Выйдя на улицу, Кайл набрал номер Бернарда. По тротуару нескончаемым потоком двигались люди. Макэвой влился в живую массу, без всякой мысли о том, куда и зачем идет. Дул холодный ноябрьский ветер.
– Его убили они, – услышал Джой.
– Кто «они»?
– Думаю, ты и сам знаешь.
Глава 28
– Похороны обычно длятся не более двух часов. – Взгляд Дугласа Пекхэма выражал осуждение. – Не понимаю, для чего тебе нужны два дня.
– Похороны состоятся в Питсбурге. Я должен лететь туда, потом – вернуться обратно. Это бывший член нашего студенческого братства. Мне поручено нести венок, а еще я обязан встретиться с родственниками. Пойми же, Дуг.
– Мне приходилось хоронить людей.
– Хоронить двадцатипятилетних однокурсников, убитых выстрелом в голову?
– Я все понимаю, но целых два дня?
– Да. Назовем это отпуском. Отпуском по личным причинам. Разве у сотрудника нет нескольких дней на устройство личных дел?
– Где-то в уставе фирмы есть соответствующий параграф. Но на него никто еще не ссылался.
– Я буду первым. Не нравится – увольняйте, мне наплевать.
По обе стороны стола раздались тяжелые вздохи. Чуть склонив голову, Пекхэм примирительно произнес:
– Ну хорошо, хорошо. Когда состоятся похороны?
– В среду, в два часа дня.
– Вылетишь завтра вечером. Увидимся здесь, в четверг, в пять тридцать утра. Вот что я тебе скажу, Кайл: фирма сейчас как бочка с порохом. Поднятая Тоби Роландом склока разрастается. На тех, кто не уйдет из секции, будут оказывать чудовищное давление.
– Я жил с Бакстером в одной комнате.
– Мне искренне жаль.
– Спасибо.
Отмахнувшись, как от назойливой мухи, от благодарности, Пекхэм снял со стеллажа толстую папку, швырнул на стол.
– Сможешь полистать на борту? – Сформулированная как вопрос, фраза, по сути, была приказом.
Кайлу пришлось стиснуть зубы, чтобы не разразиться тирадой: «Безусловно, сэр. Я буду листать ее на борту, думать о ней, неся венок, анализировать ее содержание во время церковной службы и делать выводы, когда гроб начнут опускать в могилу. А потом, возвращаясь в Нью-Йорк, я пролистаю ее еще раз, и каждую минуту, потраченную на эту папку, я вставлю в счет – дважды, нет, трижды, – чтобы клиент сполна оплатил безрассудство, которое толкнуло его в объятия нашей фирмы».
– С тобой все в порядке? – спросил партнер.
– Нет.
– Я искренне сожалею. Не знаю, что еще говорят в таких случаях, прости.
– А ничего и не нужно говорить.
– Есть какие-то предположения относительно того, кто стрелял? – Пекхэму не хотелось выглядеть бездушной машиной.
– Нет.
«Если бы ты только знал», – подумал Кайл.
– Мне очень жаль. – На этом попытки Дуга играть светского человека закончились.
Кайл был уже возле двери, когда шеф за его спиной произнес:
– Я просил тебя подбить мои часы по делу банка «Онтарио». За обедом, помнишь? Мне нужна итоговая цифра.
«Подбивай свои часы сам, – едва не бросил в ответ Кайл. – Профессионал никогда не доверит это постороннему».
– Все почти готово. – Он тихо притворил за собой дверь.
Похороны Бакстера Фарнсуорта Тейта состоялись в пасмурный, дождливый день на фамильном участке кладбища «Хоумвуд» в центре Питсбурга. Им предшествовала торжественная епископальная служба, которая была закрыта для публики и в особенности для журналистов. Брат Бакстера присутствовал в храме, сестра – нет. В течение двух дней брат прилагал осторожные усилия к тому, чтобы внеси в печальную церемонию нотки хвалебной песни, однако идея эта отпала сама по себе: слишком мало в жизни Бакстера имелось такого, что можно было бы воспеть. Последнее слово осталось за священником. Святой отец поведал собравшимся в храме о жизненном пути человека, которого аудитория знала, а сам он – нет. Слабые улыбки вызвала на лицах краткая речь Оливера Гуцци – тоже выпускника Дьюкесны, жителя Кливленда и бывшего члена «Беты». Проститься с Бакстером пришли друзья детства, а также те представители питсбургской знати, чье присутствие на похоронах объяснялось их положением в обществе. Ближе к дверям храма стояли четверо всеми забытых одноклассников покойного.
Пыталась проникнуть в церковь и не замеченная Кайлом Илейн Кенан, однако охрана не нашла ее имени в списке, а потому не впустила.
Звезды Голливуда оставили службу без внимания. Никто не подумал хотя бы прислать цветы из Лос-Анджелеса. Некая статистка отправила преподобному электронной почтой текст, который должен был зачитать кто-нибудь из близких невинно убиенного, поскольку сама она была «занята на съемках важного эпизода». Текст изобиловал буддийскими мантрами и упоминаниями о нирване, жители Питсбурга восприняли его с индифферентной прохладой. Сложив пополам лист, священник молча передал бумагу родственникам.