егда. Стало совестно слегка.
– А ты как же? – тихо спросил он.
– Я-то? А мне чего же? – равнодушно ответил старик. – Я за тебя порадуюсь, и всего… А ты, может, зайдешь когда навестить старика…
Юрка ничего не ответил и задумался. Замолчал и рыбак.
Старик мысленно дал слово выполнить свою задачу в октябре.
«Вот ужо как к Лисьему Носу съездим, так и пойду к господам. Нечего мальчонке путаться», – твердо решил он.
Сентябрь подошел к концу. Теплыми солнечными днями прощался он с землей. Медленно, лист за листом срывал он убор со старой одинокой ивы, стирал, мял и перепутывал траву. Только залива не коснулась его рука, и вода по-прежнему блестела, голубая и холодная, отражая солнечные лучи и играя с ними беспокойной зыбью…
Юрка любил море… Еще в порту оно привлекало его своей шириной, в которой, словно жалкие кочки, терялись острова и расплывались далекие берега. Часто, лежа на песке, прислушивался он к переливчатой песне, что поют волны, взапуски бегая друг с другом. От шепота волн веяло грезой, далекой сказкой, и Юрке казалось, что тысячи незримых существ шепчут ему о чем-то непонятном, но хорошем и красивом…
И теперь он часами просиживал под старой ивой, невольно ища утешения в рокоте волн, в их беззаботном беге. Когда тоска охватывала душу, ему невыносимо становилось среди четырех закопченных стен старой избы и он шел к иве, дряхлому ветерану, полуобожженному молнией, садился на узловатые корни, распиравшие землю, и думал, следя за бегом зыби морской, за тревожным полетом чаек.
Невеселые были думы. Медленно тянулись они, точно выматывались с трудом откуда-то, но задорные, искристые улыбки струек воды, веселый, будто детский смех, всплеск пены настраивали мысли на другой лад, и тогда так славно мечталось под шелест ветра в ветвях ивы, под говор волн…
А между тем Юрку разыскивали самым усиленным образом. Ихтиаров несколько раз был в порту, виделся с Василием, навестил Юркину родственницу, но безрезультатно. Никто ничего не мог сказать о мальчике, и он точно в воду канул. Дни проходили за днями, но несмотря на то, что вся окрестная полиция была занята поисками, о Юрке не было ни слуху, ни духу. Это тревожило всех обитателей дачи и главным образом Сашу.
Мальчик затосковал еще сильнее. Бесплодные попытки разыскать Юрку повергали его в самые черные думы. То казалось ему, что Юрка умер где-нибудь в глухом уголке в ту холодную, печальную ночь и тело его валяется до сих пор и никто никогда не найдет его; то думалось, что Юрка нарочно утопился или нанялся юнгой на большой корабль и теперь плывет куда-нибудь в Америку. Все это страшно мучило, и часто, очень часто Саша горько плакал, забившись куда-нибудь в уголок, а по ночам бредил во сне и метался, мучимый разными страшными снами, в которых являлся Юрка.
Только старый Аким был спокоен. По крайней мере его темное лицо было как всегда угрюмо, и ни малейшей тени волнения не пробегало в сети морщинок.
– Не пропадет! – успокаивал он Сашу. – Найдется. Не такой он малый, чтобы пропасть.
Этот убежденный тон поневоле действовал успокаивающе. Как-то затихала под его влиянием тревога.
– Но куда же он делся? Ведь никто его даже не видал.
– Эвона что! Да кабы видели, так и искать тогда нечего было. Да и сам он не так прост, чтобы попадаться кому на глаза, раз не нужно. Ищут его не там, где следует.
– А ты думаешь, он не в Петербург ушел?
Аким загадочно улыбался.
– Почем я знаю? Погоди, может, узнают.
Совсем хладнокровным и спокойным казался Аким, а между тем и он принимал участие в поисках Юрки, но только об этом никто не знал. Рано по утрам Аким уходил из дому и возвращался только после восхода солнца. Куда он ходил и что делал, было неизвестно, но только однажды утром он вернулся домой веселый, мурлыча под нос песенку… Видно было, что он принес хорошие вести.
В этот же день под вечер полицейский привел на дачу какого-то оборванного мальчишку. Мальчишка от испуга даже говорить не мог, а когда успокоился, то выяснилось, что он убежал от своего хозяина-сапожника.
Аким с насмешливой улыбкой выслушивал сообщения о неудачах сыщиков, а когда увидел приведенного мальчишку, то даже плюнул с досады.
– Ишь, привели тоже, – ворчал он, удаляясь в сторожку. – Обрадовались… Да вам ли найти его, гужеедам!
И в этот же вечер он вдруг объявил Саше:
– Баста! Теперь я на розыск отправлюсь.
Саша удивился.
– Ты?
– А почему же не я? – сурово отозвался старик, заметив веселые искорки в глазах мальчика. – Может я-то и найду его. Ваши только суматоху подняли, а я тихим манером, да, может, больше сделаю.
В голосе Акима было что-то загадочное, какая-то уверенность, и Саше показалось, что Аким скрывает от него что-то.
– Да куда же ты пойдешь, Акимушка? Ведь всюду искали уже.
– Куда? Я уж знаю куда… У рыбаков поспрошаю – может, кто и знает что-нибудь… Так в челне и поеду по берегу…
Этого до сих пор никто не догадался сделать. Саша оживился.
– А ведь и правда, Аким. Я сейчас же папе скажу!
И он вскочил было, но рука Акима удержала его на месте.
– Погоди. Ишь, прыткий… Не для того сказал я, чтобы ты языком пошел трепать. Говорить никому не надо. Слышь? Это мы тайком обделаем, понимаешь? Не пристало, чтобы смеяться начали надо мной, коли я ни с чем приеду. Понял?
Саша кивнул головой.
– Вот то-то и есть… Смотри, никому ни полслова… а то…
Старик в шутку сдвинул брови и свирепо тряхнул головой.
– Не скажу, – засмеялся Саша, а потом обхватил старика за шею и добавил с жаром: – Хорошо бы было, чтобы ты нашел. Найди, Аким!
– Ладно. Постараемся…
И слишком много было в этом ответе уверенности, будто Аким давно нашел Юрку и завтра поедет, чтобы привезти его с собой.
Наутро Аким действительно собрался.
Было еще очень рано, и солнце только что успело выкатиться над морем; однако Саша уже встал и встретил садовника возле купальни.
– Едешь? – спросил он.
– Еду, пигалица, – весело ответил Аким. – А ты чего прискакал? Ведь не возьму с собой, не думай… Сыро, холодно… да и спать еще надо…
– Я только тебя провожу, Аким, – отозвался Саша, вздрагивая от холода. – А потом уйду домой… Ты скоро приедешь?
Аким наклонился над челноком ниже, чем следовало.
– А не знаю… Приходи встречать к обеду… Приеду, пожалуй.
Он вскочил в челнок, оттолкнулся веслом, и легкое суденышко запрыгало по зыби. Саша глядел ему вслед с тоской и надеждой в душе.
– Дай Бог найти! – крикнул он вдогонку челноку, скрывшемуся за желтой зарослью тростника, и оттуда ветерком донесло глухой ответ:
– Найдем авось, ладно!
И давно скрылся из виду челнок, а в ушах Саши все еще звучал этот ответ и вселял в душу надежду, что старик проездит недаром. Он долго смотрел в ту сторону, куда уехал Аким, потом вздрогнул и пошел домой.
Юрка поздно проснулся в этот день. Накануне вечером вернулись с двухдневной ловли, и хотя погода стояла ясная, но все время дул свежий ветер и приходилось упорно бороться с волнами. Поэтому оба изрядно устали и мальчик заспался.
Михея не было в избе. Чисто застланная постель его, а также неубранный и, очевидно, оставленный для Юрки завтрак на столе говорили, что старик давно уже встал. В этом не было ничего удивительного, так как с вечера снова нужно было ехать куда-то к Лисьему Носу и Михей должен был сделать кое-какие приготовления.
«Верно, у баркаса возится, – подумал Юрка, торопливо одеваясь. – Чего только он меня не разбудил?»
Но, взглянув в окно, Юрка никого не увидел возле баркаса… Только сети, натянутые на кольях, колыхались от ветра и возле них, свернувшись мохнатым комком, лежал Турка похожий на большую черную кочку.
«Куда же он делся? – пришел Юрка в легкое недоумение. – За хлебом разве пошел? Да хлеба-то у нас много и так».
Но тут до слуха его долетел из-за угла хижины обрывок фразы, и Юрка сообразил, что кто-то пришел к Михею. Голос показался странно знакомым мальчику, и он с недоумением прислушался.
Когда вторично раздался тот же голос, Юрка вздрогнул даже: голос напомнил ему старого Акима.
– Уж тебя отблагодарят, дед, – сказал голос, и сердце Юрки забило почему-то тревогу.
«Неужели Аким? – молнией пронеслось в голове. – Да нет… Как попасть ему к нам… Да и зачем?»
Но сердце продолжало усиленно биться, и что-то шептало в душе, что это Аким и что приехал он за ним, за Юркой…
Юрка стал жадно ловить слова, долетавшие до слуха, но разговор велся негромко, и кроме того, ветер относил его в сторону. Из обрывков же ничего нельзя было понять.
Наконец ясно долетела фраза, сказанная голосом Михея:
– Я давно думал, что ищут там мальчонку, да все недосуг было сходить.
– Понятно, дела-то у тебя много теперь, – согласился голос Акима. – А я от Миколая-рыбака узнал, что живет у тебя малец…
Юрка задрожал с головы до ног. Вдруг бурная радость наполнила его. Сомнения разом рассеялись, смытые радостью, как смываются с берега волнами кучи ветоши.
– Он! Аким! Меня искал! – почти выкрикнул Юрка и выбежал из избы.
Турка увидел его, сорвался с места и с веселым лаем помчался навстречу, но Юрка не обратил на него внимания. С сильно бьющимся сердцем, почти задыхаясь от волнения, он подкрался к углу и заглянул…
– Аким! – вырвалось радостно из груди мальчика, и, провожаемый собакой, он выскочил из-за угла.
Первым, с краю скамейки, сидел Михей, задумчивый и будто опечаленный. Позади него вились струйки синего табачного дыма и выглядывало хмурое темное лицо Акима с неизменной трубкой в зубах.
– Аким! – вырвалось радостно из груди мальчика, и, сопровождаемый собакой, он выскочил из-за угла. – Аким! – захлебываясь повторял он и обнимал жилистую сухую шею садовника. – Как ты попал сюда? Что Саша? И все как там… живут?
Лицо Акима расплылось в широкую радостную улыбку… Все морщинки разбежались от этой улыбки длинными лучами и, казалось, засияли, точно струйки воды под лучом солнца.