– Егорий… Выспался, постреленок? Ну, здравствуй… Затормошил совсем… Ну, будет, пожалуй, а то задушишь, так кто домой представит, а?
Это было сказано как-то лукаво. Юрка с недоумением поглядел на Акима.
– Так ты за мной? Это правда? А как же там? Александр Львович…
Тревога послышалась в голосе Юрки. Аким понял ее и улыбнулся.
– За тобой я… А там все только и дела делают, что о тебе думают… Ждут не дождутся. Полицию всю на ноги поставили… А той чертовки, брат, нет, – фью! Вместях со своим отродьем вынеслась да и Пашуху за одно прихватила.
Юрка понял, к кому относился титул «чертовки». Понял, но не верил ушам.
– Неужели Фёклу выгнали? Так это она сделала? И узнали об этом? Кто узнал?
– Понятно, узнали… Сашутке удалось это. Ну, да что толковать-то об этом… Поедем лучше домой… Готов ли?
– Поедем! – торопливо вырвалось у Юрки. – Поедем, Аким…
И он засмеялся, но необыкновенным смехом. Крупные слезы покатились из глаз, и смех прервался глухими рыданиями… Слишком сильно потрясли его радостные вести.
– Поедем, Аким!
Но тут глаза его встретились со взглядом Михея. До сих пор рыбак равнодушно глядел в сторону, а теперь не выдержал и поглядел на Юрку. Что-то укоризненное почудилось Юрке в этом взгляде – и сразу взрыв радости ослаб. Он почувствовал что-то вроде угрызения совести и бросился к рыбаку.
– Дедушка… я с тобой останусь… – вымолвил мальчик, а на душе сделалось тоскливо и скверно.
– И не думай, – ласково возразил Михей. – Хоть бы ты и хотел так, я не оставлю тебя здесь. Ты и не думай… Слава Христу, что все еще вышло так. Поезжай с ним…
– А ты?
– Чего я? – недовольным тоном ответил старик. – Двадцать с лишним, почитай, лет я один прожил, ну проживу и еще годик-другой до смерти… Да знаешь, малец, старому человеку и лучше одному… Старым-то покой нужен, а где с таким пострелом покой взять.
Хотя рыбак говорил серьезно, но Юрка не поверил ему: он заметил, как старик, говоря это, подавил вздох.
– А тебе вон много чего нужно еще: и науки, и всего… А где я возьму тебе ее? А там найдут…
Да и мало ли еще чего… К тому же где мне старому хлопотать с тобой… Не справиться мне…
– Понятно, – вставил Аким. – А ты, дурныш, думаешь, что так тебя и оставят со старым дедом? Как бы не так! Не поедешь со мной – барин сам за тобой приедет, и тогда дудки…
Это была правда. Юрка вздохнул с некоторым облегчением. Совесть переставала мучить: ведь не по своей воле он покидал рыбака, а подчиняясь обстоятельствам. И хоть жалко было старика, но к Ихтиаровым тянуло непреодолимо, и это чувство было сильнее.
– А поедем все вместе! – вдруг осенила его благодатная мысль. – Тебе там будут рады, дедушка.
Аким тоже нашел эту мысль неплохой, но старый Михей воспротивился:
– Ишь, чего выдумал! Мне на старости лет таскаться. Нет, брат… Да и некогда: сегодня ведь нужно на Лисий ехать… Нет уж, уезжайте вы, а мне за дело нужно взяться!
И он с решительным видом поднялся со скамьи.
– С Богом, Егорушка, родимый, – ласково поглаживая голову мальчика, добавил он, – и пусть Он хранит тебя. Пусть даст тебе счастья, чтобы не пришлось тебе скитаться, ровно бродяге какому… А человек из тебя выйдет: есть у тебя и сердце доброе, и мозги в голове…
Через полчаса Юрка и Аким уселись в челнок.
Михей заботливо усадил мальчика и хлопотал с особенным возбуждением. Лицо его было спокойно, и только во взоре проскальзывала грусть и брови хмурились.
– Ну, с Богом! Прощай, Егорушка… Может, вспомнишь когда старика…
Коричневая рука набожно перекрестила челнок. Юрка не выдержал и кинулся к Михею, чуть не опрокинув торопливым движением челнок.
– Мы увидимся, дедушка. Я скоро приду!
Старик ничего не ответил и только обнял его на прощание.
– Храни тебя Бог!
И тоскливо и вместе с тем радостно было на душе у Юрки, когда тронулся в путь челнок. Он нетерпеливо заколебался на зыби, словно торопясь, и быстро заскользил под ударом весла.
На берегу остался Михей, одинокий и хмурый… Рядом с ним стоял Турка и тоже глядел на удалявшийся челнок и вилял хвостом, точно посылая прощальный привет… Позади дряхлая избушка, завешанная сетями, подслеповато глядела покривившимся окном, и одинокая ива печально склонялась с берега, поблекшая, пожелтелая. А кругом унылое кочковатое поле…
Все это казалось таким печальным и покинутым, что сердце Юрки сжималось от боли. Он глядел на удалявшийся берег и видел, как Михей, махнув в последний раз рукой, пошел к хижине, погладив на ходу кудластую голову собаки. Юрке почудилось, что он слышит печальный голос старика: «Опять мы одни, Турка!» И невольно слеза скатилась с ресницы.
Аким греб молча и сосредоточенно. Лицо его было серьезно и угрюмо, и только тогда, когда взгляд падал на Юрку, что-то ласковое пробегало по нему…
Когда скрылась из виду изба Михея, Юркой начало овладевать нетерпение. Ему захотелось скорее доехать, и казалось, что Аким гребет слишком медленно и что челнок почти не движется.
– Дай я погребу! – попросил он.
Аким усмехнулся.
– Небось, и без тебя доедем.
– Да тихо больно. Мы так и до утра не доберемся, – с легкой досадой заметил Юрка.
– Зачем до утра? Через часика два-три докатим… Тоже ведь и ты не близко забрался…
Это хладнокровие было прямо возмутительно! Юрка досадливо отвернулся от старика, но через секунду снова повернулся к нему и засыпал целым градом вопросов: что Саша? Приехал ли Виктор Петрович? Что говорит Эмма Романовна? Как удалось Саше обнаружить кухаркины замыслы? И так далее, и так далее… Он забыл, что уже раза два Аким подробно докладывал обо всем этом, и с тем же лихорадочным нетерпением ждал ответа.
Аким и в третий раз ответил, не выказав и тени неудовольствия.
– А о тебе узнал я стороной, – добавил он. – Торговец с рыбой приезжал, так в разговоре сказал, что у рыбака одного мальчишка объявился, ну я смекнул, что за мальчишка, и поехал…
– А там знают?
– А почто? Никто не знает. Сашутка разве, да и то больше сдогадывается… Не говорил я одно потому, чтобы смешков не было, коль ошибся бы я… А второе, чтобы за обиду твою отплатить им… Сашутке только сказал, что в розыск еду… Вот-то обрадуется парнюга!
Юрка довольно засмеялся: сюрприз имел много прелестей в его глазах. Он живо представил себе, как обрадуются там, как встретят его… Самолюбие слегка щекотнуло в душе, и он залился счастливым смехом…
Два с половиной часа показались целой вечностью.
Но наконец из-за гущи деревьев вдали вспыхнул блестящий церковный купол и кое-где крыши домов… Челнок въехал в полосу тростников. Узкий, извилистый проливчик вел среди них, и Юрка, замирая, ждал, когда кончится чаща мягко шуршащих тростников, сплетавших тонкие листья над головой.
Кончились тростники… На берегу показалась знакомая дача, выглядывавшая из-за румяной листвы старых тополей и каштанов. Белая купальня ясно обрисовалась возле берега, а на мостках рядом с ней маленькая детская фигурка, с напряжением вглядывавшаяся в залив.
Сильно забилось сердце Юрки. Он хотел крикнуть, но это удалось не сразу: судороги перехватили горло, и только после минутной борьбы с ними слезы радости вырвались из глаз вместе с хриплым дрожащим возгласом:
– Саша! Саша!
Но вряд ли крик долетел. Фигурка оставалась неподвижной.
– Саша! – что было силы повторил Юрка.
Слышит? Нет… Слышит! Слышит! Фигурка возле купальни засуетилась вдруг, забегала, и вместе с ветром к челноку долетело глухим воплем:
– Жор-жи-ик!
Когда глаза Юрки освободились от слез, Саши не было уже на мостках… Его синяя курточка пятнышком мелькала на берегу среди садовых кустов: он бежал домой.
– Чего он? – с недоумением вырвалось у Юрки.
– А за отцом, верно.
Прошло несколько минут. Положительно не плыл челнок, а полз, как тысячелетняя черепаха… Юрка бросал умоляющие взгляды на Акима, и, хотя тот греб с удвоенной силой, челнок казался совершенно неподвижным…
Юрка пожирал взглядом берег… И вдруг снова глаза его застлались туманом, а сердце забилось так сильно, что биение это, должно быть, можно было услышать на берегу: он заметил группу людей, торопливо сбегавших к купальне по крутому откосу…
Тут были все: Саша, Ихтиаров, студент и даже Эмма Романовна. Все кричали что-то… Махали челноку руками… а Саша подпрыгивал и выделывал в воздухе ногами удивительные штуки.
Что было дальше? Все пошло по-старому. Подошла зима и сковала белой пеленой ширину залива, и стал он беспредельной, ровной поляной… Голые, черные деревья покрылись серебристой сединой и стояли тихие, задумчивые, точно погрузившись в сон… Мороз трещал. Зима выдалась лютая… Но в домике над заливом было уютно и тепло. Тесный кружок людей жил, сплоченный привязанностью, мирно и тихо… Были радости, были и печали, и жизнь шла своим порядком…
Весной неподалеку от дачи выстроился бревенчатый домик. Он со всех сторон обвесился сетями, точно громадными серыми вуалями. Это старый Михей переселился на землю Ихтиарова, уступив его просьбам: видно, невмоготу ему стало одиночество.
Юрка больше не убегал, насколько мне известно. Теперь он вырос, много учился и стал инженером. Говорят, что где-то на юге руководит работами по постройке громадного порта – вдвое больше и могучее старого Гутуевского. Говорят также, что не забыл он своего печального детства и много хорошего сделал для бесприютных, заброшенных детей.
Всему этому я охотно верю и вам советую поверить, читатели.