- Я - пас, грызитесь дальше.
- Какого хера, Угрюмый?! - взорвался Сатоми.
- Ты, что, сучёныш, совсем зазвездил?! - не менее резко сорвался Блондин. - Ты думаешь, мы тут перед тобой просто так расшаркиваемся?!
В отличие от этих двоих Тори лишь опустил взгляд своего единственного глаза и тихо хмыкнул, вроде как, показывая, что чего-то подобного он и ожидал. Юго-Юго, судя по выражению лица, тоже был не слишком рад моему ответу, но предпочел промолчать.
- Влезать в ваши постоянные дрязги? Быть крайним при любом не понравившемся вам решении? Выступать своим именем в качестве защитника для каждого ублюдка из нашей школы, отхватившего в жбан где-то за ее пределами? - холодно перечислил я, сумев своим набыченным взглядом сбить и затушить порыв Блондина, уже было двинувшегося ко мне. - Да на хер оно мне надо! Это вам, может, и удобно. Всегда есть кому пожалиться о судьбах своих тяжких, на кого кинуть стрелки, кого запрячь паровозом, загрузив его своими трудностями и проблемами. Даже людей вам своих мне надо будет давать только, когда реально "жопа" и проблема для всей Изясо, а до этого я должен крутиться сам. Типа, раз уж у тебя раньше так для себя самого получалось, то и теперь получится, только уже для прикрытия наших горбов, да?! Да пошли вы в задницу! Мне оно не нужно ни под каким сраным соусом! Типа почти реальная власть над школой и авторитет? Засуньте его себе плашмя туда, откуда вытащили! Не связывался с вашей братией и не собираюсь! Всё, последнее слово... Я - вне игры!
И не дожидаясь какой-то дальнейшей реакции со стороны этих мелких "боссов", я резко развернулся и распахнул закрытую дверь. "Охрана", коллективно подслушивавшая за тем, что происходит в классе, прыснула в разные стороны, усиленно делая вид, что ничем таким они тут не занимались. За моей спиной раздосадовано сопел Сатоми, но, ни пойти за мной, ни сказать еще что-то никто из них так и не решился. Только Тори, когда я уже перешагнул порог, бросил как-то небрежно с легким намеком.
- Ты, Угрюмый, все же подумай. А мы еще до конца недели ответ твой подождем...
Я лишь махнул рукой, как бы показывая, что думать тут не о чем, и зашагал прочь по коридору. Только зря время на этих утырков потратил. Но ничего, сейчас сяду, покурю и всю эту хрень окончательно из головы своей выкину. Тоже мне, благодетели очередные нашлись... Понимаю, что на горло своей гордости наступали, уже только когда думать о подобном начали. Вот только брать этот "великий дар" из жалости к вашему самолюбию, я уж точно не стану. Варитесь сами в своем ядовитом бульоне.
Мурыжа про себя на все лады вышеописанные мысли, я успел добраться лишь до холла на первом этаже. Поджидавший меня здесь, человек отвалился от запыленной витрины, за стеклом которой хранились какие-то почетные грамоты, полученные школой еще годах так в шестидесятых, и двинулся мне наперерез.
- Авара-сан, минуту вашего времени.
Я замер, хмуро глядя на вставшего на моем пути подростка среднего роста с роскошной гривой иссиня-черных волос и множеством толстых железных колец, "украшавших" его намеренно открытые уши.
- Только быстро, Кон.
- Постараюсь.
Чего у Кондзаки было не отнять, так это какого-то врожденного аристократизма, больше смахивающего на манерность гайдзинской богатой элиты, нежели на что-то японское. Он даже с последними ублюдками и отбросами разговаривал в подчеркнуто вежливой манере и держался будто на приеме у самого Микадо. Для такого места, как Изясо, весьма-весьма нетривиальный подход, хочу заметить. А уж умудриться заработать при этом серьезное положение и авторитет в глазах окружающих отморозков, это надо постараться. Впрочем, в драке Кондзаки был достаточно хорош, это я знал по собственному опыту. Его главной фишкой в этом деле была абсолютная бесстрастность при всей той жести, что он порой вытворял с противником. А ведь такое частенько пугает куда больше демонстративной брутальности или "слетающей крыши". Волей - не волей, начинаешь задумываться, а на что станет способен такой вот "айсберг", когда ты сумеешь его по-настоящему разозлить, если он в спокойном и собранном состоянии способен творить подобную хрень.
- Мой босс очень вежливо просит вас, Авара-сан, принять его предложение о немедленной встрече, - в практически черных глазах Кондзаки не было и намека на что-либо.
Ни угрозы, ни насмешки, ни просьбы. Как же я не люблю общаться с людьми, которых так тяжело читать.
- По вопросу?
- Мне об этом сказано не было.
Да, в принципе, я мог послать Кона точно также, как проделал это раньше с посыльным Одноглазого Тори. Но делать этого мне не хотелось по одной весомой причине. В отличие от беседы с главарем кендошников и остальными, разговор с Позолоченным Буддой мог оказаться весьма интересным. Банальное любопытство, но все же.
- Ладно, пошли.
Кондзаки слегка улыбнулся, буквально самыми уголками губ, и сделал рукой вежливый приглашающий жест. Нам предстояло вновь тащиться на самый верх, поскольку свою неофициальную резиденцию Будда с давних пор расположил на школьной крыше.
Выйдя на залитое ярким солнцем пространство, я прикрыл глаза ладонью и направился к широкому полосатому навесу, расположенному у сетчатого ограждения в человеческий рост. Кон, державшийся всю дорогу на два шага позади меня, остался у отворенной двери. Оно и понятно, громил-то у Будды хватало и без пирсингованного засранца. Я насчитал шесть рыл, и это не считая тех, кто сидел в пластиковых стульях у широкого учительского стола, на котором мерно гудел внушительных размеров вентилятор. Хотя на дворе и стоял только март месяц, парило прилично. Ну, зимой у нас снег почти и не выпадает уже, как правило. То ли глобальное потепление, то ли, говорят, всегда так было.
- Авара-кун, рад, что ты откликнулся на мою просьбу! - еще издали поприветствовал меня хозяин данного места, впрочем, так и не потрудившись оторвать свой объемистый зад от мягкого кожаного кресла, слегка облезлого, но еще вполне приличного.
Ядомару Кинхоши. Человек уникальный даже для такого набитого уникумами места, как особый закрытый приют города Изясо. В отличие от многих местных зародышей будущих головорезов, только еще мечтавших стать кем-то весомым в криминальных кругах, этот парень уже являлся таковым. И это несмотря на то, что мы были с ним одного возраста.
Существенная разница, позволявшая Будде быть авторитетным заправилой в жестоком мире школы Изясо, оставаясь при этом большим куском заплывшего сала, заключалась в том, что он был не просто сыном мертвого якудза. Покойный отец Кинхоши был одним из самых серьезных уголовных боссов портового Нагасаки, оябуном собственного Клана со столетней историей и огромными капиталами, сделанными на контрабанде, наркоторговле и продаже женщин в мелкие азиатские и арабские страны. Однако, в свое время и у этого монстра возникли большие проблемы в ходе продолжительного конфликта с известным Кланом из Кобы. В результате, папаша Будды и вакагасира чужаков решили закончить противостояние в классическом духе древних борёкудан - сойтись в поединке, поставив на кон абсолютно всё. Кто потерпел поражение, думаю, догадаться нетрудно. После этого, согласно предварительной договоренности, Клан убитого присягнул на верность новому кумитё, назначенному из Кобы. А тот в свою очередь взял на себя заботу о делах и семье проигравшего оябуна.
Так что, хотя Позолоченного Будду, фактически, и отослали в Изясо для того, чтобы тот не мозолил глаза новым хозяевам семейного бизнеса, и не возбуждал своим присутствием всякое брожение умов среди старого состава местных исполнителей, по окончании учебы Кинхоши ожидало сытное и теплое место в родном Нагасаки. Если, конечно, добрые люди из Кобы решат, что и дальше надо играть по установленным правилам. А так, дело может ограничиться пулей в голову, бетонным блоком, привязанным к ногам, и каким-нибудь укромным заливом на побережье Кюсю. Всякое бывает. Но пока Будда никому не мешал, а его продолжающаяся жизнь позволяла захватчикам набирать лишние очки благородства перед лицом других Кланов.
И одной лишь символической защитой убийца отца Кинхоши не ограничивался. Кроме своих связей, которые бывший вакагасира готов был подключить по первому чиху своего "пасынка", он также щедро снабжал парня неограниченными денежными средствами, что и послужило основанием для первой части его прозвища. По меркам Изясо толстяк Будда был просто неприлично богат, не стеснялся этого демонстрировать, но главное - ничуть не был доволен собственным материальным положением, продолжая активно увеличивать свои капиталы за счет относительной нейтральности здешнего сима. По договоренности, Кланы не совались в Изясо с серьёзным бизнесом, и для достаточно наглого, богатого и хитрожопого ученика старшей школы здесь открывались огромные перспективы.
Во-первых, Будда то ли имел долю, то ли "крышевал" часть развлекательных заведений в городе. Оба молодежных клуба, зал лотерейных автоматов в центре, игротека и половина местных баров точно ходили под рукой у этого парня. Был слух, что и местный бордель не обделен вниманием Позолоченного. Во-вторых, через эти заведения и нашу развеселую школу Кинхоши контролировал солидную долю в городской наркоторговле, начиная от "детской" травки и заканчивая метанфетамином. Третьим пунктом было ростовщичество. Чего-чего, а наличных денег у Будды было всегда достаточно, и выбивать их обратно со всеми полагающимися процентами, он тоже умел. Конечно, у толстяка, наверняка, были серьезные партнеры на стороне, благодаря связям "отчима", но он мастерски скрывал их от всех посторонних взглядов, оставаясь единственным королем в своем королевстве.
Позолоченный Будда мог позволить себе многое, но обычно держался в рамках приличия, демонстрируя, что все его нынешние дела, это лишь подготовка к тем задачам, которые ожидают его по возвращении в Нагасаки. По этим же причинам, у него была солидная свита из самых ушлых школьных задир, которые готовы были переступить через свой подростковый гонор ради сытого настоящего и радужного будущего. Кто-то велся на деньги, кто-то плотно сидел на наркотическом прикорме, а отдельные личности, типа Кондзаки, всерьез рассчитывали на то, что когда Кинхоши, наконец, поедет к себе домой, то прихватит самых верных, преданных и исполнительных в качестве затравки своей будущей команды. И о перспективе оказаться в случае чего вместе с Буддой на дне одного залива они прекрасно знали, но готовы были рискнуть.