Юстиниан. Топот бронзового коня — страница 55 из 87

    - Ну, а ты взял бы молодую жену. Велисарий же наверное возьмёт Антонину?

    Но родительница Фотия возразила:

    - Нет, увы, я должна остаться в Константинополе. Снова жду ребёнка.

    Феодора чуть её не спросила: «Интересно бы узнать, от кого?» - но при сыне сдержалась. Лишь взмахнула рукой, что обозначало: можете идти. Но когда они попятились к двери, бросила вдогонку:

    - А женить я тебя женю. Даже знаю, на ком: на единственной дочке Иоанна Каппадокийца - Евфимии.

    Тот остановился и пробормотал потрясённо:

    - Но простите, ваше величество, ей ведь лет пятнадцать, не больше?

    Государыня пожала плечами:

    - Ну и что с того? Между прочим, по нашим законам, брачный возраст девочки наступает в двенадцать, мальчика - в четырнадцать лет. Это раз. Я хочу иметь своего человека в доме Иоанна, чтоб держать его под контролем, - два. И, в конце концов, просто сделать тебе приятное. Фимка не дурнушка, а скорее хорошенькая. И к тому же - самая богатая невеста империи.

    Он стоял и хлопал ресницами. Нино прошипела, подтолкнув его в бок:

    - На колени, дурень. И благодари.

    Молодой человек, очнувшись, повиновался.

    А потом, выйдя из покоев, крякнул:

    - Привалило «счастье», ничего не скажешь!

    - Чем ты не доволен? - удивилась мать. - Партия отличная.

    - Просто неожиданно очень. Холостой, холостой - и вдруг женатый.

    Сборы ка войну оттеснили на задний план мысли о задуманном браке. Велисарий следил за формированием войск - общей численностью более семи тысяч, - подготовкой конницы и вооружения. Из его ближайшего окружения ехали: Ильдигер, Прокопий и Фотий. Феодосий оставался с беременной Антониной - по её просьбе. Муж вначале напрягся, не хотел уступать, но она устроила настоящую истерику, плакала, кричала: «Ты не смеешь подозревать, что тебе не верна! Это гадко, подло! Я ношу под сердцем твоего второго ребёнка. И в ответ вместо благодарности получаю такой удар!» Тот просил жену успокоиться, чувствовал себя негодяем и молил о прощении. Разрешил приёмному сыну задержаться в Константинополе до родов, а затем приехать на театр военных действий вместе с Нино.

    Накануне отплытия Иоанн Каппадокиец, поставлявший армии продукты, встретился во Влахернской гавани с Лисом и спросил его откровенно:

    - Что ты думаешь о затее императрицы - поженить наших отпрысков?

    Полководец возвышался над ним на целую голову, был могуч и строен, а эпарх двора выглядел на его фоне некрасивым отъевшимся коротышкой, с оттопыренной нижней губой. Мало кому он внушал симпатию, в том числе и Лису. Тем не менее, стратиг произнёс:

    - Честно говоря, не в восторге - но не потому, что мы с тобой не друзья - это дело десятое, раз тебя уважает государь, значит, уважаем и мы, - а поскольку между молодыми людьми нет взаимной симпатии. Я сторонник браков по любви.

    Иоанн презрительно надул щеки:

    - Скажешь тоже - браки по любви! По любви - любовницы, а не жены. В брак вступать надо по расчёту, чтобы было выгодно с точки зрения капитала и дальнейшего положения в обществе. По таким позициям лично у меня возражений нет. Но душа болит за другое - девочка моя слишком уж юна. Только в августе справит пятнадцатилетие. Совершенный ещё ребёнок, в куколки играет. А поди ж ты - сразу хозяйкой в доме! Да ещё и рожать… Ты не обижайся, но попробуем отложить? Хоть на годик-другой?…

    Велисарий ответил:

    - Лично я не против, но не будет ли злиться василиса?

    - От неё всего можно ожидать. А тем более, что она меня ненавидит. Если б не защита его величества, гнить бы мне давно в каком-нибудь отдалённом монастыре.

    - Знаешь, что, - предложил военный, - а давай поступим следующим образом: до похода в Италию проведём не свадьбу, а всего лишь помолвку. Так сказать, с испытательным сроком в год. Если молодые к следующему лету не поссорятся (и родители тоже!), можно обвенчать.

    У Каппадокийца заблестели глаза:

    - Просто гениально! Это лучший выход. Как в старинной пословице: волки сыты и овцы целы.

    - Значит, по рукам.

    Фотий согласился с лёгким сердцем: мало ли событий произойдёт за двенадцать месяцев! Да ещё при том, что они едут на войну. Вот когда вернутся - видно будет. Разорвать помолвку много легче, чем законные узы брака. Время, как говорится, покажет!

    Торжества провели за четыре дня до отплытия. Гости и родня собрались во дворце Иоанна: особняк стоял севернее Акрополя, возле церкви Святого Дмитрия, посреди огромного цветущего сада. Пиршественный зал в этот раз вместил и мужчин, и женщин, но они возлежали отдельно - сильный пол, так сказать, в «партере», слабый - на «галёрке»; только молодые сидели посредине на троне, пить и есть им не полагалось.

    Рассмотрев невесту, Фотий повеселел: девушка выглядела лучше, чем ему казалось когда-то; слава Богу, мало что взяла от отца - носик милый, губы не такие здоровые, пальчики изящные. Без конца краснела и все время отводила глаза, словно опасалась пересечься с женихом взглядом. Он, когда совсем успокоился, сделал первую попытку завязать разговор:

    - Скоро отплываем в Италию.

    Евфимия утвердительно наклонила голову:

    - Да, мне папенька давеча рассказывал…

    - Буду во главе конного отряда.

    - Конным, верно, легче, чем пешим?

    - Это уж зависит от ситуации. Раньше я сражался в пехоте, но потом овладел верховой ездой в совершенстве.

    Дочка Иоанна всё-таки решилась и тревожно посмотрела на будущего мужа:

    - Но ведь вы не погибнете, Фотий?

    Молодому человеку сделалось приятно: и вообще от вопроса (значит, он ей не безразличен!), и от собственного имени, ненароком слетевшего с этих нежных уст. Улыбнулся и произнёс:

    - Может, и погибну. На войне всякое случается.

    Наречённая искренне воскликнула:

    - Ах, прошу, умоляю, не пугайте меня, пожалуйста!

    Тот пожал плечами:

    - Будто вы не знаете, что такое война!

    - Представляю, конечно, но в какой-то дымке, чисто умозрительно… В нашем доме нет мужчин-военных. И теперь… со всей очевидностью… Разве вам не страшно?

    Прежде чем ответить, несколько мгновений подумал.

    - Раньше было страшно. А теперь в основном привык. Накануне не по себе, а включившись в общее дело, как-то забываешь о вчерашних тревогах.

    Вёз конца волноваться вредно - паникёрам не место в армии.

    Девушка сказала чуть слышно:

    - Постарайтесь не рисковать попусту.

    Он спросил:

    - Значит, огорчитесь, если меня не станет?

    Взглядом упрекнула его:

    - Разумеется, огорчусь, буду горько плакать. Сами понимаете. Мы ведь не чужие теперь. всё-таки жених и невеста. - Тяжело вздохнула. - И молиться Пресвятой Богородице каждодневно буду за вас.

    На душе у Фотия разлилось такое тепло, что ему без труда далась следующая фраза:

    - Я в Италии напишу вам письмо и затем передам с оказией.

    - Чрезвычайно обрадуюсь. И отвечу незамедлительно.

    Гости поднимали кубки за молодых. Велисарий, лёжа голова к голове с Иоанном, говорил, что надеется на молниеносный удар по врагу:

    - Думаю, кампания завершится быстрее, чем в Африке. Разница большая: там вандалы и мавры, зачастую подозрительно относящиеся к ромеям, здесь наоборот - население ждёт прихода византийского войска и конца владычества готов. Мы сметём неприятеля без больших потерь.

    Но Каппадокиец отзывался не столь оптимистично:

    - Дай-то Бог, дай-то Бог, но боюсь, война встанет нам недёшево. Италийцы к эллинам и варварам относились всегда по-разному, так что повсеместной поддержки можете не ждать. А тем более, Папа Агапит - ставленник Теодата и не хочет военных действий.

    Лис парировал:

    - Папа в Константинополе и не может влиять на события прямо. Он фактически у нас под арестом. Если надо, император его сместит и посадит своего человека - Вигилия.

    - Я бы поостерегся. Может выйти раскол Церквей.

    - Он уже идёт - между ортодоксами и монофиситами…

    Иоанн продолжил:

    - …между православными и арианами, несторианами, павликанами, богомилами, монтанистами, савватианами… Так ещё не хватало между нами и Римом!

    Но стратиг только отмахнулся:

    - Я уверен, что италийцы будут нас встречать как освободителей. Хочешь, об заклад будем биться - к лету следующего года мы отпразднуем новый мой триумф?

    - Не люблю пари, это не в моих правилах.

    Велисарий захмыкал:

    - Просто ты боишься! Ставлю тысячу либров золота.

    У того глаза вылезли на лоб:

    - Ничего себе! Это же семьдесят две тысячи солидов!

    - Испугался?

    - Если проиграю, не расплачусь.

    - Хорошо, твоя ставка?

    У эпарха двора заблестела лысина от пота:

    - Я не знаю, право… Ты меня смущаешь. Ладно, будь по-твоему: тысяча либров и ни фолла меньше. Всё равно я выиграю, и тебе платить.

    - Мы ещё посмотрим!

    И Прокопий разбил их рукопожатие.


3

    Весть о высадке армии Велисария на Сицилии Теодат получил в июле и схватился за голову: он за две недели до этого бросил своих лучших полководцев в Далмацию - воевать против наступавшего с севера Мунда и его сына Маврикия. Как и чем сражаться на два фронта, гот не знал. Суеверный и мнительный по натуре, он пошёл в синагогу к раввину Симону бен Лазару, слывшему на всю Равенну провидцем, и велел ему погадать, что же будет с ними в дальнейшем. Иудей велел собрать тридцать поросят, запереть их по десять штук в трёх отдельных комнатах, на одной повесить табличку «Готы», на второй - «Италийцы», а на третьей - «Ромеи» и держать без воды и корма неделю. И затем посмотреть, что же получилось. В результате в комнате «готов» выжили только два поросёнка. «Италийцы» остались все, но у половины из них вылезла щетина. А «ромеи» не пострадали никак. Теодат впал в уныние, проклинал себя за убийство Амаласунты и прикидывал, как бы по примеру Гелимера сдаться в плен на выгодных условиях.