Экс-король упал на колени, начал выть и хватать Оптариса за штанины:
- Пожалей, не убивай, отпусти. Я не буду претендовать на трон. Удалюсь на Капри. Обо мне даже не услышите.
- Поздно, негодяй. Слишком нагрешил. И не заслужил снисхождения. - Левой рукой взял его за волосы, быстро оттянул голову назад, а кинжалом в правой полоснул по горлу, будто жертвенного барана.
Теодат захлебнулся кровью и свалился к ногам Оптариса. Обтерев клинок о его рукав, душегуб вздохнул:
- Ну, и что теперь? Станем ли мы счастливее после этого? Буду ли я счастливее - без моей Теоденаты? К сожалению, вряд ли. - И заплакал.
А Витигис, получив известие о смерти соперника, с верными войсками беспрепятственно вошёл в Рим. Встретился с Папой Сильверием, взял с него слово, что понтифик сохранит верность готам, и, оставив в городе четырёхтысячный отряд во главе с Левдерисом, удалился в Равенну.
Здесь жила дочь Амаласунты - Матасунта. И Витигис здраво рассудил: если он женится на ней, то тем самым приобщится к королевскому роду, сделавшись супругом внучки Теодориха. И хотя шестнадцатилетняя девушка в ужас пришла от этого замысла - безобразный жених ей не нравился, всё-таки пришлось подчиниться - под угрозой разделить участь матери (высылки на остров и смерти). Вскоре после свадьбы молодой муж встретился с королём франков, заключил с ним мирный договор, чем обезопасил тылы и забрал с северных границ готские войска. Думал, что ромеи зазимуют в Неаполе, а к весне он накопит силы для решающей битвы. Но не угадал.
Несмотря на слякоть, ветер, снег с дождём, Велисарий выдвинулся по Латинской дороге к Риму. Тут Сильверий нарушил данное Витигису слово и отправил к византийцам послов с предложением о мирной сдаче города. Разумеется, Лис его принял с удовольствием и заверил, что никто из римлян не пострадает в этом случае. Лишь поставил одно условие: чтоб ключи от Рима получить из рук самого Левдериса.
В ночь с 9 на 10 декабря 536 года распахнулись ворота на двух противоположных концах Вечного Города: с юга, через Азинарии, заходили ромеи, с севера, через Фламинии, уходили готы.
Иноземное владычество Рима длилось ровно шестьдесят лет. Так, в значительной степени формально, автократор Юстиниан возвратил в империю западную её часть. Но надолго ли?
Как и было задумано, Велисарий принял из рук Левдериса символический ключ, а затем посадил гота на корабль и отправил в Константинополь вместе с сыном Теодата - Теодегисклом и сопроводительным письмом. Вот что в грамоте говорилось после обязательных в таких случаях пышных приветствий и победных реляций:
«Ваше величество! Вместе с тем не могу не сообщить о тех трудностях, с коими столкнулось наше войско в этой кампании (и ещё столкнётся). Армия готов достаточно сильна и, по самым скромным подсчётам, может составлять до восьмидесяти тысяч человек. А у нас едва ли найдется двенадцать тысяч. Укрепления Рима сильно устарели, их придётся спешно восстанавливать, и не знаю, сможем ли успеть к возвращению Витигиса с войском. Длительной осады нам не выдержать. Продовольствия хватит на месяца три-четыре. Материальные средства тоже на исходе (основную часть мне пришлось истратить на выплату жалованья взбунтовавшимся федератам в Африке). И отсюда вывод: без приличного подкрепления операция окажется на грани провала. Я смиренно молю о помощи. До весны мы продержимся, это обещаю, но потом, без поддержки центра, Бог весть. Остаюсь Вашим преданным слугой и счастливейшим из Ваших соплеменников».
Получив послание, василевс, воодушевлённый победой Лиса, срочно вызвал командиров, бывших соратников по боям в Ливии - Валериана и Мартина - и велел набирать войска, чтоб немедленно плыть в Италию. Те с большой горячностью взялись за дело и уже в Крещение подходили к Элладе. К сожалению, зимние непогоды помешали их движению в Адриатике, и они возобновили прерванный маршрут только в марте.
Город Эфес находился на западном берегу Малой Азии и прославился в древнем мире храмом Артемиды (Дианы) - как одним из так называемых семи чудес света. Этот храм был уже в развалинах, и его колонны, по приказу Юстиниана, переправили на строительство «Сонечки». Из других достопримечательностей тут имелись: цирк, городские бани, храм и обитель Апостола Иоанна. Именно за его стенами и укрылся убежавший с Сицилии Феодосий. Поначалу молодой человек попросился в дом к своим дальним родичам, но они, узнав о случившемся с ним и Антониной, побоялись гнева жены столь могущественного стратига, правой руки императора, и сочли за благо сплавить юношу в монастырь. Там он стал послушником.
Вскоре в городе появился евнух Каллигон, посланный вдогонку за беглецом. Разузнав о местопребывании фаворита Нино, он пришёл к игумену Рафаилу и смиренно попросил о свидании с будущим монахом. Рафаил ответил:
- Это невозможно, сын мой.
- Отчего же, отче? - удивился скопец.
- Ибо Феодосий дал обет молчания.
Каллигон нашёлся:
- Я не собираюсь говорить ни о чём. Просто передам письмо от её светлости супруги Велисария.
- Можешь мне вручить. Я ему доставлю.
- Нет, никак нельзя, ваше преосвященство. Антонина мне строго наказала - никаких посредников, только из рук в руки. Пусть владыка не обижается.
- Я не обижаюсь. Более того: постараюсь потолковать с послушником по-дружески. Если не получится - уж не обессудь.
Вышедший келейник предложил скопцу следовать за ним и завёл в одну из небольших комнат в домике для приезжих. Полчаса спустя дверь открылась, и возник на пороге Феодосий - похудевший, бледный, с небольшой бородкой и усиками. Посмотрел на Каллигона тревожно и, не вымолвив ничего, скромно сел напротив. Гость воскликнул с жаром:
- Слава Богу, мы увиделись, это главное! Про письмо от Антонины я наврал, надо было как-то подвигнуть Рафаила к нашей встрече и преодолеть твою несговорчивость. Да какие ж письма, в самом деле? Лишняя улика, и только. Лучше передам на словах: госпожа в печали, убивается, места не находит и желает, чтобы ты вернулся.
Молодой человек сохранял молчание и сидел, словно высеченный из камня. Евнух в нетерпении поёрзал по лавке и заговорил снова:
- Что ты в самом деле! Может быть, умом тронулся? О твоей судьбе речь веду! Хочешь заживо себя тут похоронить? Все оставшиеся годы провести словно в заточении? Господи Иисусе! Там любимая и любящая женщина, вкусная еда и питье, золотые горы, полное блаженство, подвиги на военной ниве, ценные трофеи, а здесь? Гниль, замшелость, ладан и посты. По тебе ли такая жизнь? Главное, зачем? В старости успеешь покаяться.
Юноша достал из-за кушака маленький кусочек папируса, грифель, что-то написал и отдал Каллигону. Наклонившись к свету, порученец Нино разобрал с трудом: «Я боюсь».
- Да кого, в самом деле? Велисария? - вытаращился скопец. - Он тебя и пальцем не тронет, ибо любит свою жену безумно. Фотий тоже не опасен. Больше некого.
Феодосий покачал головой и воздел очи к потолку.
- Божьего суда? - догадался тот. - Он ещё не скоро. Молодые имеют кредит на грехи. Лет до тридцати. У тебя запас ещё есть.
У послушника в глазах появилось уныние. А его собеседник начал убеждать по-иному:
- Ты послушай только, что тебе скажу. Заслужить любовь такой женщины, как хозяйка, дорогого стоит. Ведь она племянница самой Феодоры! А её к тебе чувства - не минутная слабость, потому что иначе кончились бы давно. Это страсть, ибо выше разума. И подобное бывает не с каждым. Оцени. Пойми.
Молодой человек сохранял молчание.
- Денег хочешь? - вдруг спросил Каллигон. - Либр золота за возврат в Италию. И на месте столько же. А потом - трофеи кампании. Много, много трофеев. Обеспечишь себя до конца жизни.
Наконец евнух понял, что сейчас от юноши ничего не добьётся. И решил слегка отступить. Он сказал:
- Хорошо, подумай, взвесь как следует «про» и «контра». Я пробуду в Эфесе двое суток. Мой корабль отплывает в пятницу. Послезавтра жду тебя к полудню возле входа в храм. Разумеется, если ты решишь вернуться. И тогда отправимся вместе. Нет - так нет. Мне придётся уехать одному и свести госпожу в могилу. Потому что без тебя она долго не протянет.
Феодосий встал, коротко кивнул и опять же, не проронив ни звука, вышел из комнаты. Евнух непотребно ругнулся и сообразил: «Если не придёт, надо будет его украсть. А иного выхода я не вижу. Возвращаться одному - подписать себе смертный приговор».
Разумеется, в назначенный час в обусловленном месте Каллигон Феодосия не дождался. Начал думать о похищении, подкупил одного из монахов и узнал, что по понедельникам несколько послушников, в том числе Феодосий, помогают ухаживать за деревьями в саду архиерея. Евнух распорядился:
- Значит, так: в понедельник, по моему сигналу, прибежишь в этот самый сад, скажешь, будто Феодосия срочно требует к себе настоятель Рафаил, и сопроводишь за ворота. Больше ничего. Если всё получится, заплачу тебе целых пять номисм.
Инок заупрямился:
- Больно риск большой. Станут разбираться и меня накажут за пропажу юноши.
- Хорошо, ещё номисму накину. А не согласишься, то найму другого.
Больше у того сомнений не возникало.
Возле сада архиерея наготове стояли три матроса. Молодого человека, вызванного на улицу, моментально скрутили, рот заткнули кляпом, на голову надели мешок и поволокли на корабль. Не прошло и часа, как похищенный уже плыл по Эгейскому морю. Он, развязанный, сразу заговорил, начал поливать Каллигона бранью, порывался выпрыгнуть за борт, а когда скопец приказал вновь его связать, образумился и немного пришёл в себя. Только причитал:
- Ах, зачем ты это устроил, Каллигон? Наконец-то я обрёл в обители внутренний покой, перестал всех бояться и не мучился угрызениями совести. Жил по Заповеди Господней, не желая жены ближнего моего; мало что жены, но ещё и названой матери! А теперь опять? Страх перед Велисарием, Фотием, удивлённые взгляды слуг и душевный разлад от грехопадений… Ты мне жизнь сломал, понимаешь, подлый?