1. ПЕРЕД ГРОЗОЙ
«И было народное восстание так называемых “зелено-синих”, и, устроив в городе великие беспорядки, и грабежи, и убийства, и поджоги, на ипподроме провозглашают царем Ипатия. Когда собралось множество народа и ипподром наполнился людьми, Юстиниан повелел своим людям и воинам, и, [одни сверху, а другие снизу] (царского) сидения стреляя, убили 30 тысяч. Среди них и Ипатия, схватив, убил, так как царский венец возложил на себя». Так пишет о восстании «Ника» византийский хронист Георгий Амартол. Что же на самом деле произошло и что стояло за этим движением? Попробуем разобраться.
Общеизвестен факт: в Константинополе произошел грандиозный мятеж. Народ поднялся против императора. Юстиниан едва не лишился престола и жизни. Разыгралась короткая и жестокая гражданская война.
По мнению Прокопия, восстание было внезапным и стихийным. Мятеж вспыхнул как-то «вдруг».
Однако совершенно ясно, что повстанцами должен был кто-то руководить. К бунту их, несомненно, готовили. Похоже, две группы тайно объединились против Юстиниана: часть сенаторов пришла к соглашению с вожаками стасиотов. Некоторые ученые, включая известного византиниста 3. В. Удальцову, выдвигали гипотезу, что восстание подняли монофизиты против православных, но эта теория не выдерживает критики.
Сторонники «еретической» версии движения делают предположение, что во главе восстания стояли лидеры одной из партий цирка — прасины, «зеленые». Они-то, мол, и были тайные монофизиты. Однако широко известно, что к ним примкнули венеты, «голубые», и это стало полной неожиданностью для императора. Между тем венеты считаются православными. Да и монофизитство прасинов — под большим вопросом. Им покровительствовал император-монофизит Анастасий, это правда. Но из этого вовсе не следует, что цирковая партия объединяла людей по религиозному принципу. Впрочем, даже если так (а это совсем не так), то всё равно сторонники «монофизитской» версии мятежа противоречат сами себе, потому что, повторю еще раз, считают венетов православными, а венеты играли большую роль в восстании. Очевидно, причины бунта были другими.
Послушаем Прокопия. Он говорит о политической нестабильности как причине волнений. Более ясно Кесариец пишет об этом в «Тайной истории», где рисует картину революции. Но и в «Персидских войнах» наносит контуры политического противостояния; хотя, конечно, не говорит всей правды ни там, ни здесь.
В официальной истории Прокопий пытается увести внимание читателя в сторону цирковых схваток. Партии спортивных фанатов постоянно сражаются из-за мест в цирке, спорят о победителях на бегах и вообще враждуют по мелочам. В «Тайной истории» картина совершенно другая. Там представители цирковых партий борются за политическую власть в стране. Причем радикальное крыло венетов выступает за передел собственности и уничтожает более состоятельных прасинов, которые обогатились во времена Анастасия. Эта последняя версия более убедительна.
Вероятно, в годы революции между партиями возникла вражда. «Эта вражда к ближним, — пишет Прокопий в «Войне с персами», — родилась безо всякой причины и останется вечно неутоленной, не отступая ни перед родством по браку, ни перед кровным родством, ни перед узами дружбы даже и тогда, когда родные братья или как-то иначе связанные между собой люди оказываются приверженцами различных цветов». Историк лукавит. Намекнув на истинную причину борьбы партий (социальные и политические противоречия), он тотчас уводит читателя от темы. Многие ученые отнеслись с доверием к этому камуфляжу, но при описании мятежа лучше руководствоваться сочинениями других авторов.
Подробно об этом восстании написано в монографии А. А. Чекаловой «Константинополь в VI веке. Восстание Ника»; там же приведена литература. Давайте же проследим ход событий.
2. ИНЦИДЕНТ В ЦИРКЕ
11 января 532 года, в ясный погожий воскресный день, в Константинополе состоялись конские бега. Император присутствовал на ипподроме. Для него была оборудована специальная трибуна — кафизма, на которую государь поднимался по крытым переходам прямо из Большого дворца.
Но в этот день что-то сразу пошло не так. Трибуны прасинов волновались, бега как таковые интересовали болельщиков мало. Дело в том, что в судах постоянно засуживали магнатов из числа прасинов, а накануне в городе было совершено несколько громких убийств — погибли состоятельные члены партии «зеленых». Прасины полагали, что это сделали стасиоты из числа венетов. Убийства переполнили чашу терпения. Неужели возвращаются времена революции? Юстиниан не успокоился?
Лидеры «зеленых» составили антиправительственный заговор, но Юстиниан еще об этом не знал. Они собирались подать жалобу на ипподроме, рассказав императору о последних убийствах и потребовав защиты. Видимо, изначально планировалась провокация. Жалобу составили так искусно, чтобы выглядеть пострадавшей стороной, но вызвать гнев и отказ Юстиниана. После этого планировалось начать восстание. Кто же выступил организатором и финансистом мятежа?
По нашей версии (которая противоречит версии советских ученых), в партию прасинов входили латифундисты, сенаторы и бывшие чиновники времен Анастасия. Их не устраивала ни общая политика императора Юстиниана, ни его Кодекс, который, по-видимому, оставлял магнатам слишком мало прав и постоянно нарушался царем не в их пользу. Их раздражала финансовая и административная деятельность Иоанна Каппадокийца. Они хотели смены режима. Каппадокиец, между прочим, тоже состоял в партии прасинов, но его в заговор, конечно, никто посвящать не собирался.
Итак, началось. Во время конных игр на ипподром явились «зеленые» и направили жалобу на одного из императорских чиновников, спафария (меченосца) Калоподия, который следил за порядком в районе, где произошли убийства. «Зеленые кричали, что всему злу виной деревяшка (Калоподий), постельник и спафарий», — пишет Феофан Исповедник.
— Много лет, Юстиниан Август! — обратились к царю «зеленые». — Побеждай! Нас обижают, единый благий, и мы не в силах долее сносить, свидетель Бог!
Начался диалог. Император тихо отвечал жалобщикам, а глашатай громовым голосом выкрикивал его слова. Юстиниан немного растерялся, а прасины пришли хорошо подготовленными и настаивали на своем. Их голоса звучали сперва настойчиво, затем грозно. Чувствовалась хорошая подготовка речей. Император начал гневаться.
— Без шуток, если вы не уйметесь, всем велю снять головы, — предостерег Юстиниан.
Угроза не помогла. Прасины искусно играли словами, но настаивали на отлучении Калоподия и под напускным смирением таили угрозу. Это и раздражало базилевса. Постепенно разговор зашел о притеснениях, которые терпят прасины, и тут обвинениям подвергся сам базилевс.
— Да замолчит правосудие! — вопили зеленые. — Прикажи убивать! Наказывай нас! Уже кровь готова течь ручьями! Лучше бы Саббатию не родиться, чем иметь сына убийцей, — вспомнили про отца Юстиниана. — Вот и поутру, за городом, сегодня произошло убийство, а ты, государь, хоть бы посмотрел на то! Было убийство и вечером.
«Зеленые» прямо обвинили Юстиниана в том, что он потворствует преступникам. Но это вызвало возмущение среди «голубых».
— Убийцы только из ваших! — закричали они.
Спор перерастал в потасовку между партиями. На трибунах начались драки. Казалось, Юстиниан мог опереться на «голубых» и расправиться с «зелеными». Но он вспылил:
— Богохульцы, богоборцы, когда вы замолчите?
— Пусть бросят на живодерню кости зрителей! — проревели «зеленые» и покинули цирк, нанеся тем самым оскорбление императору.
Царь удалился во дворец, вызвал эпарха столицы Эвдемония и приказал начать аресты участников потасовки на ипподроме. Эпарх схватил нескольких прасинов и нескольких венетов, что было неожиданно. «Голубые» привыкли, что им всё сходит с рук.
Подчеркнем: «голубых» арестовали не за убийства, а за потасовку на ипподроме. Власть продемонстрировала свою беспристрастность. Но этот поступок заставил отвернуться от императора всех — и уважаемых, легальных вождей венетов, и стасиотов. Царь сдаст их при первой возможности! Он чужой. Провокация «зеленых» полностью удалась.
3. ПОЖАР
В городе установилось зловещее затишье.
Юстиниан стягивал в столицу войска. Туда прибыли Велисарий и один из вождей наемных гепидов, главнокомандующий армиями Востока магистр Мунд, которому базилевс доверял.
Эпарх Эвдемоний продолжал расследования. Он поймал семерых человек, «возмущавших народ», как выражается Феофан Исповедник. Четверым отсекли головы. Троих оставшихся Эвдемоний приказал повесить.
Агитаторов вздернули. Один погиб, а двое выжили: веревки оборвались. «Их вторично повесили, и они тоже вторично упали», — пишет Феофан. Один из выживших был прасин, другой — венет.
Сбежалась толпа. В том, что люди выжили, все увидели небесное знамение. Значит, Бог не хочет смерти этих людей. Чернь закричала:
— В церковь их!
Преступников отбили у стражи и укрыли в храме Святого Конона. Храмы издавна обладали правом убежища. Монахи из монастыря Святого Конона не симпатизировали Юстиниану. Они тайком посадили осужденных в лодку и перевезли их в церковь святого Лаврентия, «которая пользовалась правом никого не выдавать из храма, пока не очистится преступление», замечает Феофан Исповедник. Узнав об этом, эпарх Константинополя послал воинов перехватить беглецов. Страсти накалялись. Эпарх оцепил церковь стражей. «Чернь, услыхав это, пришла в дом градоначальника и требовала, чтобы он удалил от церкви святого Лаврентия военную стражу, но тот не дал ей никакого ответа». Императорские чиновники покусились на право убежища. В ответ вспыхнул бунт.
Примерно так эти события описывает и другой автор, Иоанн Малала, столь же благосклонный к Юстиниану, как Феофан Исповедник. Чернь в большинстве своем «прославляла базилевса», она любила Юстиниана, считает Малала. Однако градоначальник Эвдемоний всё испортил, поспешив с арестами.
В понедельник 12 января 532 года вожди партии прасинов встретились с лидерами венетов и попытались договориться. Предметом переговоров стали судьбы осужденных преступников. Сговорились идти на ипподром и просить императора даровать жизнь двоим осужденным, которые спаслись от виселицы и сидели в храме Святого Лаврентия. Лед тронулся, произошло невероятное: прасины и венеты сумели договориться. Какие силы стояли за ними, кто и как подтолкнул к диалогу — остается только догадываться. Юстиниан и его служба безопасности прозевали этот опаснейший момент и оказались не подготовлены к бунту.
13 января состоялись бега, теперь по случаю ид — середины месяца. В цирк вновь явился Юстиниан. Трибуны были полны. Говорят, столичный ипподром вмещал 60 тысяч зрителей. Во время бегов «обе партии призвали василевса быть милостивым», пишет Малала. Базилевс не реагировал. Просьбы перешли в рев и крики. «Они кричали до 22-го заезда, но не удостоились ответа», — рассказывает Малала. Обычно заездов было 24, каждый по семь кругов, так что крики продолжались долго.
Растерявшийся Юстиниан безмолвствовал на своей кафизме, спрятанный от народа. Царь вдруг ясно осознал, что не является больше вождем масс. Он оказался их врагом. Более поздний хронист, Зонара, сообщает, что после этого лидеры венетов и прасинов договорились о союзе партий цирка против Юстиниана. В их планах было свержение базилевса и его жены.
Прекратив спортивные состязания, «толпа вышла в дружном единодушии, взяв себе в качестве пароля слово “ника” (побеждай) для того, чтобы не примешались к ним солдаты или экскувиты, — поясняет Иоанн Малала. — И так она бушевала. Когда же наступил вечер, они пришли в преторий эпарха города, прося ответа относительно беглецов, находившихся в храме Святого Лаврентия. Не получив ответа, они подожгли этот преторий».
То же пишет Феофан Исповедник. По его версии, толпа забияк проследовала к богатому дому эпарха и подожгла его. В январском городе было ветрено. Огонь перекинулся на соседние здания. «Сгорели портики от самой Камары на площади до Халки, серебряные лавки и все здания Лавса», — перечисляет Феофан Исповедник. Верные правительству солдаты попытались схватить поджигателей. Однако нашлось оружие, появились вожди. Начались уличные бои. Бунтовщики напали на городскую тюрьму и освободили всех заключенных. Выпущенные на волю уголовники отнюдь не добавили порядка в столице. «И сгорел преторий, Халка дворца до схол, большая церковь и общественный портик. А народ продолжал беспорядочно бушевать. Наступило утро, и василевс приказал проводить ристания», — пишет Малала. Но никто уже не хотел зрелищ. Опьяненные кровью повстанцы носились по городу, убивали неугодных и громили правительственный квартал, расположенный возле Большого дворца.
Горели дома, церкви. Писатель того времени Иоанн Лид вспоминал, что местность в правительственном квартале напоминала пейзажи Этны и Везувия — пепел и зола. Благонамеренные граждане поспешили переправиться на азиатский берег Босфора. Однако сенаторы, находившиеся вне дворца, примкнули к восстанию. А точнее, исподтишка раздували его, финансируя обе партии, подкупив вождей и бросая подачки люмпенам. История сохранила имя одного из таких сенаторов — Оригена, который люто ненавидел императора и готов был сражаться с ним до конца. Другая часть сенаторов засела во дворце вместе с Юстинианом, но многие из этих людей тайно сочувствовали мятежникам. Дворцовая гвардия хранила нейтралитет. Империя переживала критический миг.
4. ПЛОХИЕ СОВЕТНИКИ
Мятежники почувствовали силу, а император — неуверенность. В среду 14 января 532 года Юстиниан вновь распорядился провести игры на ипподроме, чтобы успокоить толпу и пообщаться с народом. Однако часть повстанцев подожгла ипподром: экстремисты боялись, что император договорится с нестойкими гражданами и отвлечет их от восстания. Акция удалась. Огонь перекинулся на портик, который тянулся от цирка до бань Зевксиппа. Общения базилевса с народом не вышло. Видя, что провокаторы разрушают город, Юстиниан приказал своим генералам применить силу.
«По приказу василевса вышли с вооруженным отрядом Мунд, Константиол и Василид, чтобы заставить восставшую толпу замолчать», — пишет Иоанн Малала. Вероятно, это была дружина гепидов и телохранители. Гвардия по-прежнему отсиживалась в казармах.
Выступление правительственного отряда провалилось. Толпа оказалась кое-как, но всё-таки вооружена и дала отпор. Положение императора становилось опаснее с каждым часом. Юстиниан послал спросить: чего хотят повстанцы? Те отвечали, что их не устраивают плохие советники Юстиниана — префект претория Иоанн Каппадокиец и квестор Трибониан. Заодно они требовали расправы с эпархом Эвдемонием, который пытался защищать город в эти дни. Первый из этих чиновников был прасин, двое остальных — венеты. Но партийная принадлежность не играла роли. Сенаторы, люмпены и часть стасиотов выступили против императора и его режима и намеревались идти до конца.
Юстиниан отстранил от должности Трибониана, Каппадокийца и Эвдемония. Он прекрасно понимал, что чернь служит сенаторам, сама того не зная. Поэтому новые назначения царь произвел с толком. Префектом двора он назначил патрикия Фоку, «человека благоразумного и чрезвычайно радеющего о соблюдении закона», пишет Прокопий. Трибониану тоже нашлась достойная замена. «Василиду же, прославившемуся среди патрикиев справедливостью и во всех отношениях достойному, он приказал занять должность квестора. Однако мятеж разгорался с прежней силой».
Фока и Василид были юристами и когда-то входили в комиссию, которая занималась изданием законов. Оба законника были баснословно богаты, особенно Фока. Последний являлся язычником. По этой причине его в 529 году отстранили от государственной службы. Оба выдвиженца были связаны со старым чиновничеством и ненавидели стасиотов. Эпарха Эвдемония заменили Трифоном, тоже из чиновничьего сословия. Таким образом Юстиниан подал сигнал сенаторам, что готов с ними договориться. Но и это не помогло. Один из историков той поры, Марцеллин Комит, вспоминает, что знать активно раздавала народу оружие и подачки. Казалось, еще немного, и ненавистный крестьянский император будет свергнут.
Сражения в Константинополе в дни мятежа красочно и со вкусом описывает автор двухтомного романа «Русь изначальная» Валентин Иванов. Эта книга была популярна в СССР 60—80-х годов прошлого столетия и выдержала несколько переизданий в современной России. На страницах романа оживают суровые образы Велисария, окруженного своей частной армией, и магистра Мунда с его гепидами, которые несколько дней отчаянно сражаются с мятежниками и жгут Константинополь. На самом деле описания всех этих сражений — плод выдумки романиста, который весьма вольно обращался с историческими фактами.
Впрочем, роман есть роман. На самом деле Велисарий был еще молод и не настолько богат, чтобы содержать внушительную частную армию. Да и гепид Мунд разительно отличался от тупого наемника, каким выведен в художественной книге. Это был «умный немец» на царской службе. Его сын рос в ромейской среде и был, вероятно, больше похож на грека, чем на варвара. Сам магистр Мунд тоже не хотел быть варваром и довольно скоро приобщился к византийской элите, хотя люди типа Прокопия над ним посмеивались.
Но вернемся к бунту.
Организаторы спектакля прятались за кулисами, в то время как толпа носилась по городу. Наконец (это произошло 15 января 532 года) кто-то надоумил людей, что неплохо бы выбрать нового императора. Народ устремился к морю, к пристани Юлиана. Там находился дом Проба (или Прова, если произносить его имя на «мягкий» греческий манер) — одного из никчемных племянников Анастасия. Бунтовщики ворвались в дом и предложили Пробу стать императором.
— Проба — базилевсом ромеев! — ревела толпа.
Тот категорически отказался. Повстанцы «искали оружия, — пишет Феофан, — наполняли криками воздух, требовали другого царя, потом зажгли дом Прова, который тут же и рухнул. Продолжая далее идти, сожгли бани Александровы и большой странноприимный дом Сампсона со всеми его больными; кроме того, сожгли великую церковь, с колоннами обеих сторон, отчего она со всех четырех сторон повалилась».
Проб от греха подальше уехал из столицы (впоследствии его отправят в ссылку по приказу Юстиниана, но потом вернут как совершенно безвредное существо).
Неожиданно в городе возникла потасовка. «Зеленые» и «голубые» поссорились, началась кровавая драка, причем убивали не только мужчин, но и женщин. Об этом говорится в анонимной «Пасхальной хронике», и это — ценнейшее свидетельство того, до какого омерзительного состояния дошла восставшая толпа люмпенов, руководимая расчетливыми латифундистами, для которых тысяча — другая жизней всей этой мелюзги не имела значения. Крестьянского императора загоняли в угол. Чтобы спасти страну, он должен был стать палачом для населения собственной столицы.
Юстиниан располагал во дворце всего несколькими сотнями телохранителей да парадной гвардией, в которой служили сынки сенаторов. Эти-то паркетные вояки и отказались сражаться против бунтовщиков. Небольшое количество войск свидетельствует, что еще недавно социальная база императора была широка, он не ожидал бунта.
Мы уже говорили, что царь вызвал подкрепления — в основном наемников, однако численность императорских войск всё равно была невысока.
По приказу Юстиниана наемники в числе 3000 человек атаковали повстанцев. Бои завязались на площади перед зданием сената. Главной ударной силой базилевса оказались герулы и гепиды.
Восставших удалось вытеснить из правительственного квартала и отогнать в Октагон («восьмиугольник»). Так назывался район, прилегавший к комплексу правительственных зданий. Отступая, мятежники поджигали дома и умело вели уличные бои. Повсюду бушевали пожары.
В это время случился мрачный инцидент, о котором упомянул более поздний византийский хронист Зонара. С толпой смешались священники и попытались остановить правительственные войска. Однако наемники были арианами, они набросились на толпу и изрубили вместе с нею церковников. Это возмутило православное население Константинополя. Сенаторы, которые скорее всего и подставили монашество под мечи гепидов, могли торжествовать: авторитет Юстиниана резко упал в глазах столичных жителей. Казалось, победа восстания близка. В эти страшные дни Византия могла пойти по другому пути — быстрого распада и гибели, как Западный Рим…
Герулы и гепиды оттеснили толпу, но отступили перед пожарами. Мятежники безжалостно жгли город. В огне погибла даже базилика Святой Софии, которая была украшением Константинополя.
Пожары сделали свое дело, наемники отошли обратно в Большой дворец. Повстанцы убивали сторонников Юстиниана, если находили таковых в городе. Началась настоящая гражданская война в миниатюре. Казалось, дело Юстиниана погибло.
5. НОВЫЙ ЦАРЬ
Вечером 16 января, сразу после неудачной битвы на площади, Юстиниан удалил из Священного Палатия большинство сенаторов из числа тех, которые там еще оставались. Император боялся, что сенаторы войдут в сговор с гвардейцами и убьют его. Открытый враг лучше тайного: пусть члены сената перейдут на сторону мятежников и обнаружат себя.
В числе тех, кому император предложил уйти, оказались Ипатий и Помпей — племянники покойного императора Анастасия.
«На пятый день мятежа, — пишет Прокопий, — поздним вечером базилевс Юстиниан приказал Ипатию и Помпею… как можно быстрее отправиться домой; то ли он подозревал их в посягательстве на свою жизнь, то ли сама судьба вела их к этому. Те же, испугавшись, как бы народ не принудил их принять царскую власть, как то и случилось, сказали, что поступят неблагоразумно, если оставят базилевса в минуту опасности. Услышав это, базилевс Юстиниан тем больше стал их подозревать и еще настойчивее приказал им удалиться. Таким образом оба они были отведены домой и, пока не прошла ночь, пребывали там в бездействии».
Это произошло уже ночью 17 января 532 года, и бездействие продолжалось недолго. Большая часть сенаторов примкнула к мятежу поутру.
Вдруг по городу побежали глашатаи царя, которые приглашали граждан в цирк. Базилевс вновь устроил бега? После кровавых боев? Слушать это было странно. Глашатаев не трогали. Их новости возбуждали любопытство. Люмпены, сенаторы и лидеры цирковых партий отправились на ипподром. Там они обнаружили императора собственной персоной. Император стоял на своей персональной трибуне-кафизме и извинялся перед населением Константинополя.
— Клянусь святым могуществом, — говорил православный царь, — я признаю перед вами свою ошибку и не прикажу никого наказать, только успокойтесь. Всё произошло не по вашей, а по моей вине. Мои грехи не допустили, чтобы я сделал для вас то, о чем вы просили меня на ипподроме.
Народ прислушался. Раздались крики:
— Tu vincas! (Ты победитель!)
Не означает ли латинский язык выкриков, что кричали вельски — латиноязычные земляки Юстиниана? Впрочем, может быть, перед нами просто латинский архаизм — многие византийцы той поры были двуязычны, как сам император. Ну так что — примирение?
Однако лидеры партий ипподрома и сенаторы были напуганы такой перспективой. Они стали насмехаться над императором. Их поддержали Радикалы. Вскоре в сторону кафизмы полетели оскорбления. Одно из них дошло до нас.
— Ты даешь ложную клятву, осел!
«Осел» — это типично римское языческое оскорбление. Так называли похотливых людей с огромными пенисами. Язычники пытались как можно больнее уязвить православного императора, чтобы отступать было некуда.
Иоанн Малала пишет, что лидеры партий кричали о необходимости избрания другого царя, но кого? Сенаторы услужливо подкинули слух об освобождении Ипатия и Помпея. Толпы вооруженных повстанцев двинулись к дому Ипатия и выкрикнули его базилевсом. Шествие возглавляли вожди партий цирка.
Жена незадачливого антибазилевса, Мария, не пускала своего непутевого мужа уйти с народом, «громко стеная и взывая ко всем близким, что демы ведут его на смерть». Мнение супруги оказалось пророческим, но ее никто не послушал.
Ипатия привели на форум Константина. «Поскольку же у них не было ни диадемы, ни чего-либо другого, чем полагается увенчивать базилевса, — пишет Прокопий, — ему возложили на голову золотую цепь и провозгласили базилевсом ромеев». Это была высшая точка восстания.
Вокруг Ипатия тотчас собрался сенат. Образовалось вполне легитимное правительство. Сенаторами руководил Ориген из партии венетов. Он был в числе зачинщиков мятежа. Стали советоваться, что делать дальше. В руках повстанцев после шести дней боев находился почти весь город. Юстиниан с остатками верных войск прятался в Священном Палатии. Многие бунтовщики полагали, что следует идти на штурм дворца. Однако Ориген предостерегал от поспешных действий. Он обратился с речью к народу, предложив выбрать в качестве резиденции какой-нибудь дворец и вести оттуда борьбу с Юстинианом, пока тот не сдастся. Но константинопольский «майдан» не послушал умного сенатора. Наэлектризованная толпа хотела действовать немедленно. Лидеры цирковых партий боялись, что народ остынет, и хотели решить исход противостояния в ближайшие часы. Это стало ошибкой.
6. РЕЗНЯ НА ИППОДРОМЕ
В Священном Палатии совещались о том, что делать дальше: остаться в городе или обратиться в бегство на кораблях. Голоса разделились. Сам Юстиниан колебался. И тут на сцену вышла базилисса Феодора. Она произнесла знаменитый монолог, приведенный Прокопием.
Его цитировали многие авторы начиная с Шарля Диля и заканчивая современными историками.
Феодора сказала следующее:
— Теперь, я думаю, не время рассуждать, пристойно ли женщине проявить смелость перед мужчинами и выступить перед оробевшими с юношеской отвагой. Тем, у кого дела находятся в величайшей опасности, не остается ничего другого, как только устроить их лучшим образом. По-моему, бегство, даже если когда-либо н приносило спасение, и, возможно, принесет его сейчас, недостойно. Тому, кто появился на свет, нельзя не умереть, но тому, кто однажды царствовал, быть беглецом невыносимо. Да не лишиться мне этой порфиры, да не дожить до того дня, когда встречные не назовут меня госпожой! Если ты желаешь спасти себя бегством, базилевс, это не трудно. У нас много денег, и море рядом, и суда есть. Но смотри, чтобы тебе, спасшемуся, не пришлось предпочесть смерть спасению. Мне же нравится древнее изречение, что царская власть — прекрасный саван.
Сказано красиво, сильно, со вкусом. Это была хорошо составленная и ясно изложенная программа действий.
Речь императрицы воодушевила присутствующих. Юстиниан принял решение остаться во дворце и сражаться до последнего. Однако по городу прошел слух, что базилевс и его супруга бежали не то во Фракию, не то в Малую Азию. Этот слух распространили намеренно, чтобы дезориентировать организаторов мятежа.
Юстиниан окончательно понял, что может полагаться лишь на отряды наемников да на горстку телохранителей. «Государев немец» Мунд был ему верен. Можно положиться и на Велисария: он был готов сражаться хоть со всем сенатом за интересы Юстиниана. От этих людей зависело спасение огромной империи.
Повстанцы продолжали наступление. Ипатия поволокли с форума Константина на ипподром. Для обретения полноты власти требовалась, по тогдашним представлениям, не только коронация. Нужно было завладеть местом на кафизме. Ипатия чествовали в цирке, повстанцы произносили пламенные речи, на ипподром сбегалось всё больше народу…Бездарный вождь и его соратники теряли драгоценное время. Промедлением противника воспользовались верные Юстиниану полководцы.
Базилевс придумал великолепный план по уничтожению восставших. Этот план сочетал подкуп и вооруженное нападение, войну и Дипломатию. В чем же он состоял и как реализовался?
Пока народ митинговал, верные Юстиниану войска окружили ипподром. Мунд должен был атаковать повстанцев извне, явившись в цирк. С тыла, на западных трибунах, действовал правительственный отряд евнуха Нарсеса. Этот умный и талантливый армянин был безусловно предан Юстиниану. Нарсес обладал многими способностями. В числе прочих — талантами полководца и дипломата. В этот день он должен был проявить как военное, так и дипломатическое искусство. Шпионы Юстиниана работали не покладая рук и договорились с частью мятежников. Нарсесу дали денег. Он должен был купить повстанческих командиров. Ну а тех, кто на сделку не шел, — безжалостно перебить.
Что касается Велисария, то ему поставили наиболее ответственную задачу. Он двинулся на врага внутренними коридорами из самого Священного Палатия, который примыкал к кафизме. Полководец должен был пройти тайными переходами и схватить Ипатия, пока тот общался с народом. Вот что из этого вышло.
Велисарий прямо направился к Ипатию. Когда же он оказался возле ближайшего строения, где помещается дворцовая стража, то стал кричать солдатам-охранникам, чтобы открыли ворота. Охранники заперлись, делая вид, что не слышат. Еще одно армейское подразделение вышло из-под контроля.
Велисарий был в отчаянии. Всё пропало. С немногими телохранителями он вернулся к Юстиниану и доложил, что воины вышли из повиновения. «Даже солдаты, которые несут охрану дворца, думают о перевороте», — нагнетал страсти Велисарий.
Но Юстиниан полностью овладел собой. Коль скоро решено остаться, он будет продолжать борьбу до смерти или до победы. Феодора была того же мнения. Этого хватило, чтобы сплотить остатки правительства и перейти в наступление против мятежников.
Император изменил первоначальный план. Он отправил Велисария с его отрядом к Халке. Так назывался один из входов в Священный Палатий с медной крышей («халкас» — «медь» в переводе с греческого). Оттуда вела другая дорога на кафизму. Следовательно, открылась новая возможность для ареста Ипатия.
С трудом, пробираясь через развалины и полуобгоревшие здания, Велисарий добрался до ипподрома. «Когда он оказался возле портика венетов, расположенного по правую руку от трона базилевса, он сначала вознамерился напасть на самого Ипатия, — вспоминает Кесариец, — но поскольку там имеется небольшая дверь, которая была заперта и охранялась изнутри воинами Ипатия, он устрашился». В давке могли перебить всех его воинов. Тогда Велисарий самовольно изменил план. «Подумав, он решил, что ему следует обрушиться на народ, который стоял на ипподроме — бесчисленное скопление людей, столпившихся в полном беспорядке, — сообщает Прокопий. — Обнажив меч и приказав сделать то же самое другим, он с криком устремился на них». Возникла паника. Толпа, увидев одетых в латы воинов, обратилась в бегство.
Поблизости находился Мунд, «человек смелый и энергичный», как пишет о нем Кесариец. Догадавшись по крикам, что Велисарий действует, он устремился на ипподром через вход, который называется Некра (Мертвый). Через эти двери вытаскивали мертвых животных и возниц после соревнований.
На западных трибунах, в тылу повстанцев, действовал евнух Нарсес со своими людьми. Описание его подвигов оставил нам Феофан Исповедник.
«Постельничий Нарсес вышел и роздал некоторым из Голубых деньги, и тем привлек их к себе: они принялись кричать: “Юстиниан Август, ты победил! Господи, спаси царя Юстиниана и царицу Феодору!” Толпы народа тотчас распались на две части и устремились друг против друга. Придворные, вышедши с своими телохранителями, переманили к себе еще кое-кого из народа и поспешили на ристалище. Нарсес вошел в ворота, сын Мунда со стороны рубежного столпа, другие тропинкой, по которой царь ходит на седалище, устроенное для него на самом краю, и принялись поражать народ стрелами и мечами, так что никто ни из Голубых, ни из Зеленых не мог уцелеть на ристалище».
Ясно, что атака Нарсеса была одной из самых важных. Но для Прокопия ее словно не существует. Для него главное направление удара — то, где находится его работодатель Велисарий.
Бойня продолжалась. Все ворота цирка оказались заняты войсками Юстиниана. Правительственные отряды входили на ипподром и участвовали в избиении граждан.
Настал черед антибазилевса. Прокопий пишет, что «Велизарий с меченосцами, взбежавши на место, где заседает царь, схватил Ипатия и привел к Юстиниану, который и отдал его под стражу». Феофан излагает эту сцену несколько иначе. По его мнению, арест Ипатия — заслуга родственников Юстиниана, которые тоже принимали участие в бойне на ипподроме. «Когда исход дела стал ясен и перебито было уже множество народа, — говорит Феофан, — двоюродные братья Юстиниана, Вораид и Юст, поскольку никто уже не отважился поднять на них руку, стащили Ипатия с трона и, отведя его вместе с Помпеем, передали василевсу».
Повстанцев ждала жалкая судьба. Одно дело — уличные бои, совсем другое — схватка на ипподроме, когда несколько тысяч профессиональных наемников уничтожали плохо вооруженную толпу. «В этот день было убито тридцать тысяч одних мужчин, — утверждает Прокопий, — и никто из крамольников не смел уже нигде показаться, но тот же час совершенное спокойствие водворилось». Прокопий постоянно лжет и преувеличивает число убитых. Какова же реальная цифра? Всё зависит от численности населения тогдашнего Константинополя, а ученые оценивают ее по-разному, от 200 тысяч человек и выше. Цифра связана с количеством мест на ипподроме. Говорят, он вмещал 60 тысяч зрителей-мужчин. Добавив к этому женщин и детей, получим примерно 200 тысяч жителей столицы. Но 30 тысяч убитых — это всё же очень много для горстки наемников. Вероятно, сообщение Прокопия о погибших нужно, как всегда, разделить на десять. Но ведь помимо ипподрома были еще и потери повстанцев в уличных боях. Их тоже можно оценить в две-три тысячи. В общем, Юстиниан уничтожил несколько тысяч собственных граждан, и это печальная статистика.
Последними жертвами расправы стали Ипатий и Помпей. Они попали под арест. Помпей стал рыдать и жаловаться. Ипатий упрекал брата, «говоря, что не следует плакать тому, кто погибает невинно: ибо народ силой заставил их против их собственного желания принять власть, и они затем пошли на ипподром, не имея злого умысла против василевса», — сообщает Феофан Исповедник. В общем, оба сановника — каждый по-своему — пытались оправдаться в глазах императора. Помпей давил на жалость, а Ипатий пытался выкрутиться, говоря, что его провозгласили царем насильно.
Юстиниан, человек по природе не злой, хотел помиловать братьев. Более осторожная Феодора настояла на их казни. «На другой день Ипатий и брат его, Помпей, лишены жизни и трупы их брошены в море, — пишет Феофан, — домы же их, равно как и других 18 патрициев, сиятельных и бывших консулами, как соумышленников Ипатия, взяты в казну. Всюду господствовал великий страх; наконец город успокоился, и конские ристалища на долгое время прекратились». Уцелел только третий из братьев, Проб, потому что заблаговременно скрылся и уехал в имение.
Впечатление от бойни на ипподроме было очень велико, и даже в небесных знамениях видели знак большой беды, которая надвинулась на Византию. «В том же году, — отмечает Феофан Исповедник, — было столь великое движение звезд с вечера до рассвета, что все пришли в ужас и говорили, что звезды падают». Этой наивной фразой он завершает рассказ о восстании «Ника».
7. ПОСЛЕДСТВИЯ
Каковы итоги восстания? Первое и самое главное: бега на ипподроме прекратились на пять лет. Нужно было отстраивать правительственный квартал и восстанавливать цирк. Бега возобновили только в 537 году, после чего партии ипподрома возобновили работу в столице. Но последствия не ограничились только этим.
Как ни странно, сразу после бунта Юстиниан начинает преследовать не простолюдинов, а сенаторов и отставных чиновников. Особенно страдают крупные землевладельцы. Правда, по словам Прокопия, репрессии продолжаются недолго. Часть имущества Ипатия и Помпея Юстиниан возвращает их детям. Это же касается и сенаторов. Объяснение лежит на поверхности: во-первых, император боится нового бунта; во-вторых, сын за отца не отвечает.
Вывод прост. Восстание «Ника» нельзя считать народным, как это делают многие византиноведы. В советской исторической науке его, конечно, объявляли справедливым, но до конца проанализировать причины и следствия не могли. Русский ученый А. А. Васильев в своей двухтомной «Истории Византии» туманно пишет, что в восстании «соединились самые разнородные причины и элементы», однако этого слишком мало для окончательных выводов. Работа историка состоит в том, чтобы вычленить главное.
Сопоставив факты, мы приходим к парадоксальному выводу. Восстание «Ника» — это бунт старой римской элиты против новой, византийской, которая создавалась при Юстиниане. Можно сказать иначе: это выступление сенаторов и латифундистов против преобразований императора. В итоге люмпены идут на поводу у сенаторов, чтобы свергнуть власть. В XX и XXI веках мы зовем такие выступления «революциями политтехнологов». Восстания в Москве в августе 1991-го, в Киеве в феврале 2014-го или бунты «арабской весны» не имеют ничего общего с «народными волнениями», о которых так сочувственно любили писать наивно заблуждавшиеся советские историки. На самом Деле анатомия бунтов требует тщательного анализа, который выявляет неожиданные факты. Например, что Юстиниан в начале карьеры был связан с революционерами, а восстание «Ника» было реакционным выступлением в интересах горстки сенаторов и латифундистов, которые желали установить олигархический режим в Византии.
…Вскоре Юстиниан вернул чиновников, отрешенных от должностей в дни восстания. Квестор Трибониан и префект претория Иоанн Каппадокиец были восстановлены в званиях. Оба понадобились для продолжения реформ, в том числе правовых.
После подавления восстания «Ника» Юстиниан стал задумываться: что делать дальше? На кого опереться? Расстановка сил изменилась. Сенаторы организовали мощное выступление в столице, перетянув на свою сторону чернь и даже часть стасиотов; в общем, продемонстрировали силу и мощь. Их нужно срочно умилостивить. Как? С помощью новых законов. И вот император, расправившись с частью столичной знати, начал делать уступки тем, кто уцелел. Так родилась самая знаменитая редакция Кодекса — та, что дошла до наших дней.
Считается, что на основе Кодекса базируется всё современное право. Однако сам Кодекс опирался на более древнее римское право и даже в чем-то ему подражал. Например, Юстиниановы законы были разделены на 12 книг (частей). То есть перед нами отсылка к «Законам двенадцати таблиц» Римской республики. В чем же разница? В том, что пропасть между византийским и римским правом бесконечно велика. Юстиниан — православный христианин, и его юстиция гораздо человечнее римской. Древние римляне во главу угла ставили отца семейства. Он мог казнить и миловать всех в своей фамилии. Женщина не имела почти никаких прав, дети тоже, пока не становились совершеннолетними. У Юстиниана всё по-другому. Господин над людскими судьбами один — это Бог, а все остальные ходят под Богом и как таковые равны. Человек рождается свободным, а Византия — страна свободных людей. В этом — главная идея нового законодательства. Оно ни в коем случае не было «коммунистическим». Наоборот, право базировалось на признании частной собственности и поощряло личную инициативу. Поэтому в эпоху буржуазных революций правовые экзерсисы Юстиниана были с восторгом встречены революционными правительствами. Не противоречит ли это утверждению о связях императора с маздакитами? Нисколько.
Прежде всего нужно предостеречь исследователей от попыток восстановить общественный строй тогдашней Византии по Кодексу. Такие попытки делала 3. В. Удальцова, ее выводы некритически воспринял А. П. Каждан, который до своей эмиграции в США считался крупнейшим советским исследователем социально-экономической ситуации в Византии. А уже их мнение усвоили более поздние историки.
Однако идти вслед за статьями Кодекса — значит идти в никуда, и вот почему. Юстиниан создал вторую редакцию Кодекса после восстания «Ника» как уступку латифундистам, но фактически продолжал борьбу с ними и постоянно нарушал собственное законодательство. Об этом с возмущением пишет Прокопий в своей «Тайной истории». На преследования и конфискации земель крупных латифундистов обратил внимание А. А. Васильев. По мнению ученого, Юстиниан всю жизнь боролся с представителями крупного землевладения. Научный редактор книги пишет в комментариях, что базилевс преследовал скорее личных противников, но это замечание принять нельзя. Византийские тексты того времени говорят об обратном. Даже Прокопий, который как раз и пытается свести все мотивы политики Юстиниана к личной мести и стремлению пополнить пустеющую казну, — даже Прокопий постоянно проговаривается и рисует широкое полотно социальной борьбы в империи. Правда, это полотно нарисовано чрезвычайно бледными красками, так что читатель вынужден домысливать образы и детали.
Итак, весь пафос политики Юстиниана направлен против латифундистов, которых император боялся и ненавидел за то, что они разрушали страну. В борьбе с ними базилевс опирался на активную часть общества — купечество (или, как мы бы сказали сейчас, на «торговых капиталистов»), крестьян, городской пролетариат. То есть социальная база императора была очень велика. Довольных новой системой, которая начала складываться при нем, оказалось гораздо больше, чем недовольных, хотя на первом этапе борьба была очень жестока.
Словом, на основании одного лишь Кодекса нельзя говорить о внутренней политике императора. Но разобрать этот продукт византийской юридической мысли всё-таки стоит.
8. СВОД ЗАКОНОВ
В ноябре 533 года вышел сборник «Институции» — краткое и четкое изложение принципов права. В декабре того же года — «Дигесты» (собранные в систему извлечения из сочинений римских юристов, работа над ними началась, как мы говорили, задолго до восстания «Ника»). Еще через год, в ноябре 534-го, была закончена вторая редакция Кодекса.
Что же нового имелось в законодательстве Юстиниана и почему оно пережило своего создателя?
Законодательство, как мы уже говорили, объявляет всех людей Равными перед Богом. Рабство не поощряется. Но… на этом революционность Юстиниана вроде бы закончилась. Он не может немедленно объявить рабов свободными, потому что боится гражданской войны. Юстиниан — сторонник порядка и революции «сверху». Поэтому в законах прописываются условия, при которых рабство оказывается невозможным. Поясним.
В Византии оставалось некоторое количество рабов, как и во всём тогдашнем мире, включая маздакитский Иран. Рабство — неотъемлемая черта Средневековья. Но Юстиниан как христианин был против рабства. Его законодательство пытается облегчить участь рабов и дать им возможность уйти на волю. Власть господина ограничивалась, владельцу было запрещено убивать даже собственных рабов, а уж за убийство чужого раба или изнасилование рабыни грозила суровая казнь. За заслуги перед государством или раскрытие тяжких преступлений рабы теперь получали свободу без согласия господина. К таким случаям относились, например, выдача фальшивомонетчика и дезертира, предотвращение похищения девушки и еще многое другое. Юстиниан увеличил число поводов для освобождения подневольных людей. Скажем, если господин завещал рабу часть имущества, он тем самым отпускал его на волю. Раб получал свободу, если уходил в монастырь. В юридических спорах, касавшихся его освобождения, раб мог выступать в качестве юридической стороны.
Однако отечественные историки словно ослеплены и постоянно подчеркивают, что как раз эта, социально ориентированная часть законодательства Юстиниана писалась для отвода глаз, тогда как сам император действовал в интересах рабовладельцев и богачей. Но это противоречит всем историческим источникам, которые говорят о правлении Юстиниана!
Несколько странно на этом фоне выглядит ограничение в правах зависимых крестьян — колонов, приписных, «рабов-с-пекулием» (пекулий — земельный участок, на который иногда сажали подневольных людей). Например, им запрещалось без разрешения господина вступать на гражданскую службу или записываться в войска, они не могли быть субъектами всех имущественно-правовых сделок. Эта часть Кодекса написана явно в интересах крупных землевладельцев, но соблюдалась ли она? И сколько зависимых крестьян имелось в империи? Должно быть, поначалу эти законы были встречены магнатами на ура, но вскоре пришло отрезвление. Судя по сочинению Прокопия, Юстиниан продолжал непримиримую войну с латифундистами. Теперь император боролся с магнатами не только с помощью стасиотов, но при поддержке государственного аппарата. Он понимал, что Ромейская империя — сложный организм, и столкнулся с проблемой многоукладности экономики. Поэтому, с одной стороны, император поощряет свободное крестьянство и предпринимателей, а с другой — выстраивает жесткую вертикаль власти, уничтожает крупное частное землевладение, существенно расширяет объем государственной собственности (это касается земледелия, промышленности и оптовой торговли) и активно регулирует цены — иногда чтобы обеспечить беднейшие слои доступными товарами, а иногда — чтобы выкачать побольше денег из населения на государственные нужды. Он хитер, приветлив, разговаривает с вельможами тихим учтивым голосом, но не щадит никого. Латифундистов либо убивают, либо заставляют отказаться от латифундий. Соответственно, колоны освобождаются или получают статус государственных крестьян.
Продолжим о Кодексе. Юстиниан уравнял в правах всех православных граждан; это не касалось лишь варваров-федератов, живших на территории Ромейской державы. Слишком свежа была память о том, как федераты захватывали западные области Гесперии, брали Рим, угрожали Константинополю. Они оставались чужаками и как следствие — не могли получить полных прав гражданства. В этом император был прав. Взамен он оставил варварам широкую автономию: федераты жили по своим законам и вели хозяйство так, как привыкли. Принудительной нивелировки пришельцев не было. Из них не пытались сделать ромеев, и это тоже правильно.
Особое отношение у Юстиниана к солдатам — защитникам империи. По этому поводу не раз ворчит Прокопий: мол, император слишком многое прощает своим воякам. Следовательно, статьи Кодекса, посвященные военным, отражали реальное положение дел.
Солдаты получали несколько привилегий. Например, им позволялся развод в случае длительного отсутствия, причем все имущественные выгоды брака сохранялись за воином. В случае смерти без завещания (на войне такое бывает) всё имущество погибшего переходило к детям, а не к государству.
Женщина как создание Божье получает равные с мужчиной права. Законы Юстиниана давали ей право на приданое, ограничивали власть мужа и его претензии на распоряжение этой частью совместного имущества. Наконец, они гарантировали возврат приданого в случае расторжения брака. Ясно, что к этой части законодательства приложила руку базилисса Феодора, за что ей должны быть благодарны все жительницы империи.
Далее, император уничтожает римские пережитки, связанные с институтом «фамилии» — патриархальной семьи. Специалистам хорошо известно, что в римскую эпоху глава семьи обладал огромной властью над женой и потомством. Крестьянский император стремился покончить с этими пережитками старины. Теперь облегчалось освобождение детей из-под власти семейного патриарха, а родство по мужской и женской линии давало одинаковые права на наследство. Наконец, провозглашалась свобода брака вне зависимости от знатности и общественного положения одного из супругов. Юстиниан, Феодора и их единомышленники хотят освободить людей от условностей и действительно строят новое общество. Но это касалось только «своих», ромеев. Ариане и иудеи отчетливо осознавались византийцами как чужие. Поэтому браки с ними были запрещены. Кроме того, христианство наложило печать на представление о семье и браке: например, были затруднены развод и повторная женитьба. Но мы не вправе упрекать византийцев VI века за то, что в вопросах морали они мыслят иначе, чем мы.
Очень важный момент: при анализе юридической системы Юстиниана не следует путать Кодекс (который был ближе к реальности) и Дигесты (которые представляли выписки из древнеримской науки). Кроме того, законодательная деятельность не прекратилась после издания Кодекса. Юстиниан постоянно совершенствовал законодательство и издавал новеллы — новые законы, которые, по его мысли, должны были улучшить жизнь подданных, хотя, разумеется, не всегда улучшали.
В общем, Кодекс стал огромным шагом вперед и сделался мощным орудием борьбы за новую Византию. Это не значит, что он был совершенен и не имел недостатков. Их оставалось множество. Он зафиксировал лишь первые шаги по строительству державы, известной под условным именем Византия.
9. ПОВОРОТ НА ЗАПАД
Каков был общий итог революции и последовавшего за нею восстания «Ника»?
Лидерам цирковых партий император больше не верил, но эти партии были еще сильны. Их могущество сойдет на нет лишь в VII веке, после арабского нашествия.
Вместо демов царь сделал ставку на сотрудничество с Православной церковью. Этим объясняется его постоянное вмешательство в церковные уставы, о чем мы еще поговорим, этим же вызвана его забота о церковной иерархии, изложенная в ряде законов-новелл. Церковь сплотила общество.
Вторым средством, которое помогло сплотить граждан, были войны, хотя сиюминутным следствием восстания стал, наоборот, мир.
Вскоре после подавления столичного мятежа удалось подписать договор с персами. Юстиниан велел сдать иранцам спорные крепости. В итоге ромеи возвратили Фарангий и крепость Вол, заплатили деньги, а персы вернули ромеям укрепления в Лазике. Тему переговоров завершает Феофан Исповедник. «В исходе ноября, — пишет он под 532 годом, — возвратился к императору Юстиниану патриций Руфин из своего посольства в Персию с мирным договором. Юстиниан принял известие о заключении мира с великою радостью, одобрил все статьи договора, и таким образом оба государства снова стали наслаждаться спокойствием». Но это не значит, что Юстиниан отказывался от завоевательной политики. Он просто переносит активность с востока на запад. Царь задумал восстановить Римскую империю в старых границах. Идея возрождения единой империи, вовремя вброшенная в массы, захватила воображение людей.
Из этого поступка некоторые ученые выводят целую теорию о том, что Юстиниан как латиноязычный «римлянин» был ориентирован на Запад и не считался с делами Востока. Даже такой авторитетный византинист, как Ф. И. Успенский (автор самой обширной на сегодня сводной работы по истории Византии в пяти томах), полагает, что Юстиниану следовало бы не тратиться на восстановление Римской империи, а добить персов. Это утверждение можно оспорить.
Войны с персами показали примерное равенство двух империй. Шаханшахи Кобад и Хосров разными способами сумели «встряхнуть» Персидскую империю. Один для этого использовал революцию, а другой — контрреволюцию с частичным восстановлением старых порядков. Юстиниан быстро понял, что иранские войны — напрасная трата сил и средств. Император предпочитал действовать иначе: натравливал на Иран его соседей и пытался таким образом ослабить персов. Кроме того, базилевс понимал, что для войны с иранцами не хватает ресурсов: людей и денег. То и другое он думал найти на Западе.
Из истории Юстиниан хорошо знал, что Римская империя распадалась несколько раз, но ее снова и снова удавалось восстановить. В VI веке Гесперия делилась на шесть больших областей: Британию (ее постепенно захватывали англосаксы), Галлию (франки), Испанию (там обосновались на севере — свевы, а в остальной части — вестготы), Африку (захвачена вандалами и берберами), Италию и Паннонию (их присвоили остготы). Восстановление империи Юстиниан начал с африканских владений.