— Согласна, мне это тоже не по душе…
— Какие-то вы у меня сегодня необычные, — говорила, когда они вернулись в дом, воспитательница, управлявшаяся за столом. — А, князь?
— Феликс Феликсович собрался постричься в монахи, — сообщила, сдерживая смех, Ирина.
— Батюшки!
— При одном условии, — он жевал с удовольствием пирожное. — Если настоятельницей соседнего монастыря будет Ирина Александровна.
— Ну, уж нет, извините!
Домой он вернулся переполненный впечатлениями. «Черт возьми! — думал. — Где я был раньше? Очаровательное же создание! Прости, милейший Фердинанд, этот нежный плод не по твоей части!»
— Свататься, и дело с концом! — сказал как отрубил батюшка. — Немедля!
Легко сказать. Княжну из царствующего дома просто так под венец не ведут. На пути препятствия одно сложнее другого. Родители Ирины, в принципе, не против, однако считают, что следует подождать: дочь еще слишком молода. Вопрос, как отнесутся к их союзу во дворце? Государь, императрица? Вдовствующая императрица Мария Федоровна, «Бабушка», как зовут ее в свете? Голова кругом…
Возник, как черт из подворотни, серьезный соперник — в жизни бы не подумал! Только что вернувшийся с Олимпийских игр в Стокгольме участник состязаний по конному спорту, офицер лейб-гвардии конного Его Величества полка великий князь Дмитрий Павлович. Каково? Нанес визит, как сообщила в срочном послании Ирина, вел себя в высшей степени странно, уверял, что давно отличал кузину от барышень своего круга, питает нежные чувства, etc, etc… «Я ответила, — писала она, — что плохо его знаю и слова его отношу к простой любезности».
Он немедленно пишет в ответ:
«Вы не знаете, какое счастье было для меня получить Ваше письмо. Когда я был у Вас последний раз, я чувствовал, что Вы хотели многое мне сказать, и видел борьбу между Вашими чувствами и Вашим характером. Вы увидите, что скоро Вы победите его, привыкнете ко мне и мы будем хорошими друзьями. Когда я узнал о том, что Дмитрий был у Вас, то у меня явилось вдруг сомнение, мне показалось, что настала моя лебединая песня, и так невыразимо грустно стало на душе. Я невольно подумал, неужели все мои мечты разбиты, и счастье, поиграв со мной, отвернулось от меня — одним разочарованием больше в моей жизни. Получив Ваше письмо, я искренне верю тому, что Вы пишете, и безгранично счастлив.
Храни Вас Господь! Феликс.
Завтра еду в Крым, в начале мая вернусь в Петербург на 2 дня, затем за границу. Пока чем меньше про нас будут говорить, тем лучше».
Вечером того же дня решающее объяснение с Дмитрием в его доме в Царском Селе. На столе нетронутое вино, фрукты в вазе. Сидят в креслах напротив друг друга.
— Враги! — напевает он вполголоса прощальный дуэт из «Евгения Онегина». — Давно ли друг от друга нас жажда крови отвела?
— Не кривляйся хоть сейчас! — Дмитрий обхватил голову руками. — У меня не то настроение!
— Представь, у меня тоже.
— Давай без лишних слов, если не возражаешь… — чувствуется, чего стоит Диме говорить спокойно. — Еще ничего не решено, Ни родителями, ни во дворце. Шансы наши равны. Положимся на сердце Ирины Александровны. Если она меня не любит, а любит тебя, я немедленно отступлюсь. Если наоборот, отступишься ты. На решение ее мы влиять не будем.
— Справедливо, Дима, я согласен.
Они пожали друг другу руки.
— Здесь не очень весело, — оглядел стол хозяин. — Может, напоследок в Новую Деревню, к цыганам? Завьем горе веревочкой?
Вызвали автомобиль, веселились всю ночь в цыганском ресторане, он едва не опоздал на поезд.
В Крыму пробыл недолго: покровительница и друг великая княгиня Елизавета Федоровна, не устававшая направлять его на путь добродетели, уговорила посетить вдвоем Соловецкий монастырь. Он пишет оттуда княжне:
«Дорогая Ирина!
Надеюсь, Вы не рассердитесь на меня, что я Вас называю по имени, но не все ли равно, немного раньше или позже. Я так часто себе его мысленно повторяю, думая о Вас, что в письме к Вам было бы неискренне его пропускать. Тем более что мы решили с Вами иметь искренние отношения без всяких предрассудков.
Вот уже четвертый день, как я нахожусь в Соловецком монастыре, живу в келье, маленькой, темной, сплю на деревянном диване без всякого матраса, питаюсь монашеской пищей и, несмотря на все это, наслаждаюсь путешествием. Столько интересного тут. Это совершенно самостоятельное маленькое государство окруженное громадной каменной стеной. У них есть свои корабли, свой флот, настоятель монастыря — король и правитель этой маленькой страны на далеком севере, окруженной бушующим морем.
Как странно попасть сюда после всех наших разговоров о нашей заграничной жизни, это так все различно, что даже нельзя сравнивать. Весь день осматриваем окрестности, удим рыбу в громадных озерах, которых здесь около 400 и все они соединены каналами, так что можно часами по ним ездить, переезжая из одного в другое. Великая княгиня все больше в церкви уже с 5 часов утра. Службы длятся тут по 5–6 часов, я был раз, и с меня этого раза довольно. Пока она молится, я ловлю рыбу и прихожу уже к самому концу. Много тут схимников в удивительных костюмах. Спать тут совсем невозможно, звонят и день и ночь в колокола, сотни ручных чаек, которые орут не переставая и прямо влетают в комнаты, а самое ужасное — это клопы, которых легионы, и они беспощадно кусаются. Пища ужасная и всюду торчат и плавают длинные монашеские волосы. Это так противно, что я питаюсь только чаем и просфорой. По вечерам много читаю, думаю о Вас, о наших разговорах, а также о том, что скоро Вас увижу. Теперь я вижу, как трудно мне жить без Вас, и меня все тянет туда, где Вы. Как странно судьба сводит людей. Думал ли я когда-нибудь, что в Вашей маленькой, неопытной головке уже существуют такие устоявшиеся взгляды на жизнь и что мы с Вами эту жизнь понимаем и чувствуем одинаково. Таких людей, как мы с Вами, очень мало в этом мире, и понять нас другим почти невозможно. И Вы, и я, в общем, глубоко несчастливы. Мы оба думали, что нас никто не понимает и что только мы так чувствуем. Мы с Вами встретились и сразу почувствовали каким-то сверхчутьем, что именно мы друг друга поймем, что доказал наш вечерний разговор в саду. Я уверен, что мы с Вами будем так счастливы, как еще до сих пор никто не был. Наше счастье должно заключаться в общности наших взглядов и мыслей и исходящих из них действий, которые должны быть только известны нам одним и никому другому. Мы будем это хранить как святыню, и даже наши лучшие друзья не будут подозревать, что именно служит залогом нашего счастья. Много еще хочется Вам сказать, но думаю, что на все это у Вас не хватит терпения, чтобы прочитать. Посылаю Вам фотографии, а также графине.
Ваш преданный Феликс»…
Следуют один за другим праздники: столетие Бородинской битвы, торжества по поводу 300-летия Дома Романовых. Он с родителями в числе ближайших лиц, сопровождающих в церемониях царскую семью. Прием в переполненных залах Зимнего дворца, спектакль в Мариинском театре: опера «Жизнь за царя». Он рассеян, невнимателен, смотрит по сторонам, ищет глазами любимое лицо. Столкнулись, в результате, нос к носу в Казанском соборе во время торжественной литургии: он ее сразу не узнал. Стоял коленопреклоненный неподалеку от царской четы, все дамы, включая государыню, были в русских нарядах, стоявшая в двух шагах на коленях Снегурочка в голубом бархатном платье и высоком кокошнике повернулась неожиданно в его сторону: бог мой, Ирина! Показывала ему осторожно глазами куда-то наверх — он глянул: под высоким куполом собора кружили, точно ниспосланные небесами курьеры любви, два белых голубя. Дома, вернувшись, он набросал по памяти картинку, вывел по бокам монограммы: «И» и «Ф», наказал управляющему обрамить и поставить на стол…
Неопределенность, как она невыносима! Намеченная было помолвка откладывается, вокруг запутанная игра. Царица Александра Федоровна сменила, судя по всему, гнев на милость, готова поддержать их союз, государь после нескольких бесед с матушкой всецело «за», ждут согласия Бабушки. Неблагородно ведет себя Дмитрий. Помчался за Ириной в Париж, преследовал по пятам. Не удается покончить с головной болью, положить конец сплетням о продолжающихся якобы его встречах с Зоей Стекл.
«Получил Ваше письмо и глубоко возмущен поведением Дмитрия, — пишет он Ирине. — Как это подло и нечестно. Меня тоже сердит, что из-за этого Вы имеете неприятности. Получивши мое письмо, телеграфируйте мне, сколько Вы останетесь в Париже и когда приедете в Лондон. Я бы давно уже приехал в Париж, но не знаю, как посмотрят на это Ваши родители. Приехать тайно, все равно узнают, и видеться с Вами будет трудно. Вы себе представить не можете, как ужасна эта неизвестность и все, что я теперь переживаю. Мне иногда так безумно хочется скорее Вас увидеть, с Вами говорить, что я готов сейчас сесть в поезд и поехать туда, где Вы находитесь. Напишите мне хоть два слова из Парижа. Мне тоже очень многое Вам нужно рассказать. Узнайте, где Вы будете жить в Лондоне и сколько времени. Жду с нетерпением от Вас известий.
Через неделю он пишет ей из Архангельского:
«Дорогая Ирина!
Сегодня уезжаем в Москву на 2 дня. Затем в Курское имение на неделю. Это совершенно необходимо, и я никак не могу от этого отделаться. Меня ужасно мучает, когда Вы пишете, чтобы я приехал скорее. Я сам об этом только и думаю, когда снова увижу Вас? А вместе с этим я должен сидеть тут, и это бессилие и невозможность делать то, что хочется, меня очень изводят. Когда я Вас увижу, я Вам все расскажу, и Вы меня поймете. В Treport я приеду 1/14, 20 сентября мне нужно быть обратно в Крым, т. к. это день рождения моей матери. Для этого мне надо будет выехать из Парижа с Nord Express в субботу 14 сентября. Я надеюсь, что все-таки останусь дольше и пропущу этот день. Получил Ваше письмо. Когда возвращается Ваш отец и едете ли Вы в Крым? Ольга Владимировна едет тоже в Париж. Это очень хорошо. Вы начали гораздо лучше писать. Я сравнил Ваше первое письмо и два последних — громадная разница. Я перевернул в Архангельском весь дом кверху ногами, и у меня масса разных планов, которые со временем я хочу исполнить. Это очень забавно этим заниматься, надеюсь, Вы тоже любите строить и устраивать дома. У меня снята масса фотографий. Я их захвачу с собой. Сейчас зовут обедать, и я спешу закончить письмо, чтобы оно дошло скорее на почту, которая сейчас уходит в Москву. Всего, всего хорошего, и верьте, что я глубоко несчастен вдали от Вас.