Как мы уже писали, вплоть до смерти Екатерины II в 1796 г. императорские регалии и коронные бриллианты хранились в Бриллиантовой комнате, которая с 1764 г. находилась в личных покоях императрицы. Впоследствии Бриллиантовая комната Зимнего дворца начала проходить в официальных бумагах как кладовая № 1 Камерального отделения Кабинета Е.И.В.
При Павле I с 1797 г. значительная часть бриллиантовых изделий по-прежнему хранилась в личных комнатах правящей императорской четы, но часть ювелирных изделий стала перемещаться в специализированные кладовые. Еще раз подчеркнем, что наряду с традиционной Бриллиантовой комнатой (или кладовой № 1), за которой оставались функции хранения императорских регалий и коронных бриллиантов, возникли специализированные кладовые Кабинета с соответствующим штатом чиновников-профессионалов, где хранились драгоценности наградного характера.
Процесс формирования специализированных кладовых завершился уже при Александре I к 1803 г. Эти новые кладовые изначально носили специализированный характер и находились исключительно в ведении Кабинета Е.И.В. В результате в начале XIX в. в структуре Камерального отделения Кабинета Е.И.В. сформировались кладовые № 1, № 2 и № 3, каждая из которых имела свои четко очерченные функции.
Через три кладовые Камерального отделения проходили колоссальные ценности. Ежегодно жаловались бриллиантовые знаки к орденам, огромное число вещей из кладовых раздаривалось во время высочайших вояжей, и всем этим занимался достаточно ограниченный штат чиновников Камерального отделения Кабинета Е.И.В. Например, по высочайше утвержденным 24 апреля 1888 г. штатам личный состав Камерального отделения состоял из (табл. 18):
Таблица 18
Были, конечно, еще оценщики Кабинета, которые работали «за бесплатно», был неклассный технический персонал, но, тем не менее, штаты Камерального отделения более чем скромны. Последний раз штатное расписание Камерального отделения высочайше утвердили 18 ноября 1893 г. (табл. 19):
Таблица 19
Кладовая № 1 Камерального отделения Кабинета Его Императорского величества (Бриллиантовая комната)
В XIX в. при Николае Павловиче, наряду с Галерей драгоценностей, которая существовала в режиме общедоступного музея, главные ценности российской короны хранились в трех кладовых Камерального отделения Кабинета Е.И.В. Кладовая № 1 предназначалась для хранения императорских регалий и коронных бриллиантов.
В 1896 г. высочайше утвердили «Правила хранения императорских регалий и коронных драгоценностей в Бриллиантовой комнате Зимнего дворца». Эти правила действовали вплоть до 1917 г. В них четко фиксировалось традиционное место хранения императорских регалий и коронных драгоценностей – Бриллиантовая комната Зимнего дворца. При этом оговаривалось, что обе императрицы (вдовствующая Мария Федоровна и правящая Александра Федоровна) могут «с высочайшего соизволения» взять «в свои комнаты, для временного употребления» под ответственность своих камер-фрау необходимые им коронные драгоценности.
Об императорских регалиях мы уже подробно писали, теперь необходимо пояснить, что из себя представляли коронные бриллианты. Дело в том, что у каждой из российских императриц постепенно формировалась своя ювелирная коллекция. Как правило, бо́льшая часть этой коллекции по завещанию императриц делилась между детьми и другими наследниками. Но при этом часть личной ювелирной коллекции императрицы завещали государству, тем самым меняя юридический статус драгоценных вещей, переводя их из числа личных в коронные. Следовательно, коронные бриллианты являлись государственной собственностью и исключались из процедуры раздела наследования.
К середине XIX в. в «Описи коронных бриллиантов» значилось 375 вещей. Так или иначе, драгоценности, внесенные в книгу коронных бриллиантов, «отчуждению не подлежали», т. е. они переставали быть личной собственностью императорской семьи и приобретали статус неотчуждаемых государственных ювелирных изделий.
Надо отметить, что в списке коронных бриллиантов значились не только драгоценные вещи высокой стоимости. В этом списке значатся и достаточно дешевые вещи, носившие определенно памятно-мемориальный характер.
Коронные драгоценности приобретались только «на основании Высочайших повелений, в каждом отдельном случае даваемых», а также «вкладами Государя Императора и Государынь Императриц из Собственных драгоценностей».
Подчас бывали эпизоды, когда режим пополнения Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца «на основании Высочайших повелений, в каждом отдельном случае даваемых», приводил к утратам уникальных камней. К числу таких эпизодов можно отнести историю предложения Павлом Николаевичем Демидовым знаменитого алмаза «Санси» российскому Императорскому двору. При этом о «Санси» знают очень многие, но о том, что П.Н. Демидов предлагал его купить российской казне, сведений практически нет.
Сначала несколько общеизвестных сведений о «Санси». Этот камень был найден в середине XI века (одна из первых зафиксированных дат в истории камня – 1064 г.) в Индии. До шлифовки алмаз весил сто один с четвертью карата. Как и у всякого всемирного известного камня у «Санси» авантюрная история, изложенная в великом множестве источников. Но если обратиться к датам, то вырисовывается следующий перечень:
– В 1325 г. султан Муххамед из династии Туглукидов купил этот камень у неизвестного купца.
– В 1473 г. камень оказывается у Карла Смелого. Предполагается, что тогда камень был разрезан на три части, и та часть, которая осталась у Карла Смелого, и получила впоследствии название «Санси».
– В 1475 г. фламандский шлифовальщик камней Людвиг Ван-Брекен обработал камень. В результате алмаз потерял в весе 48 каратов из 100 и получил двойную огранку с 32 гранями. При этом ювелир сохранил природную форму камня – в виде груши. По преданию, Карл Смелый приказал вставить камень в свой шлем.
– В 1570 г. французский поверенный в Османской империи маркиз Николас Гарлей де Санси приобрел камень у португальского принца. К этому времени он был уже буквально «пропитан кровью», которая шлейфом тянулась за ним, как и за всяким знаменитым камнем.
– Около 1605 г. маркиз Санси продал алмаз английскому королю Якову I. В составленном в 1605 г. каталоге драгоценностей Тауэра камень фигурирует как «великолепный бриллиант, ограненный, куплен у Санси».
– В 1792 г. после Великой Французской революции «Санси» был выставлен на всеобщее обозрение. Через несколько дней, 17 августа 1792 г., выставку драгоценностей французской короны ограбили. Был украден и «Санси», который надолго исчез.
– В 1828 г. бриллиант «Санси» за 80 000 фунтов приобрел Павел Николаевич Демидов. Сделка была полулегальной и оттого скандальной, поскольку французы не желали выпускать знаменитый алмаз из страны.
– В 1835 г. П.Н. Демидову позволили вывезти «Санси» из Франции в Россию. Бриллиант был поднесен Демидовым в качестве свадебного подарка Авроре Карловне Шернваль.
– В 1865 г. Аврора Карловна Демидова продала алмаз за 100 000 фунтов стерлингов.
– В 1867 г. «Санси» впервые выставили для всеобщего обозрения на Всемирной выставке в Париже.
– В 1906 г. «Санси» появился в собрании американского промышленника Вильяма Вальдорфа Астора.
– В 1978 г. «Санси» был продан за 1 000 000 $ Лувру, где он сейчас и находится в галерее Аполлона.
Павел Николаевич Демидов (1798–1840)
К.П. Брюллов. Аврора Карловна Шернваль (1902–1908). 1837 г.
Как и всякий уникальный камень «Санси» окружен множеством легенд и версий. Все происходившее с камнем после 1867 г. окружено множеством легенд. В контексте нашей темы мы хотели бы затронуть малоизвестную «российскую» страницу в истории знаменитого камня. Но сначала несколько слов о главных действующих лицах.
Бриллиант «Санси»
Павел Николаевич Демидов (1798 – 1840), будучи владельцем богатейших сибирских чугуноплавильных заводов, входил в число богатейших сановников Российской империи. Он имел придворный чин «егермейстера Двора Его Величества» и являлся почетным членом Императорской Академии наук. Это был типичный западник начала XIX в., поскольку значительную часть своей жизни провел заграницей. П.Н. Демидов получил образование в Париже, в лицее Наполеона. Однако когда грянула «гроза 1812 г.», он вступил в армию, в рядах которой и находился до 1826 г. В 1831 г. Демидова пытались привлечь к административной деятельности на родине, назначив гражданским губернатором Курской губернии. Но в истории России Демидов остался как человек, учредивший знаменитую Демидовскую премию.
С 1830 по 1840 г. он ежегодно в день рождения Александра II (17 апреля) вносил в Императорскую академию наук по 20 000 руб. «на награды за лучшие по разным частям сочинения в России» и по 5000 руб. «на издание увенчанных Академиею рукописных творений».
Его женой стала фрейлина императрицы Александры Федоровны Аврора Карловна Шернваль. Обстоятельства этого не самого счастливого брака мы описывать не будем, но следует упомянуть, что именно в дни свадебных торжеств П.Н. Демидов преподнес Авроре Карловне в качестве свадебного подарка знаменитый бриллиант «Санси».
В одной из статей, посвященной этой истории, упоминается, что: «Приезжал к Павлу Николаевичу и придворный ювелир от Государя с предложением купить камень, но отказал гордец Демидов самому Императору, говоря, что не за какие деньги не расстанется с таким сокровищем. Им он купил свободу своей жены, ведь Демидовы привыкли покупать все, что пожелают…». Эта цитата не более чем литературный вымысел. На деле все обстояло несколько иначе.
Неоспоримым фактом является то, что Демидов в 1835 г. вывез «Санси» из Франции в Россию. Сразу же (29 апреля 1835 г.) он пишет письмо одному из влиятельнейших министров николаевской эпохи, министру финансов Егору Францевичу Канкрину, в котором предлагает казне приобрести знаменитый бриллиант: «Известный в Европе брилиант Санси находится в моем владении. Сей камень редкостный, сколько по историческому своему происхождению, столько по величине своей, чистоты воды и правильности формы, удостоился уже здесь любопытства Их Императорских Величеств Государя Императора и Государыни Императрицы. А как драгоценость сия несвойственна оставаться в партикулярных руках и по всеобщим о ней отзывам заслуживает быть обогащением сокровищь Короны Царей, то я с сею целью представлял оную Господину Министру Высочайшего Двора, Светлейшему Князю Петру Михайловичу Волконскому; но Его Светлости угодно было отозваться, что он хотя и находит сей камень достойным таковой цели, однакож по силе учреждений и ограничений Кабинет Его Императорского Величества вещь подобной ценности приобрести не может, а потому рекомендовали с оною обратиться к Вашему Сиятельству, как лицу, от коего зависят способы приобретения коронных сокровищ.., и если заблагорассудите видеть самый брилиант, то благоволите почтить меня Вашим отзывом и оный без замедления будет поднесен от меня Особе Вашей»[394] (орфография оригинала сохранена. – Авт.).
Через несколько дней (3 мая 1835 г.) К.Ф. Канкрин ответил, что, «…не имея по сему предмету Высочайшего повеления, не нахожу себя в праве входить в какое-либо по оному сношение, а равно испрашивать соизволения Его Императорского Величества»[395].
Фактически это был недвусмысленный отказ в приобретении «Санси». Однако П.Н. Демидов счел необходимым повторить попытку, поскольку в России такой камень могла приобрести только казна. 13 мая 1835 г. Демидов вновь пишет Канкрину: «…Брилиант сей по редкости своей величины и чистоты воды, нимало незатруднителен к сбыту во всяком месте, но цель предложения оного Вашему Сиятельству была та, чтоб… сей редкостный по своей истории камень сделать навсегда принадлежностью моего Отечества, и потому я ни к кому приличным не нашел адресоваться с таковым предложением, как к Вашему Сиятельству, оставаясь в полной уверенности, что Вы удостоите оное Вашим вниманием, поэтому и теперь остаюсь в несомненной надежде, что Вы неизволите отказаться сделать по сему зависящее от Вас содействие, если предлагаемый мною брилиант найдете достойным таковой цели»[396].
28 мая 1835 г. переписка заканчивается повторным заявлением Канкрина, «что как дело сие совершенно относится до Высочайшего Двора, то никак не осмеливаюсь выходить о том с представлением Его Императорскому Величеству»[397].
Что остается из этой истории в «сухом остатке»? В 1835 г. П.Н. Демидов после скандальных судебных тяжб во Франции возвращается в Россию с всемирно известным бриллиантом «Санси». Как человек, имеющий придворный чин егермейстера, Демидов бывает в Зимнем дворце, и как следует из его письма, с «Санси» лично ознакомились Николай I и императрица Александра Федоровна. Однако в это время что-то происходит, и интерес к уникальному камню у царской семьи пропадает начисто. Демидов обращается к министру Императорского двора князю П.М. Волконскому с предложением продать камень, на что следует вежливый отказ. Дважды обращается к министру финансов К.Ф. Канкрину. Результат тот же. При этом из приведенных писем совершенно очевидно следует, что инициатором этого отказа мог быть только Николай I, который жестко держал все нити управления державой в своих руках. И, конечно, он был осведомлен о попытках П.Н. Демидова продать знаменитый «Санси» казне с тем, чтобы он оказался среди коронных драгоценностей Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца.
Мы можем только предполагать, почему Николай Павлович отказался приобрести «Санси». Конечно, с санкции императора и министр Двора князь П.М. Волконский, и министр финансов К.Ф. Канкрин могли без труда решить проблему. Строя предположения, следует иметь в виду, что Николай I был человеком чести и твердых моральных принципов. Поэтому версия № 1 – российский император не желал приобретать в число коронных бриллиантов знаменитый камень, поскольку за ним тянулся не только кровавый шлейф, но и шлейф судебных процессов во Франции. Версия № 2 – предполагаемый брак П.Н. Демидова на бедной фрейлине императрицы Александры Федоровны был, по сути, покупкой молодой красавицы богатым сановником. Сама по себе ситуация мезальянса была стандартной для того времени, однако, возможно, Демидов нарушил некие правила игры. Поэтому на момент попытки продажи камня Демидов был полностью лишен прямого выхода на Николая I, получил отказ от министра Двора и министра финансов и поэтому демонстративно подарил бриллиант своей жене Авроре Карловне. В качестве версии № 3 можно предположить, что стороны просто не сошлись в цене. А когда Демидов обратился к Канкрину, то о предварительных торгах не упомянул, поскольку в них так или иначе участвовал Николай I. Из этих весьма гипотетических версий нам представляется более реальной версия № 2, поскольку в приведенных документах довольно отчетливо проглядывает «человеческий фактор» в виде недовольства Николаем I поведением своего подданного.
Впрочем, имеются документы, указывающие на то, что Николай I не имел личных претензий к своему поданному. Так, 17 июля 1835 г. Николай II с супругой посетили бал, устроенный Демидовым[398].
«Санси» не оказался в Бриллиантовой комнате Зимнего дворца, но там продолжали храниться и другие всемирно известные камни. И к этим камням не единожды проявлялся интерес. В том числе и научный.
Эта история относится к 1893 г., последнему году жизни Александра III. Тогда, весной 1893 г., директор Дублинского музея наук и искусств Балля обратился к герцогу Эдинбургскому (женатому на сестре императора Александра III, великой княгине Марии Александровне) с просьбой «помочь ему добыть в России положительные сведения о самых замечательных алмазах и других камнях, составляющих Императорскую собственность»[399]. Герцог Эдинбургский обратился с просьбой помочь ученому к российскому послу в Лондоне, а тот, в свою очередь, вместе с письмом на имя министра Императорского двора графа И.И. Воронцова-Дашкова выслал в Петербург и запрос Балля.
Как следует из текста записки, ученый желал получить сведения о трех камнях «восточного происхождения» из Бриллиантовой комнаты, или, как он ее называл, «Императорской Российской Сокровищницы».
Эти камни были известны любознательному ирландцу под именами «Орловского» (Orlof), «Шах» (Jhah) и «Столового» (Gable). На тексте записки, видимо, переданной чиновникам Камерального отделения, против каждого из упоминаний об этих камнях имеются карандашные пометы российского происхождения.
Так, против бриллианта «Орлов» указаны: «№ 2, 185 кар., 2 395 750 руб.». Это номер бриллианта по описи, его точный вес и стоимость. При этом следует отметить, что цена камня указана по оценке, сделанной придворными ювелирами в начале 1865 г. Следовательно, к 1893 г., т. е. на протяжении 28 лет, официальной переоценки коронных камней не проводилось.
Против алмаза «Шах» указывалось: «№ 37, 86 кар., 225 000 руб.». Напротив слов Балля о том, что «…некоторые писатели утверждают, что первоначально он весил 95 кар. и что вырезанные на нем имена были уничтожены через позднейшую обработку и шлифовку…», лаконично указывалось «неправда».
По поводу третьего камня, названного Баллем «Столовым», у чиновников Камерального отделения ясности не было. Поэтому на полях появился знак вопроса, а затем приписка: «Сапфир № 345. Рубин № 183». Их можно было понять, поскольку и у самого Балля сведения об этом камне носили скорее легендарный характер: «Говорят, что это гладкий камень октогональной формы; другие же важные подробности очень неопределенны и противоречивы, как относительно веса (68 кар.?), так и относительно его происхождения»[400].
Из других бриллиантов, якобы хранящихся в Бриллиантовой комнате, ученый упоминает еще два камня: «„Полярная звезда“ (карандашная помета – с. 181) и „Красный бриллиант“ (карандашная помета – с. 105). Первый из них был продан г-жею Гаррард княгине Юсуповой; второй, говорят, известен своим цветом».
Как следует из рапорта, составленного чиновниками Камерального отделения и направленного на имя управляющего Кабинетом генерал-лейтенанта Павла Константиновича Гудим-Левковича, они знали о хранимых в Бриллиантовой комнате камнях ничтожно мало. Вероятно, легенды о каких-то камнях имелись, но, видимо, хранители не сочли уместным в официальном документе использовать профессиональные легенды. Поэтому язык документа сух и лапидарен: «В Общем архиве Министерства Императорского двора… никаких исторических сведений не найдено. В делах Камерального отделения тоже ничего нет…». Поэтому в письме к российскому послу в Лондоне упоминается только, что вес алмаза «Орлов» не 194 3/4 карат, а 185 карат.
И тем не менее, для того чтобы не разочаровать исследователя, к официальному ответу был приложен краткий список из наиболее значительных камней, «заслуживающих внимания по редкости и выдающимся качествам». Мы приведем его полностью[401] (табл. 20):
Таблица 20
«Список драгоценным камням, находящимся в Российской коллекции Императорских Регалий и Коронных бриллиантов, заслуживающих внимания по редкости и выдающимся качествам»
Возвращаясь к режиму хранения коронных бриллиантов, следует отметить, что ответственной структурой, обеспечивавшей хранение императорских регалий и коронных драгоценностей, являлся Кабинет Е.И.В. У заведующего Камеральным отделением хранились ключи и печать от Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца. В регламентирующих документах оговаривалось, что возможная передача драгоценностей от одной императрицы к другой допускается только через Камеральное отделение с соответствующей записью в инвентарные книги. Поэтому всякое движение императорских регалий и коронных драгоценностей тщательно фиксировались в специальной книге «Описи Коронных бриллиантов». При этом для передачи драгоценностей в комнаты императриц требовалось обязательное «высочайшего Государя Императора соизволение» по докладу министра Императорского двора. Надо заметить, что это положение выполнялось довольно патриархально. Обыкновенным простым карандашом в соответствующей графе рукой заведующего Камеральным отделением небрежно вписывалось: «У Ея Императорского Величества». Дата при этом не указывалась.
Вместе с тем в «Правилах» 1896 г. оговаривались форс-мажорные ситуации, когда «в экстренных случаях Всеподданнейшие доклады могут быть представлены после исполнения повелений Их Величеств Государынь Императриц». Также указывалось, что любые переделки коронных драгоценностей допускаются только «с Высочайшего соизволения».
В примечании к «Правилам» 1896 г. указывается, что «Книга коронных бриллиантов» ведется в двух частях: в первую вносятся императорские регалии, а во вторую – коронные драгоценности. Кроме этого, на случай пожара дубликаты ключей от Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца хранятся также у начальника Санкт-Петербургского Дворцового управления.
Наружная охрана Бриллиантовой комнаты возлагалась на Главный караул Зимнего дворца, который должен был выставлять двух часовых к дверям охраняемой комнаты.
Вход в Бриллиантовую комнату заведующего Камеральным отделением Кабинета Е.И.В. «происходит по мере надобности и в присутствии одного из его помощников и полицмейстера Зимнего дворца, или лиц их временно заменяющих». На случай форс-мажора оговаривалось, что за отсутствием помощника заведующего Камеральным отделением управляющий Кабинетом назначает для входа в Бриллиантовую комнату совместно с заведующим одного из чиновников Кабинета.
Доступ в Бриллиантовую комнату посторонним лицам разрешался не иначе как с позволения министра Императорского двора. При этом заведующему Камеральным отделением позволялось «с разрешения управляющего Кабинетом, под свою ответственность, вводить с собою лиц лично ему известных, а также ювелиров, оценщиков Кабинета и нужных в том или другом случае рабочих». Следует заметить, что кроме профессионалов-ювелиров, которые десятилетиями сотрудничали с Камеральной частью, только очень немногие могли похвастаться тем, что побывали в Бриллиантовой комнате Зимнего дворца.
Инструкциями предписывалось по возможности пломбировать все драгоценности и вещи, хранимые в кладовых № 2 и № 3. Коронные драгоценности и бриллианты в кладовой № 1 не пломбировались, но обо всех «движениях» драгоценностей ежемесячно составлялись специальные записки. При трех кладовых Камерального отделения состояли штатные оценщики: пять оценщиков драгоценных камней, два оценщика мягкой рухляди, один оценщик парчовых изделий и церковных принадлежностей, один оценщик часов и механических изделий и один оценщик серебряных и золотых изделий[402]. Всего 10 человек.
В результате тщательного подбора ювелирных уников в кладовых Камерального отделения оказались сосредоточены колоссальные ценности. В первой четверти XIX в. эти ценности были распределены по трем кладовым Камерального отделения. Вещи, отнесенные к императорским регалиям, такие как Большая императорская корона (1762 г.), держава (1762 г.) и скипетр (1777 г.) были помещены в кладовую № 1. Туда же были помещены уникальные ювелирные изделия «с историей» (мемориальные вещи), которые стали основой коллекции коронных бриллиантов и жемчугов.
Кладовая № 1, где хранились императорские регалии и коронные бриллианты, несмотря на особый режим доступа, довольно активно использовалась. Преимущественно это касалось коронных бриллиантов, которые каждая из императриц могла затребовать в «свои комнаты».
Последний раз в истории династии Романовых полная коллекция императорских регалий была использована 27 апреля 1906 г. во время торжественного приема депутатов Государственной думы в Тронном (Георгиевском) зале Зимнего дворца. При этом Николай II императорские регалии не надевал, но они были выложены на двух столах, поставленных справа и слева от трона: Большая императорская корона, Скипетр, Держава, Государственное знамя, Государственный меч, Государственная печать и порфира императора. Для этой церемонии часть регалий (Государственный меч, Государственная печать и порфира императора) были привезены из Москвы, из Оружейной палаты Московского Кремля, где они хранились с мая 1896 г. Когда составлялся сценарий открытия Думы, особо оговаривалось, что в Георгиевском зале охранять регалии будут четыре дворцовых гренадера, и Корона с Державой будут находиться «с правой стороны от престола»[403].
Открытие I Государственной думы. 27 апреля 1906 г.
На известной фотографии, запечатлевшей этот исторический момент, столы с регалиями хорошо просматриваются. На троне художественно разложена императорская порфира, складки которой раскладывала лично императрица Александра Федоровна.
В последующие годы императорские регалии использовались только частями. Так, 29 мая 1913 г. после окончания празднования 300-летия Дома Романовых в Камеральную часть был сдан запечатанный пакет за № 156, в котором хранилась цепь от ордена Св. Андрея Первозванного.
16 июля 1914 г. в Камеральную часть из Александровского дворца был отправлен ящик под № 1 с коронными бриллиантами, сданный под расписку за № 175[404]. В этом ящике находились коронные бриллианты, находившиеся в комнатах императрицы Александры Федоровны. К этому времени перспектива войны с Германией уже вполне определилась, и чиновники Камерального отделения, перестраховываясь по должности, начали заранее собирать коронные драгоценности, для того чтобы эвакуировать их в Москву. 19 июля 1914 г. Германия объявила России войну.
Последний раз часть императорских регалий была востребована императрицей Александрой Федоровной и ее дочерьми 20 июля 1914 г., когда в Зимнем дворце состоялся большой выход по случаю вступлении России в войну с Германией. Тогда императорская семья отправилась из Петергофа в Петербург на яхте «Александрия». Как вспоминал один из офицеров: «Государыня с великими княжнами, в тяжелых царских регалиях, в екатерининских цепях и лентах, с массой драгоценностей, в белых платьях, сидели на юте»[405]. После этого вплоть до февраля 1917 г. императорские регалии и коронные бриллианты находились в Москве, где хранились в Оружейной палате Московского Кремля.
Описи коронных бриллиантов
Поскольку было место хранения коронных драгоценностей, поскольку были должностные лица, персонально отвечавшие за их хранение, то, естественно, велся и тщательный учет драгоценных ювелирных изделий.
Первая из известных описей датируется 1727 г. Это был документ, связанный с разделом имущества Екатерины I между ее дочерьми Анной и Елизаветой, составленный после смерти императрицы[406]. В описи перечислены всевозможные табакерки из разных материалов, готовальни, часы, зеркала, перстни, золотая посуда и многое другое. В результате «у Ея Величества государыни цесаревны Анны Петровны… алмазных вещей на 71 000, в том числе нитка в 28 зернах… в 8000 рублев. Алмазные вещи, которые изволила Ея Высочество носить в девицах, на 15 300. Итого на 85 000». Елизавете Петровне досталось «алмазных вещей на 88 665 р., в том числе четыре нитки персицкого жемчугу в 900 р. …нахтыш да зеркало настольное с яшмами и с каменьями. Цена 800 р. серебряной посуды…»[407].
В последние годы жизни Елизаветы Петровны было начато составление «Опись вещам бриллиантовым… яшмовым, изумрудным, жемчугу и прочему». Возглавил эту работу генерал-поручик Н.А. Возжинский. Опись завершили уже при Петре III 29 декабря 1761 г. Судя по описи, ювелирная коллекция Елизаветы Петровны была разделена по группам: ордена, серьги, перстни, кресты, бриллиантовые звезды, уборы и гарнитуры, часы и веера. Возглавляла список бриллиантовая корона[408]. Следует подчеркнуть, что опись 29 де кабря 1761 г. стала первым сводным документом, включавшим императорские драгоценности.
При Екатерине II в 1786 г. была начата «Книга приходная вещам, в Кабинете и в Комнате Ея Императорского Величества для подарков хранящимся, августа с 1-го числа 1788 г.». Все ювелирные изделия в этой описи пронумерованы и, естественно, драгоценностям были даны очень скупые описания. Так, под № 27 значился «Бриллиантовый солитер, в нем весу 18 7/16 крат в 15 000 рублей, а по оценке в 22 000 рублей»[409]. Записи велись в хронологическом порядке, с точным обозначением, от кого вещи поступили, с оценкой их в ассигнациях и с показанием их убыли.
Кроме этого, в 1789 г. была составлена хранителем И.Н. Бартеневым и придворным ювелиром Л. Пфистерером новая опись, названная «Опись взнесенным в Армитаж Ея Императорского Величества казенным разным вещам, значущимся под сим разными литерами и номерами». Именно в эту опись вошло большинство вещей из «Елизаветинского списка» (29 декабря 1861 г.)[410].
После смерти Екатерины II в ноябре 1796 г. из ее Бриллиантовой комнаты были изъято множество уникальных ювелирных изделий. Весь период правления Павла I они находились в распоряжении самого императора и его жены императрицы Марии Федоровны. В процессе изъятия драгоценностей была произведена инвентаризация ювелирных изделий, находившихся в комнатах умершей императрицы. По итогам инвентаризации было составлено несколько обширных описей с перечислением бесчисленных драгоценностей. Поэтому мы приведем только произвольно составленный список, в который вошла мизерная часть драгоценностей, хранившихся в комнатах императрицы Екатерины II[411] (табл. 21).
Таблица 21
Некоторые из этих мемориальных предметов сохранились до сего дня и хранятся либо в Бриллиантовой комнате (Галерее драгоценностей) Государственного Эрмитажа, либо в Алмазном фонде Московского Кремля.
После трагических событий марта 1801 г. и воцарения императора Александра I началась передача части этих ценностей из комнат императрицы Марии Федоровны в Камеральное отделение Кабинета. Этот процесс в целом завершился к 1803 г. При этом бо́льшая часть ювелирных изделий императрицы Екатерины II поступила в кладовую № 2 Камерального отделения Кабинета, в которой хранились ювелирные изделия «переменного фонда». Из этого фонда что-то уходило в виде наград или пожалований, что-то покупалось у придворных ювелиров.
Но в кладовую № 2 Камерального отделения передали не всю ювелирную коллекцию Екатерины II. Значительная часть ее продолжала оставаться в комнатах императрицы Елизаветы Алексеевны, жены императора Александра I. После ее смерти в 1826 г. все эти вещи оказались в кладовых Камеральной части. Вот некоторые из этих предметов[412] (табл. 22):
Таблица 22
Новая[413] систематизированная опись императорских регалий и коронных бриллиантов, названная «Книга коронных брильянтов, брильянтовых вещей и жемчугов», была составлена в феврале 1838 г. после декабрьского пожара Зимнего дворца в 1837 г. При этом была утверждена новая форма описи драгоценностей. Несколько позже, после смерти в 1840 г. камер-фрау Пильниковой и вступления в должность камер-фрау А.А. Эллис, была составлена новая ведомость, она полностью идентична описи 1838 г. Именно эта книга, составленная в 1838 г., стала первой описной книгой, в которой приведен весь перечень коронных бриллиантов. При этом стоимость вещей в описи не была обозначена.
В описных книгах 1838 и 1840 гг. зарегистрировано 649 номеров, но фактически единиц предметов было значительно больше[414]. По книге 1840 г. из внесенных в нее 649 номеров 623 заверены подписью вице-президента Кабинета кн. Гагарина и начальника II Отделения (Камерального отделения) Петухова. Примечательно, что под № 623 проходила «Модель Большого Бриллианта сделанного из кристалла». Это была копия уже упоминавшегося знаменитого бриллианта, названного позже «Орлов». Копию изготовили специально для императрицы Екатерины II около 1770 г., когда она принимала решение о приобретении этого уникума. Тогда Екатерине II прислали из Голландии хрустальную копию «большого камня армянина Сафраса», хранившегося в одном из банков Амстердама[415].
Трость с синим набалдашником, украшенным бриллиантами и с вензелем (1200 руб.). Императорская Галерея драгоценностей. Кон. XVIII в. Россия
В этом перечне бриллиантов упоминаются уникальные вещи, часть из которых дошла до настоящего времени и экспонируется в витринах исторического зала Алмазного фонда Московского Кремля. Так, под № 5 в рубрике «Большие бриллианты» упоминается «Один бриллиант, весьма большой, ограненный призмами, поднесенный в 1829 году персидским принцем Хорзев Мирзою, доставленный для хранения от г. Министра Императорского Двора при письме за № 3802». Далее карандашом приписано «По весу оказался 86 7/16 карата. 225 000 руб.». Этот «весьма большой» бриллиант, известный как алмаз «Шах», был платой за жизнь русского драматурга и дипломатического представителя (министра-резидента) в Тегеране А.С. Грибоедова.
В разделе «Бриллиантовые орденские знаки» перечислены 22 вещи. Под № 38 идет коронационная «Большая цепь Ордена Св. Апостола Андрея из 20 штук». В следующей графе идет карандашная запись, согласно которой придворные ювелиры, видимо, в 1865 г. оценили цепь в 77 233 руб. Именно эту цепь надевали на себя императоры поверх коронационной мантии в Успенском соборе Московского Кремля. Эта цепь сохранилась и выставлена в Алмазном фонде.
Наряду с очень дорогими вещами в этом разделе упоминаются изделия весьма низкой стоимости. Например, серебряная звезда Ордена Св. Екатерины стоимостью всего в 4 руб. Следовательно, «рублевая» ценность вещи не всегда играла главенствующую роль. Наверняка у этой скромной звезды была своя история, из-за которой она и оказалась в списке государственных, неотчуждаемых бриллиантовых вещей.
Как было сказано ранее, после № 623 список ценностей, заверенный подписями вице-президента Кабинета князя Гагарина и начальника II Отделения (Камерального отделения) Петухова, был продолжен.
№ 624, именованный как «Склаваж из 27 рубинов» стоимостью в 33 337 руб., был внесен в опись 26 марта 1841 г.[416] Далее упоминается, что 5 декабря 1841 г. из кладовой № 1 придворному ювелиру К. Болину были выданы «различные драгоценные камни», «выломанные из вещей на сделание диадемы», и уже 2 января 1842 г. под № 629 в Список была внесена «Диадема, составленная из коронных брильянтов и жемчугов», стоимостью в 62 950 руб.
Второй раз Список был дополнен в феврале 1861 г. Тогда в Список внесли бриллиантовые вещи, изготовленные для императрицы Марии Александровны в 1856 г. при подготовке к коронации. Это были: «Маленькая бриллиантовая корона, изготовленная для Ея Императорского Величества Государыни Императрицы Марии Александровны в 1856 г.» (№ 635) стоимостью в 56 008 руб. В «Списке» помечено, что эта корона и в 1861 г. продолжала находиться в «комнатах у Ея Императорского Величества».
Тогда же в список были внесены под № 636 две «Бриллиантовые цепи ордена Св. Апостола Андрея Первозванного», также изготовленные придворными ювелирами к коронации 1856 г. Эти цепи предназначались для двух императриц: вдовствующей – Александры Федоровны («состоящая из двадцати четырех частей, принадлежащая в Бозе почившей Государыне Императрице Александре Федоровне, сделанная в 1856 г.», стоимостью 16 236 руб.) и царствующей – Марии Александровне («состоящая из двадцати четырех частей, принадлежащая Государыне Императрице Марии Александровне, сделанная в 1856 г.», стоимостью в 18 404 руб.). Следует отметить, что стоимость цепи царствующей императрицы на 2000 руб. дороже. Тем самым придворные ювелиры тактично и сдержанно оттенили ее более высокий статус.
Тогда же после смерти вдовствующей императрицы Александры Федоровны в Список были внесены «вещи, оставшиеся после в Бозе почившей Императрицы Александры Федоровны, которые на основании духовного завещания императрицы Марии Федоровны, должны поступить в число коронных бриллиантов». Это были (табл. 23):
Таблица 23
Эта традиция российских императриц переводить часть своих личных ювелирных украшений «в число коронных неотчуждаемых бриллиантов» была положена императрицей Марией Федоровной (Вюртембергской, женой Павла I). Потом этой традиции следовали все российские императрицы, за исключением последней императорской семьи, которая не смогла последовать этой традиции по причине падения царской власти.
Последняя запись в «Списке» датируется 16 февраля 1861 г., когда в кладовую № 1 под № 649 поступили 25 изумрудов весом 11 3/4 карата на 2761 руб. 50 коп.[417] Скорее всего, это были вещи великой княгини Ольги Александровны, королевы Вюртембергской, лично отобранные императрицей Марией Александровной и переданные в Бриллиантовую комнату в качестве коронных драгоценностей. Об этом сюжете речь пойдет ниже.
В 1865 г. старую описную книгу заменили новой, куда и были внесены коронные драгоценности после их переоценки. Инициатива по «денежной» оценке всех императорских регалий и коронных бриллиантов принадлежала министру Императорского двора В.Ф. Адлербергу. Распоряжение об оценке ценностей состоялось еще в 1863 г., однако выполнение этого распоряжения откладывалось вплоть до 1 октября 1864 г., когда умерла камер-фрау А.А. Эллис, которая жила в Зимнем дворце и отвечала за бриллианты с 1840 г.
В этот же день министр Императорского двора В.Ф. Адлерберг распорядился «в комнату, где хранятся коронные бриллианты никого не впускать впредь до моего назначения комнат для товарки, а ключи, бывшие у г-жи Эллис, представить мне». Распоряжением Адлербега Бриллиантовую комнату немедленно опечатали: «Никого не впускать до производства надлежащей проверки означенных бриллиантов особой комиссией», в которую министр включил члена Кабинета тайного советника Петухова, начальника Камерального отделения Кабинета статского советника Данилевского и «кадровый резерв» в лице камер-фрау фон Винклер[418].
В этот же день камер-фрау фон Винклер получила записку от министра Императорского двора: «По высочайшему Государя Императора повелению, камер-фрау Государыни Императрицы фон Винклер поручается хранить Государственные бриллианты вместо умершей камер-фрау Эллис. Г-же Винклер предложить принять оные по проверке назначенного мною комиссею. 1 октября»[419].
Надо заметить, что Каролина Егоровна фон Винклер уже предметно представляла, чем ей предстоит заниматься, поскольку уже несколько лет фактически заменяла болевшую камер-фрау Эллис.
Окончательный состав особой «Оценочной комиссии» выглядел следующим образом: ее возглавил начальник II Отделения (Камерального) Кабинета Е.И.В. Петухов. В состав комиссии вошел комендант Зимнего дворца К.Л. Кубе[420], начальник Камерального отделения Данилевский и ювелиры-оценщики Кабинета Бутц, Болин и Зефитинген.
Именно тогда стоимость каждой ювелирной вещи была внесена в описную книгу 1865 г. При этом опись 1838 г. использовалась оценщиками как черновик. В пустой графе простым карандашом в столбик ювелирами-оценщиками подсчитывался как общий вес бриллиантов в каратах, так и общая стоимость самого изделия. Следует отметить, что при определении стоимости художественные достоинства вещи, ее исторический шлейф и стоимость металла совершенно не учитывались. Оценке подлежали только караты, суммируя стоимость которых ювелиры и выходили на итоговую сумму всей вещи. Примечательно, что идея использовать опись 1838 г. в качестве черновика, видимо, возникла в процессе работы в 1865 г. Так, карандашные записи появляются только в конце работы по оценке Большой императорской короны 1762 г., когда напротив знаменитой рубиновой шпинели появилась первая запись, оценивавшая уникальный камень в 100 000 руб.
Как это ни удивительно, но даже столь авторитетные эксперты при составлении описи допустили ряд ошибок. Дело в том, что в описи значилось пять пар алмазных серег, изготовленных Леопольдом Пфистерером около 1773 г. При этом в серьгах были использованы вставки из темно-розового камня. В описи 1838 г. они были определены как гранаты, а в описи 1865 г. как агаты. И только в 1922 г. специалисты определили, что это «красивые кусочки розового гранита пегматита в виде плоской розы…»[421].
В это не могли поверить многие. Но для помещения полированного гранита (т. е. булыжника) в женские сережки был весьма веский повод. Дело в том, что это были полированные осколки знаменитого Гром-камня, на котором поднял на дыбы своего коня Петр Великий, работы Этьена Фальконе. В память об этой работе и появились в перечне коронных бриллиантов женские сережки со вставками из полированного гранита. Тогда, в 1780-х гг., они были в большой моде.
Примечательно, что во время составления описи 1865 г. в траурных уборах были определены камни из полированного каменного угля, которые ранее по описи 1838 г. проходили как черные агаты. Однако в XVIII в. Екатерину II, при которой были изготовлены эти траурные уборы, больше интересовала красота камня, а не его стоимость[422]. Так что наряду с полированным гранитом в числе коронных бриллиантов значились и кусочки полированного каменного угля.
Рапорт по итогам работы «Оценочной комиссии» был представлен министру Императорского двора 12 октября 1864 г. Общая сумма подлежащих оценке 363 номеров ювелирных изделий по шнуровой книге составляла 6 907 261 руб. 76 коп. В ходе работы комиссии были выявлены некоторые расхождения фактически имевшихся вещей и записей в шнуровой книге: «А). Не оказалось заключающихся в книге вещей: 1. под № 590 ключа часового бриллиантового примерно на 100 руб. (впоследствии выяснили, что ключик привешен к одним из часов, переданных в Эрмитаж. – Авт.); 2. под № 605 пары серег перламутровых с стразами примерно же 15 руб.; 3. под № 327 весьма дурной половинчатой жемчужины 10 руб.; 4. под № 225 четыре оправленные маленькие лала (гранаты. – Авт.) оказались при оценке стеклом. Всего 125 руб. О записке сих вещей в расход испрашивается разрешение Вашего Сиятельства.
Б). Вещам и каменьям, оказавшимися незаписанными в книге: 5. 25 изумрудов вес. 113 3/4 кар. на 2761 руб.; 6. бант с одной просверленной жемчужиной 1148 руб.; 7. два бантика с 2 жемчужными подвесками и 2 плоскими жемчужинами, в коих выломано 20 бриллиантов и 2 жемчужины 1690 руб.; 8. одна булавка с одним бриллиантом и жемчужною подвескою 780 руб.; 9. две небольшие жемчужины, осыпанные мелкими бриллиантами 87 руб.; 10. одна алмазная дублированная булавка 40 руб.; 11. бриллиантовая цепочка 1204 руб.; 12. серьги с 2 небольшими шотландскими жемчужинами 3 руб. Всего на 7713 руб.»[423].
Комментируя представленные итоги, отметим, что по старой описи не хватало вещей на 125 руб., при этом незарегистрированным вещам излишек составил 7713 руб. Этот денежный итог очень красноречив. Камер-фрау А.А. Эллис никто не проверял с 1840 г. по 1864 г., при этом оборот коронных бриллиантов был весьма значителен. Отдельные вещи шли в лом, другие ломались частично, для того чтобы изготовить из полученного материала новые вещи. Что-то требовалось в комнаты императрицы, что-то возвращалось. В результате за 24 года недостача по вещам составила всего 125 руб., при превышении этой недостачи на 7713 руб. Сама же камер-фрау Эллис, по свидетельству ее близких, «ничего не оставила после себя, даже средств для приличного погребения».
14 октября 1864 г. Каролина Егоровна фон Винклер подписала документ, в котором сообщала В.Ф. Адлербергу, что «императорские регалии, как и коронные бриллианты, после проверки их Комиссию, мною приняты для хранения по описи, имеющейся в Кабинете Его Величества». Так, за две недели прошла «смена караула» в Бриллиантовой комнате Зимнего дворца.
Пожалуй, самыми значимыми в указанных книгах являются подробные описания главных императорских регалий: Большой императорской короны (1762 г.), Державы (1762 г.) и Скипетра (1773 г.).
Лаконичные описания составляли профессионалы, придворные ювелиры-оценщики, поэтому в описи содержится только детальный перечень драгоценных камней, использованных придворными ювелирами Иеремией Позье, Георгом Фридрихом Экартом и Леопольдом Пфистерером. Немалый интерес представляет и детальная оценка каждого из камней, использованных в этих бесценных исторических вещах.
Мы позволили себе свести в единую таблицу описи императорских регалий, данных в Книгах 1838 и 1865 гг. Таблица достаточно объемна, но автору не известны столь детальные публикации[424], где был бы «расписан» буквально каждый камень в императорских регалиях (табл. 24).
Таким образом, один из главных имперских символов России стоил в ценах 1865 г. 823 976 руб. В то время это была, конечно, огромная сумма, но с учетом того, что Александр II оставил своей второй жене более 3 млн руб., не запредельная. Надо добавить, что уже в 1920-х гг. Большую императорскую корону оценили в 52 000 000 долл.
Вторую по значимости позицию в списке императорских регалий занимал Скипетр (табл. 25).
Далее следовала Держава (табл. 26).
Таблица 24
Большая императорская корона
Таблица 25
Скипетр
Таблица 26
Держава
Очень заметна была во время коронационных торжеств Большая императорская цепь ордена Св. Апостола Андрея Первозванного. По описи 1865 г. цепь ордена Св. Апостола Андрея Первозванного «из 20 частей» состояла из: 176 бриллиантов 33 15/32 карат (1875 руб.); 115 бриллиантов 74 4/32 карат; 201 бриллианта 34 4/32 (1911 руб.); 220 бриллиантов (двуглавый орел) в 50 карат (3500 руб.); 158 бриллиантов (крест) в 110 карат (8800 руб.); 158 бриллиантов 36 карат (2160 руб.); 187 бриллиантов в 33 11/32 карат (2000 руб.); 112 бриллиантов 75 1/2 карат (6040 руб.); 203 бриллианта в 36 5/8 карата (2200 руб.); 141 бриллиант в 26 4/32 карата (2090 руб.); 123 бриллианта в 20 5/8 карата (1444 руб.); 203 бриллианта в 36 карат (2160 руб.); 117 бриллиантов в 79 карат (6320 руб.); 185 бриллиантов в 33 12/32 карата (2000 руб.); 246 бриллиантов в 40 карат (2400 руб.); 124 бриллианта в 124 8/32 карата (12 400 руб.); 213 бриллиантов в 5530/32 карата (3920 руб.); 203 бриллианта в 35 1/2 карата (2130 руб.); 117 бриллиантов в 73 8/4 карата (5900 руб.); 185 бриллиантов в 34 1/32 карата (2053 руб.). Всю цепь в 1865 г. оценили в 77 233 руб.[425]
Эта цепь была изготовлена «ювелиром Диком» к коронации Павла I в 1797 г. С этой коронации бриллиантовая цепь ордена Св. Андрея Первозванного вошла в число императорских регалий и возлагалась во время церемонии коронации на всех российских монархов, включая Николая II.
Вышеперечисленные 20 звеньев цепи состоят из разной величины звеньев трех типов. Восемь выполнены в виде русского герба – двуглавого орла. Шесть напоминают о Св. Андрее Первозванном, в честь которого Петр I учредил высший орден империи. Последние шесть изображают вензель из переплетенных латинских букв «PPI» (т. е. «Petrus Primus Imperator», одновременно и «Paulus Primus Imperator») под императорской короной.[426]
В 1856 г. в перечень главных императорских регалий вошла «Маленькая брильянтовая корона»[427], изготовленная для «Ея Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны». Надо заметить, что это ошибка составителя документа, поскольку корона изготавливалась в 1856 г. для жены императора Александра II Марии Александровны. Впрочем, в архивном деле № 1026 эта ошибка была исправлена. Согласно описи корону оценили в 56 608 руб. Как мы уже писали, эта корона понадобилась, поскольку в коронации 1856 г. участвовали две императрицы, вдовствующая и правящая, каждая из которых должна была находиться на помосте Успенского собора Московского Кремля в своей короне.
В последующем новые описные книги составлялись при передаче ценностей от одной камер-фрау к другой (так было в 1864 г.). По описи 1893 г. (сдача дел от одного заведующего Камеральным отделением другому) коронные драгоценности исчислялись 362 предметами.
К этому времени в опись внесли предметы, вошедшие в число коронных бриллиантов по завещанию императрицы Марии Александровны. Императрица умерла в мае 1880 г., а вещи были официально включены в список только в 1888 г., после их переоценки. Это были: диадема с сапфирами и бриллиантами; ожерелье с сапфирами и бриллиантами; брошь-фермуар с сапфирами и бриллиантами; брошь-фермуар с рубином и бриллиантами; шесть бриллиантовых булавок.
В 1885 г. в Камеральное отделение поступили личные драгоценности императора Александра II, хранившиеся в отдельной витрине в его рабочем кабинете Зимнего дворца.
В октябре 1895 г. вскоре после перемещения Бриллиантовой комнаты с третьего этажа Зимнего дворца на первый была произведена новая переоценка драгоценных камней, на основании которой к 1 января 1896 г. были приняты новые описные книги «драгоценных, подарочных вещей». Это была последняя опись императорских регалий и коронных бриллиантов.
В 1913 г. Агафон Фаберже предложил Камеральному отделению Кабинета составить новый каталог (опись) коронных драгоценностей. Николай II дал на это свое принципиальное согласие. К лету 1914 г. были описаны орден Св. Андрея Первозванного, Держава и Скипетр.[428] Но вскоре после вступления России в Первую мировую войну глава Камерального отделения приказал работу прекратить, а драгоценности под охраной отправить в Москву.
Говоря о кладовой № 1, расположенной в Зимнем дворце и традиционно называемой Бриллиантовой комнатой, следует упомянуть и о том, что накануне Первой мировой войны, видимо, было оборудовано новое хранилище для наиболее ценных предметов, составляющих собственность царской семьи и Кабинета. Об этом вскользь упоминает министр финансов В.Н. Коковцев, рассказывая в своих воспоминаниях о событиях лета 1913 г. Тогда Николай II предложил министру осмотреть какие-то «прекрасные хранилища», устроенные «около Петропавловской крепости для хранения всего наиболее ценного, принадлежащего Уделам и Кабинету»[429]. Ни в одном из источников об этих «прекрасных хранилищах», расположенных «около Петропавловской крепости», нет ни одного упоминания. В последние десятилетия клады пытались искать только на территории музея Политической истории – бывшего особняка М.Ф. Кшесинской, расположенного напротив Иоанновского равелина Петропавловской крепости. Кто знает, возможно такие хранилища и были на самом деле?
Опись коронных бриллиантов см. в Приложении 1.
Кладовая № 2. Ювелирные изделия
За короткое время правления Павла I кладовые Камерального отделения значительно пополнились, поскольку с 1797 г. по март 1801 г. на закупку ювелирных изделий было потрачено более 3,5 млн руб. При этом дефицит Кабинета Е.И.В. на март 1801 г. составил 1 339 509 руб.[430]
Если по годам конкретизировать эти колоссальные траты на ювелирные изделия, то по официальным данным с 1796 г. только на подарки по Кабинету было израсходовано[431] (табл. 27):
Таблица 27
Всплески сумм на подарки, как правило, связаны с комплектованием «бриллиантового приданого» для дочерей Павла I. Так, на 1799 г. прошлись две свадьбы дочерей Павла I, поэтому сумма, потраченная на подготовку приданого для великих княжон основательно превысила миллион рублей. Сначала замуж вышла великая княжна Елена Павловна, которая в этом году стала супругой принца мекленбургского Фридриха-Людвига. Затем замуж вышла старшая дочь Павла I, великая княжна Александра Павловна, которая стала женой эрцгерцога австрийского Иосифа.
Результатом этих процессов стало то, что наряду с Бриллиантовой комнатой Зимнего дворца были организованы еще две кладовые, которые носили специализированный характер, то изначально кладовая № 2 Камерального отделения предназначалась для хранения ювелирных изделий, коллекции драгоценных камней и «меховой рухляди». Организационно кладовая № 2 сформировалась к 1805 г., после завершения строительства здания Кабинета близ Аничкова дворца.
Бриллиантовую комнату тогда, в начале правления Александра I, основательно «почистили». В том смысле, что там были оставлены только императорские регалии и коронные бриллианты. Все остальные ценности, включая меховую рухлядь, были переданы в кладовую № 2. Параллельно с этим часть мемориальных ювелирных вещей из Бриллиантовой комнаты была передана на постоянное хранение в коллекцию Императорского Эрмитажа[432]. В середине XIX в. именно эти вещи лягут в основу Галереи драгоценностей Императорского Эрмитажа.
В начале правления Николая I, после смерти двух императриц (Елизавета Алексеевна в 1826 г. и Мария Федоровна в 1828 г.) в кладовую № 2 поступили значительные собрания ювелирных изделий. Так, после смерти императрицы Марии Федоровны (в ноябре 1828 г.) уже в феврале 1829 г. в кладовую № 2 Камерального отделения начали поступать бриллианты, жемчуга и «цветные камни». Эти ценности были завещаны Марией Федоровной в наследство детям дочери великой княгини Елены Павловны, но они были выкуплены Кабинетом за 210 830 руб.[433] Этим была положена одна из «ювелирных традиций» Императорского двора, когда чиновники Кабинета внимательно отслеживали судьбу как раритетных ювелирных украшений, так и целых ювелирных собраний. При первой же возможности, конечно, с санкции правящего императора, эти драгоценности выкупались Кабинетом и поступали в его хранилища. Так постепенно формировалось уникальное ювелирное собрание российских императоров.
По печальной традиции (в сегодняшнем восприятии), сложившейся еще в XVIII в., старые драгоценности воспринимались как некий расходный материал для создания новых, модных украшений. Поэтому драгоценности императриц Елизаветы Алексеевны (ум. в 1826 г.) и Марии Федоровны (ум. в 1828 г.) начали ломать уже в 1831 г., когда по распоряжению Николая I ювелир Ян изготовил для императрицы Александры Федоровны бриллиантовый убор, оцененный в 169 601 руб. Этот «царский подарок» императрица получила по случаю рождения третьего сына – великого князя Николая Николаевича (Старшего).
Поскольку драгоценные вещи в этой кладовой составляли некий переменный фонд, то для оценки покупаемых предметов и камней в штат Кабинета (высочайше утверждено 1 мая 1839 г.) были введены два оценщика драгоценных камней с жалованьем по 1000 руб. в год[434].
Если коротко рассмотреть номенклатуру хранимых изделий по трем указанным позициям (ювелирные изделия, драгоценные камни и меховая рухлядь), то следует начать с коллекций различных ювелирных изделий кладовой № 2.
Прежде всего следует подчеркнуть, что в отличие от коллекции ювелирных изделий кладовой № 1, которую предполагалось хранить «на всю вечность», ювелирные вещи из кладовой № 2, по сути, представляли из себя некий расходный ювелирный материал.
Именно из ювелирных изделий, хранившихся в кладовой № 2 Камерального отделения, формировалось «бриллиантовое приданое» для русских великих княжон, уезжавших после замужества в Европу. Начало этой традиции было положено замужеством старшей дочери Павла I великой княжны Александры Павловны в 1799 г. Тогда стоимость свадебного «ювелирного комплекта» составила 600 000 руб. Приводимый ниже перечень этих драгоценностей наглядно свидетельствует об огромном богатстве российской императорской семьи. Поскольку у Павла I было пять дочерей, у Николая I три дочери и у Александра II одна дочь, можно представить себе, какие колоссальные ювелирные богатства «по традиции прежних лет» уплывали в Европу.
Всем немецким принцессам, приезжавшим в Россию, подбирали достойное бриллиантовое приданое из имеющихся кабинетных запасов. О неких фрагментах этого драгоценного приданого мы можем судить по вещам, выкупленным Кабинетом у великой княгини Анны Федоровны (1781–1860).
Эта невеселая история началась еще при Екатерине II в феврале 1796 г., когда Юлия-Генриетта-Ульрика Саксен-Заафельд-Кобургская вышла замуж за великого князя Константина Павловича, превратившись в великую княгиню Анну Федоровну. Брак не заладился, и сразу после гибели Павла I в 1801 г. великая княгиня уехала из России, превратившись в «соломенную вдову»[435].
В июле 1813 г., когда в Европе еще гремели пушки, Александр I распорядился выкупить у своей невестки ряд бриллиантовых вещей, оцененных ювелирами Кабинета в 70 000 руб. При этом Александр I, узнав об оценке вещей ювелирами, распорядился увеличить сумму выплат до 100 000 руб. Эти деньги начали выплачивать великой княгине с лета 1815 г. имперскими гульденами[436] (табл. 28).
Таблица 28
Бриллиантовые вещи, выкупленные у великой княгини Анны Федоровны
Конкретный материал о том, что входило в «бриллиантовое приданое» дочерей Павла I, мы можем узнать из «Реестра бриллиантовым вещам, принадлежавшим Ея Императорскому Высочеству Государыне Великой Княгине Александре Павловне, эрцгерцогине Австрийской»[437].
Это была трагичная история. В 1801 г. великая княжна Александра Павловна вышла замуж за эрцгерцога Иосифа Австрийского. Брак был заключен по взаимной симпатии, но оказался недолговечным и продолжался всего 15 месяцев. Дело в том, что вскоре после рождения ребенка великая княгиня Александра Павловна умерла от молочной горячки и была похоронена в Австрии. При этом брачный комплект ювелирных изделий в 1803 г. возвратили в Россию. Надо признать, что это был благородный жест, поскольку брачный контракт не предусматривал подобных шагов со стороны мужа в случае смерти жены. Драгоценности с благодарностью приняли.
Впоследствии бо́льшую часть этих драгоценностей пустили либо в лом, либо на комплектование «бриллиантового приданного» для других великих княжон. Приводимый ниже реестр важен потому, что наглядно демонстрирует, как комплектовалось «бриллиантовое приданое» российских великих княжон и как складывалась судьба таких коллекций.
«Реестр бриллиантовым вещам, принадлежавшим Ея Императорскому Высочеству Государыне Великой Княгине Александре Павловне, эрцгерцогине Австрийской»[438] (табл. 29).
Таблица 29
Следовательно, кроме суммы приданого в 1 млн руб. царские дочери увозили из России еще и ювелирные изделия, стоимость которых доходила до 60 % денежной части их приданого. Кроме этого, значительные суммы затрачивались на другие предметы, входившие в номенклатуру приданого.
Любопытно, что эта история имела свое продолжение. Дело в том, что в конце 1850-х гг. Камеральному отделению была предложена эрцгерцогом Австрийским Стефаном коллекция «бриллиантового приданого» дочери Павла I великой княгини Александры Павловны. Чиновники Камерального отделения подняли архивные документы и моментально установили, что предложенные эрцгерцогом драгоценности не входили в список «бриллиантового приданого» русской невесты. Тем не менее, предложенную ювелирную коллекцию решили не упускать, и на уровне Александра II было принято решение о покупке предложенных изделий в рассрочку за 91 010 руб., что и было сделано в довольно тяжелые в финансовом отношении 1858–1859 гг.
Это не единственная ювелирная коллекция, поступившая в Кабинет для последующего использования или переделок.
Еще одна бриллиантовая коллекция была приобретена Кабинетом в 1861 г. у великой княгини Ольги Николаевны, королевы Вюртембергской. Это была длинная история, со своими драмами и сложными жизненными коллизиями.
Великая княгиня Ольга Николаевна (1822–1892) была второй дочерью императора Николая I. Красавица, как и все дочери Николая I, она по ряду причин долго числилась в невестах и вышла замуж последней из дочерей императора только 1 июля 1846 г., когда ей шел двадцать пятый год. Как и все дочери императора, она получила в приданное 1 млн руб., «бриллиантовое приданое» и еще множество вещей «на хозяйство». Ее мужем стал наследный принц Вюртембергский, впоследствии король Карл I.
Вюртемберг в середине XIX в. представлял собой обычное карликовое королевство на юго-западе Германии, площадью около 20 000 км2. Это была конституционная монархия, одна из тех, что возникали в Европе после наполеоновских войн. Однако и там были свои карликовые потрясения, часть которых пришлась на 1848 г.
Брак Ольги Николаевны с Карлом I оказался бездетным, поскольку, как говорили злые языки, принц больше внимания уделял своим адъютантам, чем молодой жене. В Германии Ольга Николаевна, королева Вюртембергская, много занималась благотворительностью, в частности, много способствовала развитию Общества Красного Креста. На свои средства она построила и православный храм.
История с «бриллиантовым приданым» великой княгини началась через два года после свадьбы Ольги Николаевны, когда в 1848–1849 гг. великая княгиня под залог своего « бриллиантового приданого» взяла в долг у отца огромную сумму в 439 667 руб. (800 000 рейнских гульденов). Собственно, занимал деньги у тестя принц Вюртембергский, они ему требовались на строительство новой виллы.
Николай I дал деньги зятю именно в долг и под 5 % годовых. Документы по передаче денег были подготовлены юристами. С одной стороны, четко оговаривались сроки перевода денег в Вюртемберг[439]. С другой, оговаривался механизм и сроки погашения долга[440]. 2 сентября 1848 г. Николай I лично распорядился перевести 150 000 руб. на имя Ольги Николаевны «из удельной суммы».
Примечательно, что получение займа из России великая княгиня использовала в 1848 г. для того, чтобы перевести обратно в Россию свои личные средства, поскольку «при нынешних смутах в Германии это представлялось самым верным и благовидным средством перевода сего капитала сюда»[441]. Вывезла в Петербург Ольга Николаевна и свои драгоценности.
Ситуация в Германии была такой сложной, что осенью 1849 г. Ольга Николаевна повелела «не отправлять сюда оставшихся в Санкт-Петербурге вещей до будущего лета». В это время великая княгиня, живя у родителей в России, начала выводить из Вюртемберга оставшиеся собственные деньги[442].
Пока был жив император Николай I, долг с Ольги Николаевны не требовали, но проценты по сумме продолжали увеличивать долг. Однако на рубеже 1850–1860-х гг., когда Россия оказалась в тяжелейшем финансовом положении, старший брат, император Александр II дал сестре понять, что долг пора возвращать. Тем более что после смерти в 1860 г. императрицы Александры Федоровны Ольга Николаевна получила часть бриллиантового наследства матери (о том, как братья и сестры делили ювелирную коллекцию матери, будет сказано ниже. – Авт.).
13 февраля 1861 г. великая княгиня Ольга Николаевна в личном письме к министру Императорского двора В.Ф. Адлербергу писала: «Долг этот был для нас с каждым годом более тягостен, и я, получив теперь наследство от любезнейшей Моей в Бозе почившей Родительницы Императрицы Александры Федоровны, решилась с согласия моего супруга, не ожидая определенного срока, предложить уплатить ныне же часть этого долга, жертвуя на это доставшиеся мне бриллианты… Прошу Вас доложить об этом желании моем Государю Императору и испросить разрешение Его Императорского Величества принять в уплату… по произведенной в Кабинете оценке»[443]. Отметим, что на 1861 г. из долга, взятого в 1848 г., не было уплачено ни копейки и на февраль 1861 г. сумма долга составила 692 470 руб. Из них сумма «набежавших» процентов составила 251 911 руб.
Видимо, так уж совпало, что 19 февраля 1861 г. Александр II подписал знаменитый Манифест об отмене крепостного права, а 23 февраля 1861 г. по высочайшему повелению «приняты были от Ея Величества Королевы Вюртембергской Ольги Николаевны на погашения долга Департаменту Уделов в 800 000 рейнсгульденов бриллиантовые вещи на 439 667 руб.».
Подчеркнем, что Александр II высочайше повелел «передать сии бриллианты в Кабинет… без взыскания на оную процентов». При этом ювелирное наследство Ольги Николаевны составило 439 667 руб. сер.
Эта сумма складывалась из полученных в наследство от матери 387 драгоценных предметов на 397 342 руб. Поскольку этого было недостаточно, то великая княгиня доложила «собственных Ея Высочества вещей»: диадема с 9 опалами – 20 648 руб.; склаваж с 9 рубинами – 14 518 руб.; звезда ордена Св. Екатерины – 3488 руб.; серьги с рубинами балле – 1969 руб.; серьги с опалами – 742 руб.; пряжка с 1 бриллиантом и мелкими изумрудами – 960 руб. Всего на 439 667 руб.[444]
Конечно, Александр II обставил возвращение долга с максимальной мягкостью. Так, на эти почти полмиллиона рублей был образован неприкосновенный капитал «за вещи, принятые от королевы Вюртембергской Ольги Николаевны»[445], проценты с которого пошли на выплату долга. Этот ход теоретически предполагал, что драгоценности могут быть в конечном счете через много лет возвращены Ольге Николаевне. Видимо, брату было неудобно просто забрать драгоценности в казну.
В 1862 г. император Александр II выкупил драгоценности из Департамента уделов, передав тому лесные дачи (т. е. лесные участки) Императорского фарфорового и стеклянного заводов, оцененные в 240 259 руб., «в замен коих отобраны в собственность Кабинета из числа принятых на такую же сумму вещей, и за тем оставшиеся вещи на 195 612 р. считать без процентных долгов Кабинета, погашая оный по мере употребления в расход вещей»[446].
Говоря о «золотых и бриллиантовых вещах» королевы Вюртембергской, мы имеем редкую возможность не только представить детальную номенклатуру «бриллиантовой части приданого» русских великих княжон периода «апогея самодержавия», но и проследить дальнейшую судьбу выкупленных вещей.
В первую очередь императрица Мария Александровна лично проинспектировала ювелирную коллекцию и отобрала для себя ювелирные изделия на весьма скромную сумму в 1068 руб. Кроме этого, она использовала в качестве подарков ценности на сумму в 2727 руб.
Судя по этой инвентарной книге, «по резолюции 19 июня 1861 г. за № 397», были «записаны в приход» по кладовой № 2 Камерального отделения 127 ювелирных изделий на общую сумму в 435 872 руб.[447] Этот список уникален, потому что по нему четко отслеживается судьба большой ювелирной коллекцией, которая безжалостно превращалась с лом по «резолюциям Кабинета». Поскольку списки подобных тщательно подобранных ювелирных коллекций крайне редки, то мы позволим себе привести его целиком (табл. 30):
Таблица 30
Как видно из этого списка, состав свадебной ювелирной коллекции включал в себя многочисленные серьги, пряжки, ордена, склаважи, диадемы, браслеты, колье, булавки, венки, солитеры, камни в розах, букеты, веера, бандю, банты, стрелы и шатоны.
Таким образом, мы имеем возможность сравнить две бриллиантовые коллекции, укомплектованные в различные годы. Следует иметь в виду, что эти коллекции, вне всякого сомнения, с любовью подбирались матерями-императрицами. В 1801 г. это была императрица Мария Федоровна (в девичестве принцесса Вюртембергская) и императрица Александра Федоровна. Кроме этого, следует иметь в виду изменившийся масштаб цен при оценках суммарной стоимости приданого и отдельных вещей. После наполеоновских войн в России шли значительные инфляционные процессы, которые заставили в 1839–1840 гг. пойти на финансовую реформу, в результате чего дореформенные ассигнации были заменены серебряным рублем в масштабе 1 руб. серебром = 3 руб. ассигнациями. Также следует иметь в виду, что коллекция 1801 г., видимо, сохранилась полностью, поскольку была возвращена в Россию уже в 1803 г. Коллекция же драгоценных вещей, переданных в Кабинет в 1861 г. Ольгой Николаевной, сформировалась случайным образом в результате дележа по жребию ювелирного наследства императрицы Александры Федоровны (табл. 31).
Таблица 31
Прежде всего бросается в глаза широкая номенклатура ювелирных изделий, более 40 позиций. Далее обращает на себя внимание то, что у дочери Николая I «бриллиантовое наследство» более значительное и по количеству предметов, и по их разнообразию со всевозможным вариациям. Это было связано с тем, что рубль приданого времен Николая I по факту «весил» в 3–5 раз больше, чем рубль времен Александра I, поскольку после денежной реформы 1839–1840 гг. ассигнации пересчитали на серебро.
Далее список со всей очевидностью показывает довольно быстрое изменение женской ювелирной моды. При этом, если ювелирные букеты и прочая «флора» были в моде вплоть до начала XX в. (вспомним ювелирные букеты мастеров фирмы К. Фаберже), то аграфы и опахала к середине XIX в. совершенно выходят из моды, как и бриллиантовые эполеты. Также выходят из моды массивные ювелирные комплекты под названием «уборы», которые составляли основу многих ювелирных коллекций XVIII в. Вообще надо заметить, что «бриллиантовая составляющая» в приданом Александры Павловны звучит более отчетливо, чем в многоцветном (по разнообразию камней) приданом Ольги Николаевны. Это вполне объяснимо, поскольку, повторим, бриллиант был главным камнем «бриллиантового» XVIII в.
П. Деларош. Портрет графини С.Л. Шуваловой
Далее стоит отметить, что к середине XIX в. часы превращаются в достаточно обыденную вещь и их перестают включать в приданое.
В качестве более скромного примера приобретения ювелирных коллекций Кабинетом Е.И.В. можно привести историю с покупкой ювелирной коллекции графини Софии Львовны Шуваловой, урожденной Нарышкиной. Эта история интересна по ряду соображений. Прежде всего, мы можем увидеть, что конкретно входило в ювелирную коллекцию знатной придворной дамы. Дело в том, что в мемуарных свидетельствах, как правило, упоминается только о «блеске бесчисленных камней», но деталей, естественно, нет. Кроме того, в этой истории присутствуют детали того, как Кабинет приобретал коллекции ювелирных вещей у стремительно нищающего дворянства в период великих реформ Александра II.
История эта началась в мае 1867 г., когда графиня С.Л. Шувалова предложила Кабинету приобрести, «если возможно, для Кабинета Его Величества», ее коллекцию «бриллиантовых и золотых вещей». Чиновниками Камерального отделения по получении вещей была проведена их оценка[448] (табл. 32):
Таблица 32
Как мы видим, чиновники брали все, за исключением одной незначительной по цене вещи – № 29 «Брошь с бриллиантами: всевидящее око» за 244 руб. Коллекция драгоценностей стоила 38 958 руб. При этом рачительный министр Императорского двора В.Ф. Адлерберг, прекрасно понимая, что никто коллекцию оптом не купит, «дал добро» на покупку коллекции только за 34 000 руб. Надо добавить, что финансовую сторону сделки курировал всесильный при Александре II начальник Контроля Министерства Императорского двора барон Карл Карлович Кистер. 29 мая 1867 г. он направил записку чиновнику Камерального отделения Николаю Михайловичу Петухову с вопросом: «Выгодно ли было бы для Кабинета Его Величества приобретение бриллиантовых вещей, доставленных 12 мая от г. Министра Императорского Двора и оцененных в Кабинете в 38 958 руб.»[449]. Петухов немедленно известил барона о том, что «бриллиантовые вещи оценены близко к существующим ныне в торговле ценам на драгоценные камни и приобретение их для Кабинета Его Величества, по оценке, для него было бы небезвыгодно»[450].
В результате у графини С.Л. Шуваловой за 34 000 руб. были приобретены 34 «бриллиантовых и золотых предмета». При этом чиновники Кабинета, сами оценив вещи в 38 958 руб., уплатили графине только 34 000 руб. Соответственно, незатейливая «маржа» Кабинета на этой не очень хлопотной сделке составила 4958 руб.
Следует также иметь в виду, что предметы для ювелирной коллекции Кабинета покупались с большим разбором. Для иллюстрации этого утверждения приведем короткую историю, относящуюся к лету 1890 г. Началась она после того, как весной 1890 г. на ювелирный рынок Берлина поступили драгоценности одного из умерших членов германской императорской семьи (в документах упоминается «кайзер Пауль»). Российский посол в Берлине П.А. Шувалов немедленно известил Петербург о готовящейся распродаже драгоценностей (телеграмма от 7 мая 1890 г.). В ответ последовало распоряжение министра Императорского двора графа И.И. Воронцова-Дашкова прислать по возможности драгоценности в Петербург или, на худой конец, их фотографии. П.А. Шувалов выполнил просьбу министра, и уже 30 мая в Петербург был доставлен из Берлина «ящик с ценностями». Видимо, все ценности выслать не удалось, поэтому к ящику были приложены три фотографии. Судя по приложенной описи, в ящике было 5 предметов на общую сумму в 509 960 германских марок[451]. Эти бриллиантовые вещи были представлены министром Двора Александру III в петергофской Александрии 2 июня 1890 г. Однако императору они «не пришлись», и вопрос о «приобретении этих ценностей оставлен без последствий»[452].
Поскольку на приобретение камней и ювелирных изделий требовались крупные суммы, то с XVIII в. сложилась определенная практика отпуска средств на различные закупки для кладовых Камерального отделения. Так, до 1885 г. в распоряжении Камерального отделения было несколько специальных капиталов или кредитов на приобретение разного рода вещей. Эти капиталы были обозначены в ведомости, составленной после смерти Александра II в 1881 г.: «Приданный» капитал особ императорской фамилии (в 1881 г. – 1 463 772 руб.) и «Неприкосновенный» капитал для покупки бриллиантов (в 1881 г. – 338 262 руб.). Кроме этого, расходы по пожалованию архиерейских облачений, церковной утвари и почетных кафтанов покрывались за счет ежегодно вносимых в смету Кабинета особых кредитов. Выплаты по другим статьям расходов относилась на особую сумму, из которой до 1883 г. отчислялось ежегодно 225 000 руб. С 1885 г. в смету Кабинета ежегодно стал вноситься кредит в 150 000 руб. на подарки разного рода, покупку драгоценных вещей и камней и на все расходы по кладовым. Этот порядок сохранялся до 1917 г.
Эвакуация ценностей Камерального отделения Кабинета Е.И.В. в 1914–1917 гг.
19 июля 1914 г.[453] Германия объявила войну России. Уже 4 августа 1914 г. русские войска Северо-Западного фронта перешли в наступление в ходе Восточно-Прусской операции. Однако поражение русских армий привело к тому, что к 2 сентября 1914 г. германские войска отбросили 1-ю русскую армию за реку Неман. Это было первое поражение русской армии в Первой мировой войне.
Поскольку столица империи находилась в относительной близости от района военных действий, то на высочайшем уровне было принято решение об эвакуации императорских регалий и коронных бриллиантов из хранилищ Камерального отделения Кабинета Е.И.В. Это было вполне оправданное решение, ибо речь шла не просто о бриллиантах и каратах, а о важнейших символах власти императорской России.
После этого решения драгоценности были уложены в специальные сундуки и эти восемь сундуков в сопровождении Помощника заведующего Камеральной частью Бантышева были отправлены (21–23 июля 1914 г.) по Николаевской железной дороге в распоряжение Московского дворцового управления. 24 июля 1914 г. восемь прибывших из Зимнего дворца сундуков, в которые были упакованы коронные драгоценности, принял хранитель Оружейной палаты Московского Кремля В.К. Трутовский. В числе восьми сундуков, вывезенных из Петербурга, были два сундука с коронными драгоценностями без номеров. В сундуках № 4 и № 5 находились упакованные родословные книги и документы.
Кроме восьми сундуков с ценностями из Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца были и другие сундуки, куда поместили наиболее значимые ценности из кладовой № 2. Так же в сундуках вывезли и ценности, принадлежавшие семье Николая II на правах личной собственности. В сундуке № 9 находились вещи запаса кладовой Камеральной части и драгоценности великих княжон, дочерей Николая II, а в сундуках № 12, № 13 и № 14 – вещи от камер-фрау М.Ф. Герингер и ковчег от фамильных документов. Все эти сундуки были помещены в Оружейной палате вместе с другими ящиками с эвакуированными ценностями Камерального отделения, поступившими в распоряжение Московского дворцового управления.
Пока в этой истории все правильно и логично. Единственное, что вызывает вопросы, так это лихорадочная поспешность эвакуации. Дело в том, что к этим восьми сундукам не прилагалось никаких описей или акта передачи[454]. Это противоречило всем инструкциям, поскольку речь шла о перемещении важнейших предметов, за хранение которых отвечало Камеральное отделение. Еще раз напомним, что война с Германией началась 19 июля, а уже 24 июля императорские регалии и коронные бриллианты оказались в Москве. За эти несколько военных дней ни о какой угрозе Петербургу не могло быть и речи. Кстати говоря, в 1941 г. подобное решение об эвакуации ценностей Оружейной палаты Московского Кремля в Сибирь также было принято в первые дни Великой Отечественной войны.
До 1917 г. эти ящики несколько раз вскрывались. К ним по распоряжению Управляющего Кабинетом допускались только два человека: помощник заведующего Камеральным отделением Бантышев и камер-фрау императрицы Александры Федоровны Мария Федоровна Герингер. При этом никаких письменных распоряжений не давалось и все делалось по словесному распоряжению императрицы. Сундуки вскрывались в 1915–1916 гг., для того чтобы достать из них те или иные драгоценности.
Когда в марте 1917 г. Николай II подписал отречение, то все Романовы были весьма озабочены судьбой своих «пакетов» и «ящиков», хранившихся в кладовых Камерального отделения Кабинета. Поэтому летом 1917 г. о Камеральном отделении часто упоминалось в приватных беседах, и в официальной переписке Романовых. При этом Камеральное отделение Кабинета Его Императорского Величества было официально ликвидировано одновременно с ликвидацией самого Кабинета 26 февраля (1 марта) 1918 г.
После Февральской революции 1917 г. и отречения Николая II Временное правительство среди огромного количества первоочередных вопросов, требовавших безотлагательных решений, озаботилось и судьбой ценностей, хранимых в Камеральном отделении Кабинета. Поэтому уже 17 марта 1917 г. Канцелярия бывшего Министерства Императорского двора по приказанию комиссара Временного правительства потребовала немедленно «сообщить… подробные и самые точные описи находящегося в подведомственных бывшему Кабинету Его Величества установлениях ценного, художественного и иного имущества, составляющего личную собственность бывших Государынь императриц, детей быв. Императора и членов быв. Императорского Дома»[455].
Наряду с составлением списков «личной собственности» была составлена «Ведомость драгоценным вещам, находящимся в кладовой бывшего Кабинета Его Императорского Величества». Полная инвентаризация драгоценных вещей закончилась летом 1917 г. В указанной ведомости перечисляется огромное количество различных ювелирных изделий с разницей цен в тысячи рублей. Например, в Кладовой хранилось 4 фельдмаршальских жезла стоимостью в 2500 руб. каждый; пять обер-камергерских ключей стоимостью от 2605 до 3300 руб.; 143 сабли с надписью «За храбрость» стоимостью от 1000 до 1500 руб.; 17 орденов Св. Андрея Первозванного и 41 комплект орденских знаков этого же ордена для «не христиан» стоимостью 5186 руб. каждый. Там же хранились знаки для статс-дам (от 5000 до 5400 руб.) и фрейлин (от 250 до 620 руб.). Бесчисленные посохи, панагии, кресты на клобуки, крестильные крестики (по 16–19 руб.), миниатюры, медали, медальоны, настольные, табакерки, перстни, булавки, портсигары, запонки и даже бинокли призматические (по 63 руб.).
Хранились в кладовой Камеральной части и уникальные вещи штучной ювелирной работы. Например, такие как «Диадема, украшенная бриллиантами», стоимостью в 51 268 руб. или «Диадема лучистая, украшенная бриллиантами», стоимостью в 35 700 руб. К сожалению, в этой ведомости приведены только названия ювелирных изделий и их стоимость без всяких дополнительных описаний. Но и этот сухой бухгалтерский список впечатляет, как впечатляет и итоговая цена всех этих предметов, составившая 1 484 068 руб. 47 коп.[456]
Обер-гофмаршал П.К. Бенкендорф (справа). Ливадия. 1912 г.
Судьбой императорских сокровищ озаботилась и демократическая интеллигенция. Вскоре после Февральской революции 1917 г. была создана «Комиссия по делам искусства» во главе с М. Горьким, впоследствии преобразованная в «Особое совещание по делам искусств при комиссаре Временного правительства». В подчинении этого «Особого совещания» оказалось бывшее Министерство Императорского двора[457].
В сентябре 1917 г. по просьбе владельцев драгоценностей – «граждан Романовых» – организовали ревизию предметов, пакетов и ящиков, хранившихся в кладовых Камерального отделения. Это процедура оказалась довольно сложной, поскольку значительная часть ценностей после начала Первой мировой войны находилась на хранении в Москве.
Начало данной проверки отчасти связанно и с тем, что 1 августа 1917 г. семью Николая II вывезли из Петрограда в Тобольск. В середине сентября 1917 г. бывший обер-гофмаршал Императорского двора П.К. Бенкендорф, представлявший финансовые интересы семьи императора, отправил комиссару Временного правительства над бывшим Министерством Императорского двора Ф.А. Головину письмо, к которому приложил список «сданных в разное время в Камеральный отдел бывшего Кабинета Его Величества драгоценностей, принадлежащих бывшей императрице Александре Федоровне.., расписки в получении которых находятся у бывшей камер-фрау М.Ф. Герингер». В письме была обозначена не только принципиальная позиция по вопросу о собственности на хранящиеся ценности: «За исключением коронных бриллиантов все эти предметы составляют частную собственность бывшего Государя, бывшей Императрицы…», но и просьба: «По поручению владельцев покорно прошу хранить их в Камеральном Отделе бывшего Кабинета Его Величества до того времени, когда возможно будет получить их обратно»[458].
Ф.А. Головин. Комиссар Временного правительства над бывшим Министерством Императорского двора. 1917 г.
Следует подчеркнуть, что ни А.Ф. Керенский, ни В.Ф. Головин не возражали против такой постановки вопроса, признав, что все ценности действительно принадлежат Николаю II и членам его семьи. Дальнейшая переписка между Бенкендорфом и Головиным была посвящена исключительно уточнению списка хранимых ценностей. Последними письмами они обменялись в октябре 1917 г., буквально за неделю до того, как большевики взяли власть в свои руки, чем и поставили точку как в дискуссиях по перечню ценностей, так и по вопросу об их принадлежности.
После подавления попытки государственного переворота генералов во главе с Верховным главнокомандующим Л.Г. Корниловым в августе 1917 г. и большевизации Советов, которые начали готовить свой государственный переворот, руководство Кабинета поставило перед Временным правительством вопрос о необходимости срочной эвакуации всех ценностей, хранимых в Камеральном отделении, из Петрограда в Москву. Временное правительство согласилось с аргументами руководства Камерального отделения, после чего началась практическая подготовка к эвакуации огромных ценностей.
Возвращаясь на сто лет назад, следует вспомнить, что в последний раз эвакуация ценностей Кабинета осуществлялась в 1812 г. Повеление Александра I об эвакуации ценностей состоялось после того, как войска Наполеона 2 сентября 1812 г. вошли в Москву, откуда так и не успели вывезти колоссальные ценности, собиравшиеся на протяжении веков. Прецедент учли, и уже 11 сентября 1812 г. Управляющий Кабинетом в документе с грифом «Секретно» подготовил предложения по эвакуации ценностей Кабинета из Петербурга.
В документе предлагалось подготовить к эвакуации из Петербурга, во-первых, «денежную казну» – 160 000 червонных (так в документе. – Авт.) и 1 500 000 серебром. Во-вторых, к эвакуации готовились «разные вещи из III Отделения Кабинета». В-третьих, «вещи, назначенные в приданое великим княжнам Марии Павловне и Екатерине Павловне и назначенные Анне Павловне». Кроме этого, эвакуировались именные указы и архив императора Петра I.
Ценности и документы были оперативно упакованы. «Денежную казну» перевозили в опечатанных бочонках: 300 бочонков с серебром и 4 бочонка с золотом. Всего 304 бочонка. Перечень «разных вещей» удивляет своим подбором. Складывается такое впечатление, что вещи паковались те, до которых дошли руки. Только этим может быть объяснено соседство «восьми небольших портретов Императорской Фамилии в бронзовых рамах» и «17 бутылок французской водки». Кроме этого, в перечне значатся различные медали, трости с набалдашниками (10 шт.), четыре пистолета «с приборами», «сабля золотая с жемчугами» и «три куска голландского полотна», уложенные рядом с 25 вилками. Эвакуировалась и «меховая рухлядь»: соболя якутские, тобольские и камчатские. Все это было погружено на три судна «под командою флота лейтенанта Дурасова[459]». Лейтенант плыл очень неспешно, несмотря на то, что навигация по Неве уже заканчивалась. 19 сентября 1812 г. суда остановились на стоянку на Неве (у мызы Пелла). Затем, пройдя через Ладогу по Ладожскому каналу, «золотые» корабли вышли в Свирь и, пройдя через Лодейное поле и Олонец, оказались в Онежском озере. Там дошли до города Вытегра и встали на зимовку. Поскольку зима оказалась суровой, а на кораблях было строжайше запрещено держать даже «малейший огонь», то лейтенант принял решение разгрузить корабли и хранить драгоценный груз под караулом в местном Гостином дворе. При разгрузке выяснилось, что значительная часть груза (бумаги и меха) пострадали от сырости. Лейтенант, следуя инструкциям «доносить с каждою почтою о состоянии вверенных… сокровищ», регулярно отчитывался перед Петербургом. Весной 1813 г. вывезенные ценности возвратили в кладовые Кабинета[460]. После этого вплоть до 1914 г., а затем до сентября 1917 г. ценности Камерального отделения Кабинета оставались в Петербурге.
15 сентября 1917 г. спецпоезд «для нагрузки эвакуируемого из Петрограда в Москву ценного имущества б. Дворцового ведомства» был подан к 8 часам утра на товарную станцию Николаевской железной дороги. Эвакуируемые ценности быстро погрузили и к концу сентября 1917 г. их уже разместили в кладовых Оружейной палаты Московского Кремля под надежной охраной[461].
Подводя итоги главы, можно констатировать, что жесткая, законодательно оформленная система материального обеспечения членов императорской семьи формировалась двумя высочайшими указами 1797 и 1886 гг. Согласно этим указам определились не только суммы ежегодного «жалованья» членов императорской фамилии соответственно их месту в семейной иерархии, но и источники финансирования – Государственное казначейство и Департамент уделов. Кроме этого, в 1886 г. разросшаяся императорская семья была разделена на две категории: великих князей и княгинь и князей и княгинь императорской крови, что также было связано с корректировкой в иерархии семейного «жалованья».
Во-вторых, «установления», связанные с повседневным обслуживанием императорской семьи, были в 1826 г. сведены в мощную структуру – Министерство Императорского двора, через которую проходили колоссальные финансовые потоки, оборачивавшиеся тем, что назвалось блеском и пышностью Российского Императорского двора.
В-третьих, одним из зримых символов превращения Московского царства в Российскую империю стал комплекс коронационных регалий, который сформировался на протяжении XVIII в. не только усилиями придворных ювелиров, но и политиков. Сама же процедура коронации впитала в себя как традиции Московского царства, так и новые имперские политические реалии.
В-четвертых, при Императорском дворе возникают структуры, которые профессионально занимались производством и хранением колоссальных ценностей, являвшихся зримыми символами мощи Российской империи. В рамках этих структур возникла иерархия должностных лиц, которые несли персональную ответственность за эти ценности. Кладовые (№ 1, № 2, № 3) Камерального отделения Кабинета Е.И.В. становятся главными центрами концентрации этих колоссальных богатств.
В-пятых, формируются жесткие нормы и традиции высочайших пожалований, которые были зримыми символами признания профессиональных успехов высших сановников империи в глазах правящего императора и членов его семьи.